Она всегда нравилась противоположному полу.
В детсаде за право идти с ней в паре, держась за руку, мальчишки устраивали потасовки. В школе тоже были состязания, победитель которого садился с ней за парту, предварительно перекинув портфель её подружки на близлежащее свободное место. Она принимала это как должное, само собой разумеющееся : в очереди в столовке, в занимании места в актовом зале на очередном школьном мероприятии всегда пригодится добровольный Санчо Пансо.
Имея прекрасный голос, Ирина, никогда не выказывала готовности участвовать в школьной самодеятельности. Она была сдержанной, отрешённой от каких бы то ни было борьбы за всеобщее признание, особой. Пение для неё было праздником души, которым не с каждым хотелось делиться, в отличии от своей младшей сестры Наташи – активистки всех этих сборищ. И лишь на уроках физкультуры девушка становилась такой, какою была на самом деле: стремительной, лёгкой, отчаянной. Она не бежала – летела, не преодолевала препятствия, а горной серной перескакивала очередной барьер, упражнения на кольцах или канате были для Ирины простой забавой. У учителя физкультуры свисток выпадал из губ, когда она проводила броски в баскетболе: снизу, от груди, двумя руками или одной, сверху вниз, – все они были молниеносны и точны. Но никакими уговорами заставить девушку ходить на любую из спортивных секций физруку не удавалось.
Так что ни увлечения «школьными любовями», либо кружками по интересам не уводили Ирину от основного занятия – учёбы. Рациональное начало было преобладающей чертой её натуры. Дело в том, что Ирина, сколько себя помнит, всегда хотела стать врачом. Но вот химия ей никак не хотела покоряться – одни четвёрки у их химички Анны Степановны доставались Ирине. Девушка понимала, как важен ей именно этот предмет для поступления в медицинский, но не могла переступить через своё упрямство. В последнее десятилетие уходящей эпохи социализма ни о каком репетиторстве на селе тогда не знали. Проситься же к той же Анне Степановне на дополнительные занятия она не стала – учительница была той ещё язвой. Ну а четверки по географии, обществоведению, истории, астрономии в аттестате, по мнению Ирины, роли не играли
Её упрямство сыграло немаловажную роль в судьбе. Она не поступила в медицинский ни с первого раза, ни со второго, не с третьего. Условия конкурса предполагали пятёрку по профилирующим предметам и очень высокий средний балл аттестата. Уже двадцатилетней девушкой она блестяще поступает в медицинское училище и так же блестяще его заканчивает: сказалась практическая работа санитаркой в больнице. Насмотревшись на работу медсестёр, она с первого раза освоила внутривенные инъекции, введение урологических катеторов, проведение клизм и прочих медицинских манипуляций. За время учёбы ни с кем из сокурсниц она не сблизилась: была их старше на три года, а, как сама считала, на целую жизнь тщетных мечтаний.
***
Распределение получила Ирина на Алтай, в Барнаул. Она бы поехала, да живущая в Тольятти бабушка по материнской линии попросила её приехать к ней, игнорировав это самое распределение: ей надобился уход. Порвав свой лист распределения, с трепетом в душе, она едет к бабуле Тоне. Та, используя свои связи, устраивает внучку в близлежащую больницу в хирургическое отделение постовой сестрой.
И вот здесь-то Ирина впервые в жизни сама влюбилась. Как это было волнительно, необычно и удивительно–любить самой!
Предмет её любви – высокий, ястребоглазый, подающий большие надежды красавец-хирург Андрей Львович был женат на ничем внешне не примечательной женщине с обыкновенным лицом, без каких-либо приятностей в фигуре, но отец которой был очень влиятельным лицом Тольятти. К тому же в семье Андрея Львовича были пятилетние дочери-близняшки. Говорят, он обожал своих «трёх девочек», потому как и жену звал "своею девочкой", та, действительно, была изящна: гордая осанка, лёгкая походка. Каждый год он ездил с ними на море.
Ирина понимала всю бесперспективность своей тайной любви, но сердце разуму не подвластно… Не принимая никаких знаков любви от других мужчин, Ирина, особенно когда её дежурство совпадало с дежурством Андрея Львовича, переставала видеть всё вокруг себя. Коллеги-медсёстры подшучивали над её обожанием.
Думается, что её пристальное внимание за каждым его шагом не осталось незамеченным и Андрею Львовичу, потому как иногда он тоже исподволь наблюдал за этой светлоглазой и светловолосой красавицей-сибирячкой. Дальше этих переглядов дело не шло.
Прошёл год.
В конце мая Ирина в первый отпуск здесь съездила впервые на море, чтоб на себе испытать, что такого притягательного есть в отдыхе на морском побережье и что является необходимой частью жизни её любимого мужчины. Десятидневный отдых на берегу Чёрного моря сделал её навсегда влюблённой в тихую тогда ещё Анапу, с её Пятигорьем, реликтовыми можжевельниками, песчаным мелководьем детского пляжа и каменистым пляжем у Маяка. И пусть не созрел ещё виноград и прочие фрукты, но первая клубника величиной с детский кулак так поразили своим вкусом и видом сибирячку, что она взяла целый бидон для бабушки и очень сожалела, что не может угостить ею своих родителей, живущих в далёкой Омской области.
Приехав из отпуска, она затеяла побелку в старом бабушкином домишке. Наскакавшись за день вверх-вниз, она внезапно почувствовала боль в верхней части живота, которая постепенно смещается вниз справа. Живот не был напряжен, и Ирина исключила возможность аппендицита:
– Пройдет к утру! – решила она.
Но боль усилилась, поднялась температура и ничего не оставалось делать, как согласиться с обеспокоенной бабушкой вызвать скорую. Бригада скорой помощи быстро подтверждает дневную догадку Ирины:
– Вам требуется немедленная операция! У вас аппендицит!
Ирину привозят в больницу, в которой она работала. Надо же было так случиться, что это было в дежурство Андрея Львовича.
И вот здесь начинает строиться первый треугольник любви.
Обалденный от открывшейся телесной красоты этой девушки Андрей Львович уже не прячет восторженных глаз от своей пациентки. Надо ли говорить, что операция прошла успешно (впрочем, как и все, сделанные чудотворным скальпелем знаменитого хирурга). Время обхода было и временем узнавания друг друга: несколькими репликами открывался мир любимых книг и мест, жизненных приоритетов и неприятий. Вероятно, совпадение по времени первого семейного пресыщения Андрея Львовича с более близким знакомством обожающей его Ириной, и сыграло здесь роль в начертании этого треугольника.
***
А за больничным окном бушевало тольяттинское лето с тёплой погодой, редкими дождями, зовущей волжской водою. Но летние радости пока были под запретом.
Ирина отказалась и от поездки к родителям во второй половине своего отпуска. Послеоперационный догляд за нею стал осуществлять Андрей Львович скорыми наездами в бабушкин домишко. Осмотром Ирочки (а именно так он её называл вне работы), кормлением привозными фруктами и овощами, шутками-прибаутками за чашкой чая и мужской помощью в хозяйстве частного дома, он завоевал и сердечко бабушки.
Ирина чувствовала себя третьей его дочерью и счастливо плакала после его отъездов.
Пролетел июнь, настала пора выхода на работу и встреч уже в рабочей обстановке. Негласное соглашение не выдавать обоюдную симпатию, осмотрительность и сдержанность Ирины заставили позабыть лёгкие догадки медсестёр о чувствах их коллеги.
«У нас и, правда, ничего нет» - думала Ирина.
Но правда была совершенно противоположной. Это был букетно-цветочный период их начинающихся отношений.
Через два дня её выхода на работу, в выходную субботу, Андрей Львович заезжает к ней вечером на машине и предлагает поехать на Федоровские луга на заключительный концерт Грушинского фестиваля, что будет в предстоящее воскресенье. Скорые сборы дома и долгие поиски места парковки для их автомобиля, обустройство на ночёвку, низкие звёзды, доносившийся гул разбредающихся бардов и их поклонников по палаткам сделали их интимное сближение таким само самим разумеющимся, что Ирина не успела испугаться. Боли и стыда не было. Было одно блаженство и ощущение полёта под этими близкими звёздами. «Так вот почему надо выходить замуж» – подумалось ей.
Андрей был нежен и осторожен, страстен и вновь бесконечно нежен. Он был удивлён её невинностью и оттого чрезвычайно счастлив. Всё было, словно и для него впервые. Всё было совсем не так, как с женою. И с этой ночи он окончательно понял, что его сердце теперь принадлежит навсегда и Ирине так же как, и его жене-девочке, и его дочерям-близняшкам.
В отношениях с Ириной он - обожаемая сторона, он идеал для этой скромной медсестры из сибирской глубинки.
В отношениях с женою он - завоеватель, покоривший дочь хозяина города, взошедший на Олимп. Его жена была очень умна, избирательна в людях, владела несколькими иностранными языками, что делало их отдых за рубежом - пусть и в странах соцлагеря - более комфортным. Не каждый гражданин СССР мог тогда позволить себе болгарскую Варну, чехословацкие Карловы Вары, Черноморское побережье румынского Добруджа. Выросший в семье скромных служащих, живущих от зарплаты до зарплаты, Андрей Львович не хотел лишаться приобретённых льгот и хорошего человека в лице тестя: при близком знакомстве тот был мировым мужиком. Он, кстати, любил не зарубежные вояжи, а отдых в Карелии или Байкале. Рыбалка, охота, разговоры под водочку в кругу близких людей, песни у костра - вот то, за что Андрей Львович уважал своего родственника.
Андрей Львович понимал, что жена как дорогое вино, которое делает его жизнь вкуснее, изысканнее, а Ирочка - как вода, которой можно напиться и которая никогда не приестся.
Об этих мыслях Андрея Львовича Ирина знать не могла. Отныне она станет называть его наедине «первозванным», потому как это было именно так. А для него она так и останется Ирочкой, ещё одной его «девочкой».
Редкие жаркие встречи вне больницы, отдельные отпуска, чрезвычайно короткие выезды на природу, обязательное ежегодное посещение Грушинского фестиваля (его жена туристический отдых не любила). Именно здесь Андрей впервые услышал и оценил вокал своей Ирочки, когда она подпевала визборским и митяевским песням.
Прошло пять лет, прежде чем Ирина окончательно поняла, что её «первозванный» никогда не уйдёт из семьи.
Её биологические часики тикают. Ей под тридцать, но она для него просто любимая четвёртая девочка. Она перестала предохраняться, надеясь на чудо. Но чуда всё не случалось.
Когда умерла любимая бабушка, старый её домишко продали и разделили меж собой скромную сумму два её дяди и она.
– На «чёрный» день хватит!– заключили дядья.
Но по бабушкиному совету ещё при жизни той, она встала на очередь на квартиру, как молодой специалист.
Оставшись одна, Ирина тосковала по любимой бабуле, по её неустанной заботе, по её молитвам за судьбу своей внучки. Ирина иногда заходила в храм поставить свечи на помин души своей милой бабы Тоне, а за себя молиться была не вправе: она – грешница, ворующая крохи счастья с чужого стола.
Но, видно, баба Тоня свои молитвы за внучку и там, в загробном мире, не оставляла. Однажды чудо свершилось: она забеременела. Выждав месяц и утвердившись в свершившимся факте, радуясь, что Андрей как раз уехал с семьёй на море, она берёт расчёт. Устраивается на знаменитый Волжский автомобильный завод в медкабинет процедурной сестрой. На прежней работе никто не знал, даже подружка Марийка, где она и что с нею. Прописалась она в заводском общежитии, а жила у одного из своих дядей. Наверное, Андрей Львович делал попытки найти свою «четвёртую» девочку, но в бабушкином доме жили другие хозяева.
Через восемь месяцев она получит статус «матери-одиночки», что быстро продвинет её очередь на жильё, да и ходатайство с ВАЗа было не лишним. Свой декретный полуторагодовой отпуск с дочкой проводит у родителей в Сибири.
Вскоре по окончании декретного с дочуркой Алёнкой Ирина въезжает в новую квартиру, успев, по мнению дяди, «получить льготу отъезжающего поезда социализма». Здесь, в новом микрорайоне у станции «Жигулёвские горы», она встретит подружку Марийку, ошарашенную наличием у Ирины такой прелестной двухлетней уже дочурки. Она, как выяснилось, тоже ушла с прежнего места работы, устроившись в частную клинику одного из первых «Ультрамедов» в Тольятти.
Прерванная дружба возобновилась с новой силой и, как покажет время, станет ещё крепче.
Подруга тоже была незамужней. Меняла мужчин каждые два года, но кандидата в мужья так и не нашла. Считала это возмездием за сделанный аборт в студенчестве. Потому-то она так быстро привязалась к маленькой Алёнке, с удовольствием брала её к себе, когда Ирине нужно было отлучиться по неотложным делам. Девочка вскоре стала называть и мамину подружку тоже мамой.
А ещё у Марийки была дача, доставшаяся ей от рано умерших родителей. Эта дача стала любимым местом их отдыха, где был чистый воздух, овощи и ягоды, которые с таким энтузиазмом стала выращивать Ирина. Подруга была несказанно рада такой помощнице, потому как сама не питала большой любви к огородно-садовым хлопотам. Дача для неё была местом ничегонеделания, шашлыков и принятия солнечных ванн.
Незаметно протекли пять следующих лет. Тщетны были потуги Марийки познакомить Ирину с кем-либо из мужчин.
– Да у вас в Сибири все такие замороженные!– в сердцах кричала она на Ирину. А та лишь смеялась в ответ и крепко обнимала свою верную подружку:
–Да все они выше лобка не смотрят.
–А как же грудь?– возражала Марийка.
–Да не важно, куда они смотрят. Душу твою они и не пытаются разглядеть.
И обе они неожиданно заплакали…
***
Первое сентября первоклашки Алёнки неразлучные подруги решили отметить шашлыками на своей любимой даче
День выдался солнечным, по-летнему тёплым. Приехавшая после работы Марийка подсела к столу к готовым шашлыкам, салатами и бутылкой «Киндзмараули". Такой случай предполагал и маленькое отступление от правил каждодневной жизни этих молодых женщин. Но вот беда, Ирина, которая хозяйничала здесь с обеда, забыла взять штопор.
Марийка отчаянно заколотила в высокий забор недавно построенной двухэтажной дачи новых соседей:
– Дядя Миша, срочно нужна ваша помощь!
Вскоре вышел мужчина лет сорока пяти. Соседская дача принадлежала преподавателю кафедры архитектуры и градостроительства. Подружки думали, что дядя Миша просто прораб, руководящий строительством этой красивой дачи – терема, но он, оказывается, был мужем преподавателя. Сам он по профессии был инженером-конструктором по дереву, а по сути – мастером-золотые руки. Вместе с другом организовал совместную строительную фирму, и потому «… как не ему самому участвовать в строительстве собственной дачи?»
Ирина впервые увидела «дядю» Мишу вблизи.
Крепкий, широкоплечий, высоколобый, с прищуром умных внимательных глаз он произвёл приятное впечатление. Впервые за восемь лет она подумала хорошо о другом мужчине.
Дядя Миша, узнав какая именно от него требуется помощь, взял в руки бутылку, оторвал колпачок, вонзил в пробку столовый нож и стал проворачивать его вместе с пробкой, крепко фиксируя бутылку в одном положении. И, о чудо! – не прошло и полминуты, как пробка вышла наружу наполовину, осталось только рукой вытянуть её окончательно. Это было фантастически быстро. Всё, что не делается красиво и легко, играючи, всегда вызывает восторг у окружающих. Мария с Ириной не стали исключением.
Так завязалось знакомство с «дядей» Мишей.
Михаил не стал отнекиваться от бокала вина за новоявленную первоклашку, сказав девочке хорошие слова, он быстро ретировался на свой участок и вскоре вынес большое блюдо ремонтантной клубники, дыньку и арбуз. .
Ирина в Михаиле увидела своего отца–такого же любителя огородника и садовода, такого же рукастого, заботливого хозяина. Ей показалось, что этого человека она знает давным-давно. И как-то на душе стало тепло.
А потом они пели: сначала втроём, а потом одна Ирина. И песня летела над притихшей землёй, притихшей компанией, уснувшей Алёнкой, Жигулёвскими горами, что вырисовались своими вершинами на потемневшем небосводе.
Рано утром Михаил отвёз своих соседок в город.
Закрывая дачный сезон Ирина ещё несколько раз приезжала на участок: перекопать грядки, посеять под зиму морковь, пролить деревья и сделать обрезку кустарников на зиму. И всегда рядом оказывался Михаил. Они говорили и говорили, и не могли наговориться о жизни вообще, о своей в частности. Оказывается, мастер золотые руки был докой не только в строительстве, но и в дачном хозяйстве. Его загруженной жене копаться в земле было «не комильфо». Она была горожанкой до мозга костей. Их единственный сын поступил в Московский государственный технический университет гражданской авиации. Дачным хозяйством занимался один Михаил. Новый дом по проекту жены построил с расчётом, что когда-нибудь привезёт сюда своих внуков и будет он коротать у камина долгие зимние вечера, наслаждаясь общением с продолжателями рода.
Узнав историю жизни Ирины, Михаил ничего не сказал, а просто перед отъездом в город внезапно приобнял и выдохнул:
– Отчаянная моя!
И это «моя» вызвала внезапный порыв прижаться к нему, расплакаться, но Ирина поборола себя.
Однажды в медкабинете Ирины раздался телефонный звонок:
– Здравствуй, отчаянная!
Сердце засбоило, кровь прихлынула к лицу, в ушах застучало:
– Здравствуй, дядя Миша! Как вы узнали мой рабочий телефон?
- Разведка доложила,- сказал, смеясь, Михаил
Так начал вырисовываться новый треугольник любви.
***
Возник ритуал: каждую субботу в любое время года дядя Миша натапливал баню на своей даче, напаривался всласть, потом приглашал соседок, которые мыли, мяли, растирали свою душечку Алёнку и друг друга, обливались целебным травяным настоем. Выставив в предбанник полуодетую Аленку, накрыв огромным махровым полотенцем, отдавали её дяде Мише, который относил девочку в дом к камину, поил чаем. А Марийка с Ириной начинали свою банную вакханалию: поддав на каменку ковш воды с любимым можжевеловым маслом, взлетали на самый верхний полок и поочерёдно хлестали друг друга распаренным дубовым веником, напарившись до одури, вылетали на улицу и бухались в снег, а летом - в небольшой бассейн. Ревя от восторга и ощущения огня во всем теле летели обратно в парилку и с новой отвагой принимались хлестать друг друга. Казалось, что они не просто парились, а выбивали из себя годы любовных неудач и разочарований.
Дядя Миша с уважением относился к любительницам банного духа. Он дожидался их за столом у огня жаркого камина. Ирина уносила дочь вниз в одну из спален, а потом втроём долго вели разговоры за чашкой чая с женской стряпнёй о текущем моменте в стране и городе, своих ожиданиях, предстоящих делах и планах на следующее лето. Разговор всегда заканчивался пением любимой песни Михаила:
По далёкому Чуйскому тракту
Ездит много лихих шоферов,
Среди них был отчаянный шофер-
Звали Колька его Снегирёв.
Эта песня была любима и отцом Ирины, что тоже было знаковым для неё. Чем больше она узнавала Михаила, тем глубже становилась её привязанность к нему. А однажды он предложил поехать на подлёдную рыбалку. Марийка тотчас отказалась:
– Вообще не вижу большого удовольствия в этом занятии – мёрзнуть на льду у лунки.
У Ирины опять ёкнуло сердце (её отец тоже любил рыбачить на Оше при каждом удобном случае и «рыбной» погоде)
–А я поеду! Только если ты с Алёнкой посидишь на выходных?– обратилась она к подружке.
– Да не вопрос,– дала согласие Марийка.
Следующая суббота была «рыбной». Так родился второй ритуал в отношениях Ирины и Михаила. Там-то, на базе отдыха для рыбаков, и произошло их окончательное сближение.
– Отчаянная моя, я думаю, что таких, как ты, одна на миллион.
Ирина прекрасно понимала, что и таких, как Михаил, в жизни она уже не встретит. Совпадение интересов: и дачных, и парных, и вокальных, и рыбных, безусловно, объединяют их. «Но он мужчина не свободный» – подумалось с досадой. А Михаил, словно прочел её мысль, сказал:
–Знаешь, нас с женой объединяет только сын. Алла – книжный червь. Очень рано защитила диссертацию, через год-два станет профессором. И у ней одни только радости – в науке и в студентах, что делают её имя известным в узких кругах. Когда сын был дома, её ещё очень интересовала его учёба, но поняв, что архитектором он становиться не хочет, а с учёбой проблем нет, охладела и к этой сфере жизни сына. Теперь её интересует только его здоровье.
–А твоё?– спросила Ирина.
–А моё, да и своё, у Аллы не вызывает опасений. Она просто «сухарь», забывающая о себе, бытовых проблемах и прочей прозе жизни. Если поставит сковороду, забудет зачем её ставила, если оставит утюг, отлучившись "на минутку", то рубаха будет прожжена или выходное платье. Когда ей приходит в голову какая-то идея, её надо тут же записать, а уж если в руки ручку взяла... Вся её жизнь состоит из разработки новых методик, написании книг, лекций, симпозиумов. Я благодарен ей уже за то, что родила наследника. Но оставить её я не могу – пропадёт без меня. К домашней жизни она вообще не приспособлена. Я в доме не просто муж, я - хозяйка. Сможешь ли ты принять этот факт?
–Я без тебя не смогу– тихо ответила Ирина.
И была ночь, и было утро, и была искрящаяся ледовая стружка, что струилась из-под бура алмазной россыпью у появляющихся лунок, и была знатная рыбалка и была поймана золотая рыбка – рыбка её новой любви.
***
Алёнка дядю Мишу давно воспринимала, как близкого «всейного» друга, как тётю Марию, но в классе пятом она спросила:
– А где мой папа?
Пришлось Ирине на ходу сочинить сказку про отца-лётчика, погибшего при испытании нового самолёта.
Их жизнь с Алёнкой была прежней, дядя Миша встречался с ними по банным дням. Рыбачили они только вдвоём, привычно оставляя девочку с Марией.
Михаил привязался к девчонке и много рассказывал той о русском зодчестве, привозил из дома альбомы с видами прекрасных городов, зданий, живописных объектов природы, поощрял у Алёнки и вкус к рисованию. К выпускному классу Алёна твёрдо знала, что будет архитектором. Не прошло даром общение с инженером-конструктором дядей Мишей, занятия в изостудии, поездки на море с мамой, где обязательно выкраивалось время на экскурсии к памятникам местного зодчества и архитектуры.
На выпускном Ирина с Марией не могли налюбоваться на летящую свою девочку, которая без устали танцевала, смеялась, мало ела за праздничным столом, отнекиваясь от назойливых своих «мамочек» с предложением съесть то или это.
И всё-таки съедено было что-то не то, потому как у их дочурки заболел живот, сначала вверху, а потом боль спустилась ниже, в подвздошную область.
–Аппендицит! – ахнула Ирина.
Её догадка подтвердилась. Алёнку увезли прямо из банкетного зала на операционный стол хирурга.
Кто бы мог подумать, что дежурным хирургическим отделением в ту ночь по городу была больница, где прежде работала Ирина. И оперировать дочку будет Андрей Львович Строгов – к тому времени ставший заведующим хирургического отделения.
И для Андрея Львовича в утро понедельника, при главном обходе, будет большим сюрпризом узнать фамилию ночной пациентки, совпадающей с фамилией его утраченной любви. И отчество у девушки было Иринино, и милый носик, и статная фигура, и что-то знакомое в интонационной окраске приятного голоса. Только вот глаза были его, ястребиные: карежгучие, зоркие, всё примечающие, да цвет кожи его, смуглый. Боясь подтверждения своему внезапному озарению и всё же надеясь услышать то, что подсказывало сердце, Андрей Львович спросил Алёнку, как зовут её маму.
– Ирина Алексеевна, – тихо сказала девушка.
Впервые в жизни Андрей Львович почувствовал, как закружилась голова и пол уходит из-под ног. Его шатнуло. Кто-то из врачебной свиты успел подхватить под руку и всё внимание было переключено уже на своё больничное светило и потому никто не обращал уже внимание на других пациентов. Обход закончил палатный доктор.
Вечером, когда Ирина навестила дочь, сделав необходимые гигиенические процедуры и полюбовавшись послеоперационным швом, она спросила, кого из хирургов ей стоит поблагодарить за такую филигранную работу.
– Андрея Львовича!– похвалилась Алёнка.
Мать пошатнулась. Тут уже забеспокоилась дочь:
– Да что с тобой, мама? Ты прямо, как Андрей Львович при обходе. Магнитные бури что ли сегодня?
Ирина ничего не ответила, но у постовой сестры попросила дать телефон заведующего отделением, чтоб отблагодарить. Та дала.
Эта ночь была, наверное, такой же нескончаемо длинной, как и та, когда было принято ею решение оборвать все нити, связывающие её с «первозванным».
Утром она позвонила. Он сразу узнал её голос:
– Иришка!– закричал он в трубку.
Ирина чётко изложила свою версию Алёнкиной безотцовщины и просила того строго её придерживаться.
– Нам от тебя ничего не надо. Мы устроены, у нас есть кому заботиться о нас.
– Ты замужем?
– Не имеет значения, но есть верный человек. За нас не переживай и дочерям своим не делай травму внезапным новым отцовством.
– Значит, не замужем, – раздумчиво произнёс Андрей Львович. – Знаешь, а я тебя искал.
– Предполагаю.
Андрей Львович продолжил:
– А меня приглашают в Москву. Да и девчонки мои там обосновались после окончания МГУ. А Алёна куда хочет поступать?
– Она пойдёт в наш университет, ей нравится архитектура!
Не сказал «первозванный», что в Москву он уезжает уже скоро, через месяц, доработает лишь до отпуска. Не спросил, где работает сама Ирина. Лишь удивлялся, как все эти годы они ни разу не встретились в не миллионном городе, почему, как только она нашлась, ему предстоит уезжать?..
– Сама жизнь нас разводит, Андрей. Всё к лучшему! – ответила Ирина и положила трубку телефона.
***
Не знала Ирина, что через неделю на имя Алёны будет открыт счёт в Сбербанке на приличную сумму.
А Андрей Львович не знал, чем другим ещё он может помочь своей третьей дочери. А ещё он не знал, что уехав в Москву, больше никогда в жизни не увидит Алёну, и как сложится дальнейшая её судьба.
Не знала и Алёна, что руководителем её дипломного проекта в скором будущем будет Алла Сергеевна - однофамилицей их дяди Миши.
Не знала и Алла Сергеевна, что их сын Георгий, командир экипажа Boeing 777-300ER, так долго ходивший в холостяках и облетевший полмира, однажды привезёт домой свою невесту Алёну – бывшую её многообещающую студентку, работающую теперь в одной из московских проектных фирм. Оказывается, невеста Георгия родом из их города. Сын познакомился с нею, когда та летела в первое своё заграничное путешествие в Европу.
Многого, наверное, ещё чего не знала Алла Сергеевна, но это не так уж и важно в нашей истории...
И только дядя Миша знал, что старость свою он встретит у зажжённого камина с сидящими на коленях внуками.