РОЯЛЬ.
Ноты выронив в запале, расплескав горстями звуки.
Он играет на рояле о любви и о разлуке.
Ирина Жизневская
Он уже вечность пылился в ангаре. Какой то фирмач купил его в старом поместье и оставил здесь. Слоновая кость клавиш, давно не видевшая грушевых втираний, стертая посередке тысячами пальцев и миллионами касаний все-таки торжествовала. Старый аристократ «ОЛЬБЕГ-ШТАЙЕР», знавший прикосновения пальцев самых лучших маэстро, удивленно отозвался.
- Кому это понадобилась суб-контр октава?
Пробасил на частоте самого низкого горлового рева зубра или бизона... Пальцы тем временем шустро пробежались по клавиатуре и...о, чудо! Заиграли Штрауса.
- Боже, когда же это было?
На улице, усаженной сотней лип. В городе, который привык править, главенствовать и в то же время веселиться, пить кофе, танцевать вальсы собственного имени. Память, давняя, как вино, поднято из морских глубин в греческих амфорах, опускалось в такие же глубины воспоминаний.
Он помнил себя еще до того, как стал СОБОЙ. Вернее стал тем окончательным творением рук мастера, принявший заданную ему форму. Помнил себя по частям.
Стальные струны вспоминали миллионолетнюю тишину, залежь железородной руды, частью которой они были. Потом тишину нарушил рудник. Лязг вагонеток и удары тысяч кирок, ломов и прочего горнорудного инструмента оглушили. Породу извлекли из земли и повезли дальше. Тогда то впервые она увидела свет и узнала, что мир это не только тьма и безмолвие, подводные воды и проседание. Он состоит из звуков, света, запахов, изменений погоды, смены дня и ночи - все это куда то движется следуя своему сокровенному смыслу. Потом был горн, огонь и пламень, длинная и мучительная процедура превращения в проволоку. И, наконец, в струны -вены этого организма.
Клавиши помнили свое. В саване в тот день истошно выли гиены, неподалеку лениво рычала семья львов. Но ему не было дела до всяких шакалов. Он учуял дым, страшный предвестник опасности, беда для всего живущего здесь. Сезон суши был в разгаре, уже давно он уводил семью - трех самок и двух слонят поближе к горному хребту. Тут еще зеленели травы, еще можно было вдоволь напиться воды. Тревожно обнюхал воздух, насторожил уши. Так и есть. Запах дыма приближался полукругом, оставляя единственную дорогу, что вела к ручью, зажатому между холмов. За ним начинались горы. В темноте уже ясно полыхали сухие травы саваны. Он затрубил тревогу и уверенно повел стадо по единственной дороге. В темноте его остановил разряд грома. Удивительно откуда в разгар засухи гроза? Это был его последний вопрос в той жизни.Он грузно осел и все покрыла тьма.
Корпусу послышался оглушительный треск семени, боль и радость ростка, только что проклюнувшегося из земли. Высоко в альпийских лесах за пятьсот лет он стал огромным великаном. В его кроне жили птицы и белки. Каждую весну щебетали свои любовные симфонии соловьи и сойки, вбивали ритм бельчата, в такт птичьим песням грызя желуди и орехи. Окружающие звуки были тихие и размеренные. Шум леса, дробь дождя, еле слышный хоровод падающих снежинок. Казалось, что весь мир состоит из этого леса и соседней горы с чистым студеным ручьем.
Потом пришли лесорубы. Его долго распиливали, сушили, выдерживали. Как ни странно от древесины нет запаха смерти, она всегда пахнет живым деревом, за исключением мастерских гробовых дел мастеров. Но ему повезло. Его привезли в Вену к самому лучшему мастеру музыкальных инструментов. Гнули и подгоняли, забивали шплинты и стягивали железными обручами, покрывали краской и лаком, знакомили с другими частями будущего ЕГО.
Старина «ОЛЬБЕГ-ШТАЙЕР» всегда чувствовал кто с ним играет. Сейчас несомненно играла женщина. Звуки венского вальса радостно вырывались из под открытой крышки.
- Эх, только бы это продлилось подольше... Ну, давай же, вспомни еще что-нибудь. Я так устал молчать, думал, что уже никогда не заговорю. Что это?
Теперь она играла Шопена. Изысканный полонез странно звучал в пыльном ангаре, который стал потихоньку превращаться в большую залу. Откуда то взялись десятки канделябров с восковыми свечами. Прошелестели шелками горделивые дамы, разошлись по парам в танце, кружимые кавалерами во фраках. Кто то пил шампанское, запивая Брютом и Клико карточную игру за ломберным столиком. Поблескивали лорнеты и пенсне, томно обмахивались веерами матери семейств.
- Жизнь, куда же ты ушла? Разве теперь не устраивают балов и званых вечеров? Играй, девочка! Дай мне еще пару минут счастья...
Грустно подумал ОН, когда стихла последняя нота завершающего аккорда.
15.10.2016