Но так бывает в середине февраля: нас переломанных пытаясь окрылять, нас перемолотых пытаясь собрать в зёрна, неловкое тепло коснётся лбов, неловкая поспешная любовь весны, не наступающей упорно, где заколдован замок и замо;к, где я не помню, почему ты нас обрёк на гневный жар молчанья гробового – от этого зима ещё лютей, от этого я сторонюсь людей, умеющих промолвить больше слова. Но эти беспощадные полдня, когда у солнца нашлось время на меня, когда расплакалась капель по капюшону, когда я выдохнул и не сумел вдохнуть – я чувствую, как эту лжевесну, как эти обнажившиеся клёны, что так бывает в середине лет: обманчиво торжественный куплет, надежда – земной компас, прочий эпос, и всё пытается проклюнуться зерно.
Помнишь то чувство? Это точно не оно – шуршание крыла, что сращено только на том, что больше не летелось.