Глубокой ночью она по городу едет,
И в алом шлеме ее блестят фонари.
Вдоль запертых лавок с девайсами, тряпками, снедью
Едет неспешно,- слабая фара горит.
Хлопают еле слышно листвою каштаны,
Мелкие призраки что-то мурлычат в кустах,
Тянется Днепр сквозь темень, укрытый туманом.
Только свистят и топают в злачных местах.
По новостройкам бродят с лампами потерчата,
Пьяных разводят, держа за полу, по домам.
Едет белая дама, мерцаньем объята,
В старых светлых кроссах - сквозняк по ногам.
И мы за ней невидимым паровозом,
Почти по-шагаловски уходя в небеса,
В которых нас лупцуют желтые грозы,
Мы в хилых лодочках, заплаты на парусах.
Под нами Киев дышит и копошится,
Как яркий улей улочек и огней.
Под нами кофе с лавандщой и чай с душицей,
Под нами жизнь со всем, что приложено к ней.
Глубокой ночи ее откроешь, как сборник,
Знакомый с раннего детства, с любой страницы.
За белой дамой влетаешь в киевский дворик
Так быстро, что под ногами тьма пузырится.
Часа в четыре утра - по Малому Валу,
Мимо рынка, мимо любимых кафе.
Над этим городом так пурга завывала,
Будто хотела душу его перепеть.
Но ярче звенел звонок и громче светила фара
И дама в белой толстовке мчала сквозь ночь
Над брусчаткою спуска, над Лаврой, над парком, над Валом
И мы за ней, надеясь хоть чем-то помочь.