Как сын врага народа ты попал
в особый лагерь вместе с диссидентами.
Сидел ты в женской зоне, где сиделицы -
орава уголовниц - шили ватники.
Высокий капитан был туповат:
снабдил тебя для смеха шароварами,
а после похохотывал с охранником.
Цыганки говорили: "Тут права
у всех, без исключений, будут равными".
Из стенки выпирала печь-камин,
окрашенная краской-серебрянкою.
Цыганка предложила: "Сел был рядом ты,
а то сидишь поодаль как засватанный.
К несчастью, не удастся покормить".
"А щёчки-то какие, красноватые!
Ох, Лалка, вновь побрезгуем законами".
На нарах распевались "до-ре-ми",
но вскоре упражнения закончились.
Ты слушал разговоры, но желал
отбыть безотлагательно на родину.
"На зоне, пацанёнок, всё народное,
но что тебе завещано - полцарства ли!?"
"Красивый паренёк - добавь жирка,
наверное, и насмерть бы поцапались!?"
"Не тронь мальчонку, Лалка! Колдовала бы!"
"Не дело, Галь, сидеть без мужика!
Володю разыграем в карты, бабоньки!"
"И так тебя, карга, и перетак!
Мальчишка наших вольностей не выдержит!"
"На часик разыграем Вовку-витязя.
Непросто будет поперву, научится".
Закончили партейку: "Подлетай! -
с которой предстояло, баба ушлая,
шептала сладким голосом - Мой чудненький!" -
а бабы безобразно пели вальс
о сопках ослепительной Манчьжурии.