Терпел он жизнь, бесчувственный к наветам,
Все повидал, окостенел лицом,
Застрявший между тем и этим светом,
Что колос, не замеченный жнецом.
Он умолял о милости упрямо.
Она мелькнула солнечной иглой
В зрачках Младенца, на ступенях храма,
Где пахло свежей стружкой и смолой.