Сизиф был проклят каторжным трудом
Таскать валун на пик, что б тот обратно
Катился вниз, гремя, как будто гром.
И повторялось это многократно.
И ныне не дает покоя нам
Тот образ осужденного Сизифа.
Как будто мы и днем, и по ночам,
Таскаем камень, как герой из мифа.
И только мы преодолеем путь,
Подымим сей валун на верхатуру -
Как камень заспешит вдруг улизнуть.
И вновь иди, качай мускулатуру.
Выходит ли, что та вина - на нас?
Несем ли мы царя Коримфа бремя?
Взирает ль Апполон с горы Парнас
На наше неотесанное племя?
И, как Сизиф, мы все должны понять,
Что не преодолеть через презренье
Свою судьбу. И следует принять
Бесцельность, создающую движенье.
И только так абсурд того труда
Вдруг станет чем-то умиротворенным.
Движенье глыбы вечно вникуда
Не будет больше ощущаться бренным.
Смиренье открывает мир иной,
Где создаем мы смыслы и идеи.
Здесь все стремиться слиться с красотой,
И к ней ведут все наши одиссеи.
Сизиф был проклят, страшно осужден,
Но он смирен своей судьбе остался.
И хоть валун опять катился вон,
Сизиф стоял и молча улыбался.