СОДОМ
(из старой тетради)
Ты словно бы в мире волшебных теней,
Где лёгок и бег и паренье.
И это тебя, сквозь астральный туннель,
проносит бессмертное Время...
Истёртые плиты. Промёрзший Содом.
И снегом, как содой, обсыпан твой дом.
А искуса уксус, без проволочек,
проел твоё тело, как жук-древоточец.
И столько соблазнов, что всё может статься.
Здесь грех - не грешить.
Не грешить - святотатство.
Иду за мадонной, болтлив и раскован,
К тем стрельчатым окнам над дверью
с подковой.
Взбегаю за ней, куда уже круче,
По лестнице штопорной, дивно певучей.
Кровать у окна. Чуть колеблется пламя,
Свечу на столе пожирая и плавя.
Содомского пробку я вышиб ладонью
И в чашки до верха - себе и мадонне.
Что было потом? Удивительно ловко
покончили руки с упрямой шнуровкой.
И пальцы, во всём и всегда впереди,
Увы, раньше губ,
прикоснулись к груди.
Да, эта кровать, словно лестница пела,
Так долго металось и падало тело.
Но в полночь меня кто-то поднял с постели
Под шум завывающей в окнах метели.
К столу подтолкнул и встал за спиною -
Угрюмым скопцом, между милой и мною.
И будто огонь поднёс кто-то к ране.
В сгустившейся тьме, на незримом экране
Увидел Содом я - безлюдный и мёртвый,
Огнём и железом в желе перетёртый.
А голос неведомый долго, за кадром,
Твердил всё о пытках грядущего ада.
О том, что пускай нас ничто не обманет.
Что наш приговОр у фортуны в кармане.
Что в улицы выльясь из каждого дома
Кровь вскачь понесётся по плитам Содома...
Исчезло виденье. Стих голос пророка.
И ночь была яме подобна глубокой.
Но утро взошло, легко и знакомо -
картиною Брейгеля в раме оконной.
С замёрзшею мельницей, с лесом, где иней
деревья раскрасил под белых актиний.
Снежком запорошен, проснулся Содом,
как будто смеясь
над пророческим
сном.