А однажды со мной приключился поезд!
Да не абы какой, - а поезд Питкяранта-Санкт-Петербург! (Нынче таких уже не водится).
Дело было осенью.
Уже имею право писать – на заре моей юности (первый курс универа).
Всех названий станций по пути нашего следования я в то время ещё не знала, - бОльшую их часть мы «проскакивали» в ночи.
Из-за этого вышла забавная история, можно даже сказать – МИСТИЧЕСКАЯ.
Комары комарИли. Фонари фонарИли. – С платформы лучи света сквозь окна прямой наводкой били в центр лба тем, кто на нижних полках героически пытался уснуть и одновременно игнорировать «Эстетику Поезда».
О, эта Эстетика!
(Это – практически целый отдельный пассажир! Главный герой, невидимый и вездесущий!)
Антураж: глубокий сентябрь.
В вагоне – тьма (такая, из самых чернильных сусеков которая).
Она умеет превращать всех, кто не спит, в неясные бубнящие тени, со множеством голых пяток, коленей и локтей, лежащие и сидящие на полках.
От этого в вагоне – атмосфера сюра и лёгкого безумия, (особенно спросонья).
Со всех сторон слышатся шорохи, приглушённый шёпот, и всё до мурашек таинственное, будто попал в потусторонний мир!
Я лежу на верхней полке, пытаюсь уснуть, но уже понимаю, что эту битву бесславно проигрываю.
И тут
просыпаются бабушки.
(Они обе появились в нашей плацкарте где-то в седьмом часу вечера, со сноровкой, которой бы позавидовал биатлонист, на время проходящий стрельбище, разложили постели и мгновенно погрузились в сон. Вот, видимо, к ночи и выспались).
В полумраке неподвижного вагона бабушки загадочно перешёптываются, совершают пассы руками над столиком с древними «ЭРЖЭДЭшными» подстаканниками. И что-то там едва различимо позвякивает и дребезжит.
Ни дать ни взять – мойры, вершащие судьбы мира.
Не успела я придумать, о чём таком могли бы говорить мойры,
как вдруг одна из тёмных фигурок вопрошающе кивает в сторону окна
и изрекает на своём «мойрском потустороннем» то, что мне слышится абсолютнейшей тарабарщиной,
-Мга?
В это мгновенье я яростно пытаюсь выведать у своего полусонного разума, на каком языке они разговаривают!
Что это за слово такое было?
Может, послышалось?
Может, это - такой секретный бабушкинский шифр?
Или, может, бабули – представители редкой северной народности, а язык их – ещё более редкий и древний?
А может, это я просто сплю, и всё происходящее мне снится?
И вот тут вторая «мойра» делает «контрольный выстрел», - мягко улыбается первой, кивает утвердительно и выдаёт, -Мга-Мга!
Занавес.
P.S. Утром мы с «мойрами» пьём чай, душевно общаемся за жизнь,
и я узнаЮ, почему симпатичной девушке не следует ездить в поездах в одиночку,
десяток домашних рецептов заготовки овощей и фруктов со-своего-огорода,
и секретную информацию о том, в каком месте приусадебного участка лучше всего ставить пчелиные улики.
Но это - уже гораздо позже той минуты, когда я иду умываться, и мимоходом, на двери купе проводника, в перечне остановок читаю, – «Станция Мга, стоянка N минут».