Крохотный остров Залита на Псковском озере - часть Талабского
архипелага - известен всему миру. Прославился он благодаря святой
жизни старца протоиерея Николая Гурьянова, жившего на этом острове
более 50 лет и служившего в храме св. Николая.
Я так надеюсь, что запомнятся
и станут линией стиха
излучины речушки Толбицы
в густых прибрежьях ивняка.
Речной причал, мощёный досками,
до блеска выскоблен дождём,
и мы с гримасами сиротскими,
держась за поручни, идём.
Муниципальный транспорт рейсовый
уплыл, оставив нас в беде.
Найти бы лодочника трезвого
и дальше шлёпать по воде!
Мы плыть должны. Нам время дорого,
и не когда-то, а сейчас,
покуда ночь дождливым мороком
ещё не рухнула на нас.
И тут медлительно, вразвалочку,
не молод и не староват,
подковылял поддатый дядечка
и буркнул: «Кто на острова?»
Нам повезло. Спросили только лишь -
далёк ли путь, каков маршрут,
а он в ответ: «Не бойся, мОлодежь!
Всего одиннадцать минут».
«Вперёд! Садитесь, где не занято», -
распорядился рулевой,
и мы плывём на остров Залита
по непогоде волновой.
Моё местечко – наособицу.
Мурлычет рядышком мотор.
И вот - извилистая Толбица
на чистый вынесла простор.
Привстав с начальственного креслица,
держа штурвал одной рукой,
наш капитан украдкой крестится,
как пред иконой дорогой.
Живая, истая диковина,
божественная красота -
тысячелетьями намолена
святая псковская вода.
Краса безбрежная - не чудо ли ?
И помолиться ей – не грех.
Свободы в ней, простора, удали,
и русский дух, и русский век!
И сотрясаемый вибрацией,
дрожа на каждом буруне,
наш катер – верх цивилизации –
летит к неведомой стране.
Возможно, выглядит рискованным
сентябрьский этот уикэнд:
ладья, что нами зафрахтована, -
дюраль, фанера и брезент,
и оргстекло местами сколото,
суровой нитью скреплено,
и веет судорожным холодом,
и дождь, и ветер, и темно…
Но, вопреки сомненьям нынешним,
тогда, в озёрной полумгле,
себе я виделся счастливейшим
из всех живущих на земле.
Нас ждут надёжное пристанище
и приключенческий азарт,
и настоящие товарищи,
и крепкий мир, и добрый фарт…
В конце, подчаливая к острову,
рисуя вёртко виражи,
«Титаник» наш скользнул по остову
полузатопленной баржИ.
Но обошлось. Идём по берегу.
Стихает птичья трескотня,
и завершается истерика
шального ветреного дня,
который надолго запомнится,
и строки новые придут:
Причудье, остров, речка Толбица
и те одиннадцать минут.