Пушинки, что выпали вдруг из перины,
какую вспорол нависающий серп,
коснувшись всех ниток, сползая по длинам,
и срезав витки, коих шесть или семь,
а также и перья, что вышли из недр,
составили ясный, дорожный настил,
осыпали тропки, асфальтовый фетр,
возвысив сугробы и шапки светил.
Фонарные дуги не скинут наброса.
А хлопья снежинок всё падают вниз,
как будто бы пух, лепесточки от розы,
на город предсонный и гладкий карниз.
На выступе белом лишь свечи с нагаром.
Лиловые шторы, как будто сирень.
Не слышно прохожих средь улиц, бульвара.
Настенный камин и еловая тень.
Повсюду оранжевый дух нектаринов,
букеты цветов и обёртки конфет,
гирлянды, как ягоды в хвоистой тине,
их дивный мигающий, блёкнущий свет.
В святом полумраке свершённое дело
и пара фужеров, шампанский дурман
и два обнаженья лежат на постели,
шепча, обнимаясь, взирая в туман.
И вся эта ночь предстаёт им наградой,
которою каждый до радости сыт,
а там, за стеклянно-древесной оградой,
их свадебно-белый снежок порошит...