Повстанец семижды семи покрывал:
в духовной пустыне культурная кода,
сплошная позлата как глаз воровал
возлюбленный якорь высокой свободы,
пленительный остров, моё бытиё,
глубины и горы, прозрачные грани,
за чашей долины сиянье поёт,
а мера в ладони на ясном экране,
порыв, и наплыв, и накат улеглись,
извечное море вполне безмятежно
играет волною, и кружится жизнь
и с чувством, и с тактом, растущим прилежно,
когда приближается к культу просвет,
вопросьбам любым и любимым в ответ.