« Прости меня» - едва касалось слуха,
Мешались мысли, порождая страх.
Слова любви беспомощною мукой
Застыли в обескровленных губах.
У ложа смерти преклонив колени,
Где угасал её кавалергард,
Императрица мраморною тенью
Переносилась в памяти назад.
Всего два года, как из тьмы забвенья,
Её он вызволил огнём души.
Был полон страстности и преклоненья,
И ночи были чудно хороши!
Ушла из сердца горькая отрава,
Отверженным знакомая сполна.
И расцвела как вешняя дубрава
При муже нелюбимая жена.
Глаза сияли словно ночью свечи,
Когда был рядом смелый командир,
Сводил с ума наброшенный на плечи,
Парадный, с эполетами, мундир!
А по утрам, пока трава сырая,
Не видно в дымке утренней ни зги,
Легко по сонной тропке пробегая,
Стихали вдалеке его шаги.
Никто не говорил ей слов нежнее,
Никто так предан не был ей как он.
Слетело чувство к ним как наважденье,
Как изумительный, но краткий сон.
Рукой убийцы подло поражённый,
Лежал он тихо, выбившись из сил.
Бедой неотвратимой оттенённый
Любви и сострадания просил.
Прекрасный локон и кольцо златое
Ему Елизавета отдала.
И жизнь свою, забыв про всё святое,
В час роковой в безумии кляла.
Хоть в рубище ты жалком, хоть в короне -
Чем крепче любишь, дай лишь только срок,
Но, словно неизбежность узаконил,
Готов отнять любовь жестокий рок.
Есть место в Александро-Невской лавре.
Здесь ротмистр Охотников лежит.
Заботливой рукой над ним поставлен,
Искусно обработанный гранит.
Под мощным дубом, молнией сожжённым,
Младая дева возлежит, скорбя,
В руках сжимая урну удручённо,
К могиле светлый лик оборотя.
Летят года, за ними и столетья:
Стоит незыблемой скалой гранит.
Он столько слёз и столько откровений
Святой любви торжественно хранит…