После Освенцима

Филипп Андреевич Хаустов
Какая больная мода
терзаться, нахмурив брови:
возможны ли реки мёда,
если текут реки крови?

Жива ли ещё поэзия,
или всё сущее убыло
в красную печку Освенцима,
в чёрный подвал Мариуполя?

Кровь полилась не сегодня,
а тысячи лет назад.
Что ж ты не видишь? – да вот она
змеится дорожкой в сад!

Кровь на руках у Каина,
на наших руках – ещё больше,
но празднует свадьбу Кана
сладчашею Кровью Божьей.

Поэзия невозможна –
питайся ей и молчи.
Пекут её Ваня и Мойша,
пророчествуя из печи.