Печёнкин дворянином не был!
Прапрадед был из крепостных,
Три буквы он писал, не небыль
На стенах и в местах, иных!
И он Онегиным не стал бы
И Ленским тоже б быть не смог!
Образованьем не блистал он –
Обычный, сельский паренёк!
В деревне, что за воспитанье?
В ней жизнь трудна, силён порок!
И, коль принять – то во вниманье,
То будет жизненный урок!
Да, труд тяжёлый – деревенский,
Груб жизненный уклад, жесток!
Откуда может взяться Ленский,
С душою нежной, как цветок?!
Читатель скажет: а Есенин?
Он был простой крестьянский сын!
Но, ведь Есенин – исключенье
И знает – то лишь Бог один!
Деревня при царе и ныне,
Да разве можно их сравнить?!
Деревня в СССР – «пустыня»,
Могла ль Есенина родить?
Деревню не хочу обидеть,
Мы родом все из деревень!
Но невозможно не увидеть,
Что быт на всех бросает тень!
Что молодых влечёт вниманье,
К чему стремятся дочь, иль сын?
То – при царе образованье.
А ныне цель – амфитамин!
Печёнкин был неглупый малый,
Он отличался хитрецой,
Но, вот крестьянское начало
Не сочеталось в нём с ленцой!
Да и не мог он быть лентяем,
Лентяй в деревне - есть порок!
Лентяй в деревне узнаваем
И жизнь его – ему не впрок!
Итак, Печёнкин рос в деревне,
В России, что без СССР,
Был род его крестьянский, древний,
Потомок рода – наш премьер!
Не знал он голода 30х,
Не знал ужасных, тех времён!
Не знал «костюмов», полосатых,
Был с той деревней незнаком!
Печёнкин не был пионером,
«Всегда готов!» не говорил,
Он не был никому примером,
Он Мир ещё не посетил!
И комсомольцем тоже не был,
Поскольку умер комсомол!
И при Советах то же не жил,
Он раньше в этот Мир пришёл!
О голоде, послевоенном,
Он тоже, ничего не знал.
Не знал, как Сталин, «Вождь Вселенной»
Налог с куста, с деревьев брал!
Как масло, молоко сдавали
В деревне те, кто не имел
Коров и коз, и умирали,
Ни слова пикнуть не посмев!
Все была «за»! никто не против,
Непослушание – беда!
И, не дай Бог, откроешь рот ты,
Его закроют навсегда!
За труд крестьянам не платили,
Не выдавали паспорта!
Так, что в деревне люди жили,
Жизнью распятого Христа!
Не знал, как люди вырубали
Деревья и кусты в садах!
И умереть предпочитали.
Налог с куста, с деревьев – в прах!
Не знал процессов большевистских,
Что пополняли лагеря!
Предтечу лагерей фашистских,
На Красной площади – «Уря!»
Ушёл давно год 33й,
Деревню, что косил косой!
Смертями, что деревню метил
И страшный год сорок шестой!
Не знал Печёнкин и Хрущёва,
Что булочек детей лишил,
В ком не было людской основы,
Войну со США чуть не явил!
И он не слышал разговоры
О голоде и о войне,
И возникающие споры:
Прав Сталин был, иль может, нет?
Наверно чуть мы поспешили,
Затронув прошлые года,
Картину прошлого открыли,
Героя ж не было тогда!
К приходу, к власти, Горбачёва,
Не сосчитать, сколь было б лет
И слух ходил, что власти слово –
Есть только прошлогодний снег!
Он видел, что живётся трудно
Отцу и матери его
И что в деревне малолюдно –
Почти не платят ничего!
Конечно, измененья были,
Не – то, что в прошлые года,
Свободно люди говорили
И выдали им паспорта!
Хоть был он мал, но в подсознанье
Все отпечатались слова!
И было миропониманье,
Уже работала глава!
При Горбачёве стало хуже.
Болтали все. кому не лень!
И ценность жизни стала уже,
Кровь проливалась каждый день!
Война в Нагорном Карабахе,
Том, что входил в Азербайджан.
Как будто все стремились к плахе,
А Сумгаит казнил армян!
Затем в Тбилиси, вдруг сапёры
Наворотили трупов горы!
То были женщины с детьми,
Сапёры были ль те людьми?
Затем убийства повторили
Уже в Прибалтике – беда!
Прикладами людей там били,
Давили танками тогда!
Как в Будапеште или в Праге
Подобной воинской отваги
Давно не видел Белый Свет,
А где виновники? Их нет!