Когда кази увидал Ходжу Насреддина, восседающим на великолепном иноходце, украшенном уздечкой в золотых бляшках, в накинутом на плечи шёлковом халате, он потерял дар речи.
«Уж не лишился ли разума Абдулла, а я вместе с ним? — мелькнуло у него в голове — Скорее всего деньги, вскружившие голову этому склочнику, находятся вон в том кожаном кошельке на поясе Ходжи. Как бы мне не попасть впросак. Всем известно, что Повелитель, даруй ему Аллах тысячу лет жизни, частенько одаривал своей благосклонностью этого возмутителя спокойствия. И не раз, и не два прислушивался к его советам».
***
Не почерпни я этой истории из самого достоверного источника, я растерялся бы, досточтимый читатель. Но Исфандияр пришёл мне на помощь.
— Судья, со свойственной ему точностью в изложении фактов, — непреклонно заявил он, — всё же собрался с мыслями, приосанился, предложил спорщикам сойти с коней и занять места на подушках напротив его судейской скамьи.
Успокоенный, я продолжил рассказ.
***
Они спешились, уселись и повесили свои уши, как это было принято, на гвоздь внимания.
Кази откашлялся.
— Коротко и ясно изложи суть своей претензии к ответчику, именуемым Ходжой Насреддином. — Обратился он к Абдулле.
Тот встал и принялся нудно и подробно излагать суть своей жалобы.
А куда ему было спешить. Дело-то он выиграл ещё вчера вечером.
Однако, при упоминании имени Господа, который от своих щедрот, как с негодованием утверждал жалобщик, якобы, пожаловал Ходже девятьсот девяносто девять золотых, у кази заныло в животе. Всё-таки он оплошал. Обещанные Абдуллой двадцать монет, могли прямиком привести его на плаху. Да и выпитый давеча кувшин вина сыграл злую шутку. Мыслимо ли! В судебном споре замешано имя Аллаха!
« — Жадность и винопитие меня погубят, — мысленно проскулил он. — Надо было это дело поручить мулле. Это его епархия. Чур меня, чур…»
Но деваться было некуда.
— А что ты скажешь на это? — еле слышным голосом спросил он Насреддина.
Тот встал, поправил халат, почтительно поклонился и учтиво промолвил:
— Эфенди, всем известна ваша справедливость в решении самых запутанных споров.
Кази горделиво выпрямился.
— Продолжай. Думаю, мне и сегодня удастся подтвердить это справедливое мнение.
— Так же всем известно, что этот человек – мой сосед.
— Это нам тоже известно. Ближе к делу.
— Возможно, когда я обратился к Аллаху…
При упоминании этого имени кази опять вздрогнул и попытался сглотнуть слюну пересохшим ртом.
Какое там.
Насреддин заметил сие бесполезное глотательное движение, но не подал виду.
— Возможно, когда я обратился к Аллаху с просьбой послать мне тысячу золотых, этот человек, — он кивнул в сторону Абдуллы, — наверняка находился неподалёку и втихомолку потешался надо мной. Но когда Аллах снизошёл до моей просьбы, и я начал пересчитывать деньги, его обуяла жадность. Он усомнился во всемогуществе Аллаха. — С печалью завершил свою речь Насреддин.
— О – о – у, — чуть не в голос взвыл судья. — Я пропал, я пропал, — прошептал он. — Нет, мне не просто отрубят голову, меня сожгут на костре, прах развеют по ветру, детей пустят по миру.
Судя по тому, как перекосило лицо Абдуллы, в его голове явно начала брезжить мысль, что он попал в нехорошую историю. Ему бы надо было тот час встать, признаться в том, что он по глупости затеял всё это, отсидеть в яме и забыть, забыть об этих проклятых деньгах раз и навсегда.
Но дальнейшая речь Ходжи не предоставила ему такой спасительной возможности.
— Единственно, что, на мой взгляд, может извинить моего соседа, так это то, что он на время просто лишился рассудка при мысли о попавшем в мои руки золоте.
И тут несчастный жалобщик не выдержал.
— Я в здравом уме! — вскричал он.
— Это легко проверить, — доброжелательно произнёс Ходжа. — Пусть он ответит, кому принадлежит конь, на котором я прибыл сюда?
— Отвечай! — грозно потребовал судья, довольный тем, что спорщики сошли со скользкой дорожки веры в справедливость Аллаха.
— А чего тут отвечать, — возликовал Абдулла.
Сейчас он прищучит этого болтуна и повернёт дело в свою пользу.
— Этот конь принадлежит мне. Я его недавно купил у лошадника на ярмарке.
Насреддин с сожалением развёл руками.
Судья побагровел.
Но окрылённый Абдулла не ощутил раската приближающейся грозы.
— А кому принадлежит этот халат? — с сожалением глядя на соседа, поинтересовался Насреддин.
— Мне! — горделиво заявил Абдулла. — Такого нет ни у кого в нашем селении.
Ходжа скорбно глянул на ликующего соседа и сделал вид, что смахнул слезу.
У кази от ярости затрясся подбородок.
— А этот кошель с золотом? — обречённо спросил Ходжа.
— Уф…— с облегчением вздохнул жалобщик, — наконец правда восторжествовала. Это мой кошелёк и деньги мои!
— В яму, немедленно в яму! — завизжал кази. — Стража!
Абдулла расхохотался во всё горло, полагая, что приказание судьи об отправлении в яму относится к Ходже Насреддину.
Не к нему же.
Какого же было его изумление, когда он увидел, что длань судьи указала на него.
И тут с громогласным криком:
— От Повелителя Вселенной! — в комнату, бряцая множеством железок, коими был обвешен сверх меры, ворвался доблестный воин, старый знакомый Ходжи Насреддина.
Кази с Абдуллой чуть ли не в беспамятстве рухнули на пол.
— Ас-саляму алейкум, гонец, — негромко поздоровался Насреддин. — Я вижу, твои железки на халате поблекли, в бороду вплелись белые нити, но ты так же бодр. Я рад тебя видеть.
— Ваалейкум Ассалам, здравствуй, дорогой, — добродушно поприветствовал тот. — Повелитель ждёт тебя, неунывающий мудрец. А что ты тут делаешь?
Ходжа хотел ответить, но кази взвился в прыжке, достойном горного козла, и просипел из последних сил:
— Досточтимый Ходжа Насреддин уличил этого недостойного, — он пнул в бок обмершего от страха Абдуллу, — в святотатстве. Как раз перед твоим появлением, доблестный воин Великого эмира, я приговорил его к вечному сидению в зиндане!
— Оставь его, — Ходжа подошёл к Абдулле и помог ему подняться. — Он уже отсидел своё в яме.
Тот буквально повис у него на руках.
— Мы забираем его с собой.
— У меня нет распоряжения насчёт этого трухлявого мешка, — брезгливо произнёс посланник. — Пусть убирается на все четыре стороны. А нам с тобой, Ходжа, — предстоит долгий путь.
— Ради всего святого, забирайте злостного клеветника! — заверещал кази. — Смею ли я, простой смертный, противоречить желанию самого Ходжи Насреддина.
Доблестный воин Повелителя плюнул ему под ноги, вышвырнул за дверь Абдуллу, пропустил вперёд Ходжу и вышел следом.