Гордыня по венам струится спеша
И каждую клеточку тленом питает.
Божественный дар, потерявший вчера,
Сегодня – ползет по канаве, ругаясь.
Нет истины светлой в душе молодой.
Нет ясной и точечной цели по жизни.
Дары принимает телец золотой…
Оковы везде: и капканы; и цепи.
Преследует алчность и ночью, и днем –
Глаза-вурдалаки никак не напьются
И голод мучительно треплет нутро,
Чтоб в аспида снова с утра обернуться.
И все наживное лишь временный дар.
И счастлив лишь тот, кто надежду имеет;
Кто правду глаголет, никак не солгав;
Кто греет, лелеет в душе вдохновенье.
Дракон, затаившись, грызет капилляр,
Рожденный божественным попранным эго.
Он вырастет выше тебя и меня,
И даже бездонного синего неба.
Не ведом ему от рождения страх
И жалость чужда по тщеславной натуре.
Болезнь, что ковали на жгучих ветрах
Разносит по нервам некрепким, скрипучим.
Тщеславие в душах устроила пир.
Чума-негодяйка охоту готовит.
Невинное сердце опять на мели –
Во взгляде бездушном и сером утонет.
И ханжество, ныне корону надев,
Колдует во мраке кривого уродства.
Травить и сжигать «королевский удел» –
Считает отныне венцом благородства.
Слова утешения уже не звучат.
На них семислойный игольчатый иней.
Ступенчатый ор, «рок-н-рольный» раскат…
В артерии кровь закипает и стынет.
Немилость потухших потерянных чувств
Терзает невинные чистые души.
Холодный оранжевый солнечный пульс
Не греет надежды замерзшие руки.
Лишь солнечный блик по утрам золотит
Угрюмые, толстые, темные души.
И иней вчера, что траву серебрил
В росу превратится, чтоб голод не мучил.
И птицы, с небес опустившись на нас,
Мелодией дивной очистят от скверны.
Быть может, услышим божественный глас.
Из глаз да появятся чистые перлы.