Не отпущен виною навьюченной,
Не отмерен твой шаг в то окно,
Появился из двери, что мученик,
Крестовина и гроб заодно.
Завертелась в портьере вся будущность,
Беззаконен, в погонях, грехах,
На ладонях извилин отпущенных,
Не воскреснуть, не жить в второпях.
И мерещится дрожь панорамная,
На дремучем урочище вдоль,
Пробуждая сумятицу раннюю,
Огороженный, тесный забор.
Оглашая словесное щёлканье,
Отголосками тайных бесед,
Чересчур в темноте той закованный,
В кожуре, где уж выхода нет.
Ты один, весь судьбою очерченный
В неизвестность, в тумане, не зги,
По живому, по пяди приметное,
Прятать негде свои же шаги.
Воздух грустью пронизанный заживо,
Застывая на сгустках тиши,
Опустение в мыслях, боль нажита,
И вокруг ни одной ни души.
Тот же свет, и вселенная в копоти,
В паутине опущенных штор,
Где насмешек матёрых и хохота,
Раздувая лоскутный костёр.
Где дорога сметающим облаком,
Всех шинкует, сметает в овраг
Под гудящий разбуженный колокол,
Где бесчисленных множество плах.
Где конец в той дубраве иль рощице,
Иль теряясь сквозь запах сосны,
Где проломано, может, на мощено,
Где сгоревших лишь кости видны.
Вдалеке, где уже так бессмысленно,
Обрывается чей ни-будь след,
Тяжкий крест, прошлогоднее мысленно,
И унылость на тысячу лет