Семь преображений

Герман Валиков
                Е. Бекузаровой

Досада!.. Так мало – простуда!
Небось и глазами угас…
И злость непонятно откуда.
О, только бы не напоказ!

Пусть будет светло и не лживо
Простое мужское лицо.
Усмешка тут будет фальшива,
Хоть лихо катилось кольцо.

Хоть звонко летело колечко,
Не стоит тревожить ожог…
А ну-ка, судьбу не калеча,
Возьми себя в руки, дружок.

Любил, как она не умела?
Под облаком реял?.. Так вот –
Впрягайся в унылое дело,
Житейское дело – развод.

И хватит петлять суматошно,
И не к чему пошлости длить,
И как тут ни горько, ни тошно,
Что собрано – время делить.

***
За прежние дни дорогие,
За светлое место в судьбе
В злачёном сребре панагия
Вся в скани и зЕрни – тебе.

А этот, объятый грозою,
Илья, вознесённый в огне,
С угасшей в дымах бирюзою,
С лазурью померкшею – мне.

Тебе – этот праведный Сергий
С невнятным другим старичком.
А мне – Христофор этот пегий
С клыками, а уши торчком…

Пусть твой Иоанн – багряницей
Пылает и митрой блестит,
А мой Иоанн – власяницей
Прикрыл свой простительный стыд,

По краске,
           по дОске,
                по кисти –
Они равноценны почти.
Ни зависти тут, ни корысти…
И стоит ли счёты вести?

***
Пусть общий язык утеряли,
Когда – непонятно самим,
Но общее дело едва ли
Пустой суетой осрамим.

Пусть мерки свои заимели
И чести, и злу, и добру,
Нам совесть не даст…
                Неужели
Сдадимся на суд серебру?

Горшок чечевичной похлёбки
Ужели превыше высот,
Что мы достигали, хоть в глотки
Не лез, как ты помнишь, кусок?!

Кто в жизни парил златокрыло,
В ком свету открылась душа,
Тот знает, как тщетно мерило
И кесаря, и торгаша.

Взгляни в этот лик страстотерпца! –
Ведь нам он достался за грош,
А вот – отрываю от сердца!..
А разве его оторвёшь?

***
А эта устюжская роскошь
Мне даром была б не нужна…
5Уж если меня заподозришь,
Так уж – не сама ли грешна?

Да будь он дешёвый из жести –
Весь этот чеканный оклад!
О, сколько достоинства в жесте!
О, как величав этот взгляд!

Оправу беру поневоле,
А дОрог всего только – лик…
Да что ж – выковыривать, что ли,
Сиреневый сей сердолик?

***
Вот восемь затейливых сценок…
Когда-нибудь в трудные дни,
Прошу, не отдай за бесценок –
Легко ли достались они?

Что я! – да и ты не сама ли
Хлебала болотную слизь?
В трясине полдня буксовали,
Голодные спать улеглись…

Походы, расходы, разведки…
Обменов шальных кутерьма…
Ах, как они, в сущности, редки –
Жемчужины в кучах дерьма!

Но радость мне в блеске хрусталин,
Что люди в музеи несут.
Он сам по себе уникален,
Наш труд или – что это? – зуд…

Та общая наша забота,
Те кровные наши дела –
Тревога, засада, охота,
В чём ты так отважна была!

Пусть гадко тобою ударен,
Но я и теперь не таю:
Я очень тебе благодарен
За верную помощь твою –

За мужество в дальних дорогах,
За твой с попадьями трепёж,
За твой героизм в каталогах,
К чему я, признаться, не гож.

О, сколько же всякой мороки,
И нервов, и соли в кровИ
Нам стоили эти пророки
Хвалёной всеобщей любви.

Не краски горят на иконе,
Не пробели светят одни –
Мои затяжные погони,
Твои суматошные дни…

Подумай-ка, много ли значат
Апостолы этих икон
Без нашей с тобою удачи?
Без наших с тобою имён?
Во прахе,
          во тлене
                да втуне,
Во хламе терялся их след.
Лишь волею нашей фортуны
Они возвратились на свет!

И есть ли что выше случайной
Находки?
         О, лучик сквозь мрак! –
Далёкий, негаданный, тайный,
Судьбой тебе даренный знак, -

Тебе! – не кому-то другому,
Судьбы благосклонный привет.
Тебе – для неё дорогому,
А может, дороже и нет?

Как видишь – и сам я в стесненье,
Прости, не прими за каприз.
Но это – моё Вознесенье!
И два Положения риз…

И стОит ли так непристойно
Нам спорить и сетовать зло?
Давай разберёмся спокойно,
Припомним, кому повезло?

О, вспомни! Ведь ты лишь сказала,
Что в подпол не худо б залезть…
Но вспомни: не ты залезала,
Ведь я перепачкался весь!..

Зато безо всякой делёжки
Бери – это именно твой! –
Сей уникум с обликом ложки –
На редкость плешивый святой

***
Религия – опиум… Верно!
Она как табак и вино,
Как спорт для болельщиков нервных,
Как детям плохое кино.

Как риск лотерейный – лютейший,
Для тех, кто лишён юморка.
Сладка для жрецов, для людей же
Она в сАмой сути горька:

В ней скрытое есть оскорбленье –
Презренье к тебе и ко мне.
Желанье тебя на колени
Поставить со мной наравне.

Да можно ль божественной силой
Тебя – устрашать, сотрясать?!
Тебя – на колени?.. Помилуй,
За что?! Да и что с тебя взять?

Пусть я наказанья достоин,
То дело моё – разберусь!
Но я за тебя не спокоен –
Совсем не к лицу тебе грусть…

Сияй своим дьявольским взглядом,
Красуйся и спину не горбь.
Религия? Ну её к ляду,
Всю эту вселенскую скорбь!

Мир прочен не помыслом божьим,
А нами!.. Всё прочее – ложь!..
Давай, дорогая, продолжим
Прмой наш и честный делёж.

***

Вот эта икона – загадка…
Тебе ли по силам она?
Подделка эпохи упадка
Иль впрямь Калиты времена?

Здесь справки нужны и терпенье
И свой под рукой человек…
Возьми лучше это Успенье –
Вполне установленный век…

И эту святую Варвару
Серьёзно советую взять.
Бери и неси к антиквару –
Четыре дадут или пять.

 Не ты ли сама говорила,
Что нету иконы смешней…

Постой-ка, не трожь Гавриила!
Стократ для меня он важней!

Пойми меня в правильном смысле!..
Не смейся! Смешного тут нет!
Меня в богомольцах не числи,
Конечно, религия – бред.

Мой путь не с купели был начат,
И жил я, не ладан клубя,
И всё ж для меня она значит
Чуть более, чем для тебя!

Я классику чту, я рисую,
Притом с кватроченто знаком…
Шедевры – они обязуют
Библейским владеть языком.

Религия – враки, но лично
Я занят иной стороной:
Мне дорог – побочно, частично! –
Характер её прикладной.

О да, во глуши деревенской
Религия – призрак пустой.
Но что без неё Достоевский?
Что – Лев Николаич Толстой?

На что уж и здравый, и зоркий
Имели и разум, и глаз,
А всё ж Луначарский и Горький
Впадали, однако, в соблазн…

Религия – тонкое дело,
Не просто красивая чушь.
И сам я в известных пределах
Её обаянью не чужд!

Тебе сей архангел в забаву?
А мне он – глубины открыл.
По совести, чести, по праву –
Он мой, а не твой – Гавриил!

***
А тут погляди-ка, как тонко
Написан в углу херувим.
Лукав, как проныра девчонка…
Не спорю, пусть будет твоим!

Но этот лазоревый мальчик,
По сути, почти что грудной –
Как яростно поднял он пальчик! –
Пусть будет навеки со мной.

Поверь, это случай особый!
ХарАктерный этот малыш –
Он мой!.. Тут и спорить не пробуй –
Вовеки нас не разлучишь!

И бровки-то как у большого
Насупились – как хороши…
Причём тут подписка на Шоу?
Молчи! Постыдись!.. Не смеши…

Никто никому тут не должен,
И как тут ни горько, но всё ж
Давай, дорогая, продолжим
Весь этот печальный делёж…

***
Казанская в шёлковой сарже
Всегда мне была по душе,
Да тут и младенец постарше,
Гляди-ка, - в сандалях уже…

Смоленская матерь построже.
Младенец лицом угловат.
Не очень красив – ну и что же?
Подумай: ну кто виноват?

Прими его!.. Если обидно,
Грузинскую тоже возьми.
И личико тут миловидно,
И лет ему больше восьми…

Но это багряное чудо –
Введенье Марии во храм, -
Хоть раз будь, пожалуйста, чуткой,
Хоть в суд подавай – не отдам!

Да лучше две доли из дачи
Проси себе, мало – так три…
Бориса и Глеба – в придачу!
И Флора и Лавра – бери!

Бери!.. Неимущими сгинем!
Жизнь всем надаёт по мордам…
Но эту девчоночку в синем
Во веки веков не предам!

Ведь это особого ряда,
Особого рода статья –
Люблю её с первого взгляда,
И нет без неё мне житья!

Ну что тебе в этой иконке,
Где дырка видна за версту?
В худущем, тщедушном ребёнке
Какую нашла красоту?

А я лишь вгляжусь в этот образ,
ПризнАюсь тебе без стыда –
Как змей извиваюсь, коробясь,
Как голубь воркую, когда –

Не дева, не матерь, а просто –
Как будто ступила на лёд –
Мария – послушный подросток,
Ах, как аккуратно идёт!

Ладони – пустые! – цветочком
Раскрыты у самой груди…
Со мной она будет – и точка!
В моё положенье войди:

Пророки за нею – как свора,
Святые – ордой по пятам…
К чему нам ненужные споры?
Прости, но вовек не отдам!

***
… Зато и везёт тебе крупно:
Взгляни-ка ты, сколько детей!
Все семеро спят непробудно, -
Твои, дорогая, владей!

Уснули, а время несётся –
В Эфесе сто лет истекло.
В пещере ни звука, ни солнца,
Ни холодно им, ни тепло…
На камешки облокотились…
Забылись,
           ресницы смежа…
Как умерли…
           Как не родИлись!..
А жизнь будто ветер свежа…

Повеет,
        нагрянет,
                разбудит…
Восстанет от сна молодёжь.
Поднимутся гордые люди…
Бери! Почему не берёшь?!..

***
… Теперь, дорогая, не вздрогни.
Намёков ни в чём не ищи.
Три отрока корчатся в Огне –
В огне пресловутой пещи…

Извилистых три человечка,
Фронтально поставленных в ряд…
До смеха абстрактная печка.
До ярости краски горят…
О, как всё по цвету красиво!..
Но место картине –
                не здесь.
Ты это волшебное диво
К себе в изголовье повесь!

Помысли под ним на досуге
О прожитой жизни своей,
А кстати о том, что подруги
Успели взрастить сыновей.

А наше с тобою житьишко –
И впрямь как утраченный рай…
И всё ж не терзай себя слишком,
Не очень себя укоряй.

Ах, только ли наша усталость
Пустила судьбу вперекос?..
Такое нам время досталось!
Но это ведь длинный вопрос…

***
Была ты ещё в колыбели,
Уже грохотала война…
А сколько потом на прицеле
Жила ты –
             твоя ли вина?

Циническим яростным зраком
Эпоха глядела на нас,
Как тот апокалипсис – мраком
Вселенским грозила подчас.

У силы своей на пределе
Не раз мы глядели во тьму.
Ты вспомни,
           как лазаря пели…
Я Лазаря, кстати, возьму…

А мало ли всяческой прозы
На улице нашей велось? –
Когда я дарил тебе розы…
И это ведь в душу вплелось.

А мало ли нами забыто,
Но в косточках держится всё ж…
Иосиф… Георгий… Никита…
Не жалко? Всех трёх отдаёшь?

Давай говорить откровенно,
Страшны ли нам ада круги?
С тобою мы
            обыкновенны,
Не хуже, не лучше других…

И нам ли, на самом-то деле,
О высшей любви говорить,
Когда мы своей не сумели
Ни вырастить,
              ни сохранить?

И может ли быть без изъяна
Московский простой человек?
Беру и Кузьму, и Демьяна –
Ведь их не разделишь вовек…

А кстати, под ними лампадка
Имелась…
         Прости, не взыщи,
Но дай её мне –
                для порядка,
А нету -
         поди поищи!..

Дай ей и цена-то полтина…
Но в ней ведь сто лет старины!..
Куда она делась?
                Прости, но –
То подло с твоей стороны!

1977 г.