Революции во мраке, безнаказанно совсем, может делать умник всякий… Робкий, маленький, Акакий, размечтавшийся о фраке, разошёлся после драки, и, продумав много тем, он решил, что станет Всем.
Был неправ товарищ Гоголь и Акакия жалел... А вот я жалеть не смог бы, даже, если б захотел. Потому, что тот Акакий всем наделал столько каки. Протирал штаны в райкоме, был всегда в райисполкоме. И в моей родной стране он нагадил столько мне, что живу я словно в коме, но не в коме – так во сне.
Кто не какал, как Акакий, оставался вечно в сраке. А попробуй с ними в драки? Ведь Акакиев полно, и любой из них – говно. Это слово вождь сказал, а Акакий повторял... Только племя дикарей почитает культ вождей! Так в родной моей стране оказалось все в говне. Потому что тот Акакий непрерывно всюду какал. И, на френч сменив шинель, он и вовсе обнаглел.
Закатил такие съезды, что не видывал и мир, растоптал любовь, надежды, превратил страну в сортир... Я в подвалы и подъезды, в глушь, в деревни и в разъезды, убегал в такие мраки, где белели чьи-то фраки и скелеты мертвецов. Но смыкалося кольцо, но повсюду были съезды, но повсюду был Акакий, а Акакием стал всякий, и смеялся мне в лицо!
Снова новые атаки, натянув чужие фраки, начинает тот Акакий. Против лома нет приема окромя другого лома. Он в моей родной стране продолжает гадить мне, что живу я словно в коме, но не в коме – так во сне. И, сменив свой френч, во фраке, снятый с мертвых после драки, по загаженной весне, из дворцов и из бараков, он идет – большой Акакий по моей большой стране. Весь в крови и весь в говне. Он идет – большой во мраке, и, конечно же, – по мне...
1992 г.