-1-
То, чему учит жизнь к окончанью года:
что от судьбы остается одна погода,
что мороз сильней, чем любая новая мода -
ибо слой рейтуз побеждает любой изгиб;
что один белый шум неизбежно займет экраны,
как уже происходит в черном проеме рамы;
что - подведем итоги короткой программы -
очень быстро темнеет: чуть встал, и уже ни зги.
Перенимая пост, из будущих мест, столь ближних,
прорастая в плоть, пробуждаясь, гудит булыжник.
Не от него ли бежит неуемный лыжник?
И мы вместе упрямо верим, что жизнь не врет -
добрый Санта из черной стужи приедет с новым
счастьем сложить под елкой для нас назло вам.
Но даже мишки уже уснули в своем сосновом -
лежа в снегу, как мышки вмерзая в лед.
-2-
Заползем же в берлогу ровно, закроем глазки.
Как хорошо, что зима залепляет краски!
Повезет - проспишься от Рождества до Пасхи.
Клейкий мрак под веком сладко зальет углы -
и ложится пустыня снов снежно-белой картой...
Но потом там мелькает что-то... какие-то тени, нарты -
может, это весну везут, поспешая к марту,
из полночных стран? Но поди разбери из мглы.
Или это за Сантой вслед, по сугробам толкая полоз,
не смыкая глаз, спотыкаясь в снегу по пояс,
по этапу уходят души - держа на полюс,
в новый дом-коммуну, навеки теперь семья...
Но пока гадаешь, в самой последней сказке
остается одна смешная собачка хаски
и за собою тянет сквозь ночь салазки,
а на салазках еду куда же я
-З-
Еще лед загудит по реке отрываясь с треском.
Изойдется ночь куличами и ходом крестным,
пустоту прорезая кличем, что все воскреснем -
да уже не найдешь ушей, чтоб услышать весть.
На третий день под колокольный гомон
встанет господь Топтыгин от зимней комы
и побредет задами до чащ знакомых
в мир без добра и зла, в свой бессмертный лес.
Еще унося в себе как чужие части
какие-то клочья речи, лики, картинки страсти,
блики души, отметки неместной масти -
все что наснила вечная ночь в снегу.
Но уже забывая с каждым летучим шагом
морок сознанья, оставшийся в клетках шлаком -
непроницаем нюху, мозгам и лапам,
просто невнятный фон, реликтовый гул.
-4-
Гул это я. Это ты. И все то, что с нами
было, пока мы кружились ничьими снами
в призраках улиц, куда нас светить послали -
шляться впотьмах, смеяться, шептать "увы",
падать в сугробы, в ноги, месить постели -
превращаться в пустое место, в предмет потери.
Мишка в лесу замирает, почуя в теле
ужас истока, сладостный зов судьбы
Уже прозревая - счастье, мольбу, тоску. И
ночь Рождества, расцвеченную Тверскую,
где у метро стою в человечьей шкуре,
и ты, убегая, таешь в клочках огней.
Мишка во мне. И мышка. И лет мильоны -
молнии жизни бьют в первичном бульоне -
здесь навсегда глядят тебе вслед влюбленно.
И звезда проступает, и Санта гонит коней.