Крики поэта навязчивы. Зачем же марать тетрадь, если слышишь в дни ненастья их, и…важно ли это сказать?
В душе ты, поэт, несчастен, пусть изредка ставя на паузу, мы годик-другой назад мерцали, сияли вечером. Сердце ходило под парусом – не алый, не череп увеченный – все же. А сейчас ощущаешь под кожей, что жизнь – дежавю до старости, сколько на «next» ни нажать. Пару слов начертить, скомкать; суть у них – пыль на ветру. Было сказано все за тебя: читать тома, штудировать писательскую листву поздно тоже.
Мы не чтили каноны, стихи сочиняя белые. Одни надевают короны и поэтов журя, вопрошают: ну что вы такие смелые? Другие нас не понимают, но смотрят аналогично с постаментов излишней гордости. Поэтому казалось бы личным вещать из ротовой полости о том, что мы все – новаторы, и людям путь сердца Данко вить – могли, но выходим не в дамки и – далеко не к ним.
Мы не те, что на многолетие впрок вам бумагу испачкать хотели бы. Да хоть раз здесь задул перемен ветерок, ведь поэту нигде не пристало быть. И есть или во времени тот час, что никто ему не говорит: ударение ставит не там и хореем не правит стих. Запятые поставил без правил, рифма серая – застирал – столько раз закрывал на «а» и столько раз эту рифму убил. От поэтов таких печаль – без пяти на трибуну-тир. И с тех пор путь на сцену заказан: как Булгаков, написывать в стол и под нос все себя корить?
Ты пачкаешь очередную тетрадь, но каждый раз черновик. В пламя дня лист бросался опять, и читатель не схватит нить.
Ведь читатель не схватит нить от того, что сгорит и не будет из пепла поднят им.
Отыскать чистый лист и снова творить – поэт умирает непонятым.
xx/xx/2021