Толпа стояла прямо у ворот:
"Застава, ну-ка - в штык! Прогоним гадов!" -
прокаркал из окна майор Ипатов,
и стал звонить в столицу генералу.
Вдали ревели несколько волов,
которые, наверно, горевали
по августу, что бредил на исходе.
Майор бубнил: "Как скажете! Колоть?
Толпа явилась затемно, в исподнем!"
Сержант проинспектировал солдат,
по очереди спрашивая - зол ли?
Он слыл неповоротливым, но зорким
(а многие твердили - не жилец он!).
Мешала горьковатая слюна:
"Напомню, вы - не дети Назарета,
а дети генеральского состава.
Война по умолчанию сильна:
любого может запросто состарить".
Ипатов был растерянный (рука
чесала отвисающие муди):
не каждый генерал в столице мудр,
но Хлопов переплюнет даже чёрта.
"Ко мне, солдат, - сержанта-дурака!
Скорей, сказал, сержанта Долгачёва!" -
а сам протараторил: на-шты-ки-их!
Майор был очень болен - догорал,
поэтому взял банку с нашатырным.
"Придётся класть тела за нужники,
а после всех бегом - в медпункт к Полине:
та выдаст разведённые пол-литра
на каждого солдата - пусть нажрутся.
Начальство приказало - на штыки!
Неси для устрашения наш рупор!" -
майор укутал банку в полотенце,
захлопнул дверь и замер: "Мужики,
неужто в общем гаме - плач младенцев?"