Франческа

"And you want three wishes:
One to fly the heavens,
One to swim like fishes,
And then one you're saving for a rainy day
If your lover ever takes her love away"

1

С неделю назад я вырвался из стен МАРХИ, наконец-то удостоившись возможности забыть центральную лестницу внутри альма-матер. На протяжении пяти лет эта уродина приходила ко мне в страшных снах. Несмотря на первую заповедь архитектора о приемлемости той или иной архитектуры своему времени, я находил сие сооружение самым отвратительным из всех что когда-либо видел. В то же время светлые аудитории с практически непрерывными окнами непрестанно наполняли колчаны с нашим вдохновением, а как без тоски вспомнить о первой любви архитектора – о мансардах МАРХИ? Купаясь в нескончаемых потоках естественного освещения, мы с головой погружались в работу, вооружившись рейсшиной и треугольником, циркулем и карандашами. Порой затеи с плоскости приобретали форму и оживали, мы объединялись в группы и из бумаги, пенопласта и других материалов вырезали, клеили, раскрашивали. Впрочем, наконец, мгновением пролетела долгожданная защита дипломов, и я, даже не успев получить заветные корочки, улетел в Италию.

Ещё до выбора темы диплома, в тот период, когда ко всем без разбору студентам, приходит чесотка, и они начинают поголовно скрести пальцами затылки и подбородки, ко мне на выручку пришла одна из моих одногруппниц – Вика. На тот момент мы уже успели пройти с ней огонь, воду и прочие вещи из набора "верные друзья". Однажды мы с ней собрались развеяться и пойти на открытый урок в Доме актера. Москва располагала развлечениями, Вика знакомыми и, казалось, всеми городскими новостями, что способствовало тому, что годы учёбы в столице летели калейдоскопом увлекательной вакханалии. Мы спустились из любимой мансарды и вышли на улицу, горделиво неся на плечах худые, но габаритные сумки архитекторов. С Кузнецкого мы вышли на шумную Тверскую, с неё, мельком взглянув на Пушкина, мы двигались в сторону Есенина по излюбленному проливу виляющих бульваров, шпионами меняющих названия на каждом изгибе до самого Арбата. С архитектурной точки зрения мы оба не любили Арбат, но Дом актёра, один из любимчиков Вики, нравился и мне. Чего только стоили его тяжеленые входные двери и скрипучий старинный паркет внутри!

Обычно на Тверском бульваре нам на встречу то и дело попадались музыканты, несущие за плечами футляры с инструментами. Я любил заметить Вике, что содержание наших сумок намного значительнее для человечества, на что она обычно парировала, что это не так, попутно обозначая, что нельзя сравнивать произведение и инструмент, если же я не соглашался сразу, то спутница шутливо спрашивала что-нибудь вроде:

– Значит тебе не брать контрамарку на эту субботу в консерваторию?

– Спрашиваешь? – смеялся я. – Бери конечно! Скрипачки классные.

– Знаем какие "классные", – дразнила Вика, – снова пол стипендии в цветочном магазине напротив "консы" оставишь?

– Ну, умеют они, что-то этакое возвышенное разбудить во мне, полночи потом с чертежами вожусь – уснуть не могу. Милые создания.

– А художницы, значит, не милые по-твоему, да? – притворно обижалась моя подруга.

(Вика никогда не называла себя архитектором, может быть, по причине отсутствия женской формы этого слова в русском языке. Она была превосходной художницей, состояла в "Союзе художников" и любила хвастать тем, что может продавать картины, не платя налог. Однако ничего не продавала, а только практически беспрестанно рисовала то в цвете, то нет. Особенно хорошо у неё получались вымышленные цветы. Меня поражало то, что природа изобрела несколько тысяч видов этих созданий, а Вика умудрялась придумать всё новые и новые, порой ещё более прекрасные.)

– Ха-ха, то же мне сравнила! Художницы – богини! – сознавался я.

Впрочем, в тот декабрьский вечер, мне было ни до музыкантш, ни до художниц. Ковровой бомбардировкой я сыпал идеями будущего диплома на уши Вики, как вдруг, верно устав меня выслушивать, она вынула козырь из рукава:

– Идеи конечно хорошие, но зачем тебе тема, высосанная из пальца? Ты поедешь в Италию стоить виллу, я уже договорилась. Билеты – подарок на новый год от меня.

Эврипид назвал бы эту ответную тираду, которая сразила меня своей неожиданностью, не иначе как "Deus ex machina" [в античном театре "бог из машины" (лат.), появляющийся в развязке спектакля при помощи механизмов и решающий проблемы героев].

– В смысле поедем вместе? А как же ты, Вика?

– А, – махнула она рукой, – замуж выхожу.

Добрую минуту я смеялся до слёз.

– "Теперь всё серьёзно", – процитировал я, сдерживая остатки смеха, – правда, Вик?

– Да, на этот раз честно серьёзно, дурак!

– Ой, Вика, ты знаешь, спасибо конечно, но мне никакие билеты ни в какую Италию не нужны, мне бы блокнот, да такой, знаешь, толстенный…

Я начал перечислять с десяток имён, а Вика то живописно закатывать глаза, то от души смеялась над своим девичьим сердцем.

Через неделю детали строительства загородной виллы были прояснены в течение нескольких телефонных звонков с заказчицей.

Теперь на дворе был довольно погожий июньский день, один из множества, которым обладает приветливое лето Италии. Пару дней назад я прибыл во Флоренцию и немного стеснённый в средствах поселился за городом на правом берегу Арно. Особняк заказчицы располагался на левом берегу в престижном районе, где дома могут похвастаться не только фасадом, но и зелеными садами с бассейнами, а также соседством с многочисленными парками.

Предполагаемая вилла заказчицы, к которой я подошел, была на достаточном расстоянии окружена оградой. Её железные копья высотой в два метра стремилась в небо и были готовы без разрешения пропустить разве что кошку, не очень балующую себя десертами. Пытаясь сообразить правильно ли был определён адрес, я то сверялся с картой, то нажимал звонок. Так как никто не спешил открывать, я решил дождаться газетчика, видневшегося метрах в шестидесяти. В рабочем дерзком ярко-салатовом жилете, свисающим ниже пояса в силу невысокого роста хозяина, размеренным шагом по меньшей мере министра шёл мальчуган, высоко задрав голову. Он так неторопливо волочился, что в моей голове поспело с десяток шуточек на тему медлительности этого щёголя не по рангу. В сердцах плюнув на гоночный болид режущего глаза салатового цвета, я продолжил рассматривать дом и организацию прилегающей территории. В середине ограды, пятьдесят метров сопровождающей дорогу, располагались двустворчатые ворота, которые цвели вычурными вензелями и охранялись по бокам двумя каменными столбами. Чуть повыше ограды охранники, нахлобучив забавные шляпы из крупной коричневой черепицы, держали на уровне человеческих глаз красивые резные фонари, чуть врезанные в неглубокие ниши небольших оконцев. За воротами поле выстриженного газона несимметрично разрезала бежевая каменная дорога, она постепенно расширялась, так чтобы взять в окружение небольшой гармоничный гранитный фонтан цвета черепицы виллы и подойти к парадному вдоху с двумя ступенями. Сам дом умелой рукой профессионала был повёрнут под десять-пятнадцать градусов к дороге, на которой я стоял, так что вилла сторонилась зрителей левым боком. Это позволяло не завешивать просторные окна так как дом не становился в тёмное время суток витриной. Дополнительно этот поворот дома, а также в целом удачное сопоставление со сторонами света позволили расположить виллу к солнцу таким образом, что кабинеты и столовая прекрасно освещались максимально долго в течение дня. Рассвет начинался со спален, которые в скором времени затенялись и накапливали меньше зноя. Гениальность этого решения впечатлила меня, и я сделал несколько набросков в блокноте. Сама вилла не была ни простым кирпичом в виде параллелепипеда, ни грудой чего-то наваленного в кучу, что случается при перепланировке или достройке. Так же не было сложных круглых элементов таких как башни или колонны. Впрочем, гармония сглаженности была заметна в оконных нишах, фонтане и неброских круглых вазах стоящих и подвешенных то тут, то там. Из-за многочисленных растений немного хаотично и немного фривольно выросших местами, полноценно разглядеть виллу с дороги было невозможно. Знаменитые кипарисы, почётные граждане Тосканы, ровной шеренгой росли с левого торца дома.

Наконец газетчик маршем победителя добрёл до ворот.

– Раггацо, – обратился я к нему, – это вилла таких-то?

– Си, синьор…

Я представился и протянул ему свою карточку. Пачками визиток, которыми меня снарядила Вика, собирая в дорогу, казалось, можно было всю ночь отапливать дворец любой королевы.

– Смотри мне, чтобы всем и каждому! – в сотый напутствовала она перед самым отъездом. – Имя – единственное что есть у архитектора.

– Кто надоумил меня выбрать профессию нищего? – рассмеялся я, добавив из очень короткого словарного запаса: "addio artista".

– Ты что меня в артистки записал?

– В итальянские художницы!

– Адьё, – счастливо рассмеялась она…

– Вы дизайнер из России? – переспросил Фабрицио, привычным движением пряча карточку.

– Архитектор, – поправил я.

– Хорошо. Рад вас приветствовать, – протянул он руку, немного вымазанную отпечатками свежей типографии. – Фабрицио Де Лонжи.

– Видимо дома никого нет, – кивнул я, отвечая рукопожатием.

– Да у них вечно звонок не работает.

Вдруг Фабрицио что есть мочи затарабанил в ворота. Кулаки и ноги без стеснений были пущены в ход. Впрочем, крепости ворот можно было лишь позавидовать, все натиски были сдержаны. Из дома выпорхнула лёгкая служанка и стремглав бросилась на зов газетчика. Итальянский язык моим непривычным ушам казался сплошным набором непристойных слов. Так же сложно было разобрать кто кого ругает (и ругает ли вообще), так как оба собеседника перебрасывались, как мне казалось, одинаковыми словами в единой манере. По привычке я сосчитал шаги от ограды до порога, быстро сделав заметку в блокноте.

– Хозяева завтракают, – прокомментировал газетчик перед парадной дверью входа, когда служанка убежала в дом доложить.

Новые архитектурные детали виллы, обнаруженные по дороге, завораживали, мне не терпелось обойти дом кругом, чтобы больше с ним познакомиться.

– Что ещё за формальности, Фабрицио? – пожурила хозяйка, когда мы наконец вошли внутрь, – ты же знаешь двери нашего дома всегда открыты для тебя. Да и сеньора мы давно ждали, – она протянула мне смуглую тонкую ручку, усеянную золотыми браслетами и парой колец. – Вам следовало войти без формальностей.

Впрочем, по-видимому, газетчик как раз-таки был сторонником последних и не отказывался от особых приглашений.

Справа от прихожей виднелась светлая столовая. Бежевые стены были то тут, то там пересечены крупными балками темного моренного дерева. Этот материал царил во внутреннем убранстве дома. Дерево виднелось в кабинете с библиотекой налево, оно было всеми видимыми дверьми и центральной лестницей, карабкающейся на второй этаж, наконец, оно очерчивало элементы потолка, держа на своих балках пышные канделябры на цепочках.

Нам предложили позавтракать, но, не считаясь с фактом того, что в воздухе вальсировали ароматы свежей выпечки и кофе, я отказался, выпросив дозволения осмотреть дом и участок снаружи. Несмотря на утреннюю прогулку к дому заказчицы, которая составляла около пяти километров, жажда зрелищ одержала вверх над своим известным напарником.

– Франческа, – окликнула хозяйка одну из дочерей. – Ты уже закончила? – спросила она скорей риторически. – Ну-ну, хватит ковырять кашу. Пойди покажи синьору архитектору наш участок.

Небольшой уютный стол столовой был покрыт свежим снегом скатерти, на которой преобладала светлая фарфоровая и стеклянная посуда, соседствующая с искрящимся столовым серебром. Каша, упомянутая выше, нежилась в ванночках высоких креманок, что лишь усиливало торжественность семейного завтрака. Ко всему прочему в центре стола красовался благоухающий букет свежесрезанных цветов. Помимо Франчески, без раздумий вставшей из-за стола, за трапезой находилась её младшая сестра. Последняя была несколько пухлой девочкой, и я догадался, что роль Золушки доставалась ей крайне редко.

Моя новая провожатая была высокой юной красавицей. Пока она шла ко мне навстречу, я успел оценить её темные пряди волос волнистых волос, собранные в опрятный пучок на затылке, выразительные отчетливые брови, большие глаза, гармоничный нос и губы приглушенного нежно-розового цвета. Непослушные пружинистые локоны были местами пристёгнуты к прическе, но зачастую предпочитали выбиваться и то обрамлять лицо по бокам, то закрывать уши, украшенные небольшими искристыми серьгами.

Не отрывая от меня глаз, она приветливо кивнула и жестом пригласила открыть для неё дверь. Фабрицио, тем временем умывшись и сбросив жилет газетчика, прошёл в столовую за нашими спинами.

Хотя провожатая для осмотра территории мне не требовалась и скорее даже могла помешать залезть куда не следует, но куда заманивает порой интерес, тем не менее её компания была приятна.

– До чего неторопливы местные газетчики, – заметил я, решив раздобыть больше сведений о загадочном посетителе.

– Фабрицио? О, он на каждом шагу мнит из себя депутата, – добродушно рассмеялась Франческа. – Даже разнося почту, заявляет, что, мол, представляет себе, как распространяет не газеты, а листовки с его именем, и что навещает не простых адресатов, а своих будущих избирателей.

– По-видимому, забавный парень, – заметил я, рассмеявшись.

– Не сказала бы, что он забавный…

Я взял паузу, давая возможность, собеседнице продолжить раскрывать карты.

– Он частый гость в нашем доме, наши родители дружат.

– А девушка на кухне твоя сестра?

– Да, Карла. Вот она, пожалуй, забавная.

– Чем же? – заулыбался я.

– До чертиков хочет замуж, она без ума от своего Альберто.

– "А Альберто, должно быть, негодяй", – почему-то пронеслось у меня в голове.

– А как ваш отец смотрит на это?

– Отца давно нет с нами… Ничего страшного, – покачала Франческа головой на мою прикушенную губу, – я совсем его забыла. Разве что видела на фотографиях и помню его усы…

– Хорошая у вас вилла.

– Да, – протянула Франческа, глубоко вдыхая солнечный летний день.

Перейдя на нейтральную тему архитектуры, я подсветил ей важные делали, которые были учтены при проектировке и строительстве. Никогда до этого, не беря их во внимание, девушка с приятным удивлением глядела на родной дом с новых сторон.

– Мама, вы только послушайте сеньора архитектора! – восхищенно призывала Франческа, когда мы вернулись с прогулки. – Он знает об Илларе больше чем мы сами.

На мой уточняющий вопрос мне ответили, что все хорошие виллы должны носить красивые названия, такова традиция.

Карла и Фабрицио вышли из столовой, девушка не обращала на меня ни малейшего внимания и не утруждала себя переходить на английский, они на секунду задержались в парадной, но вскоре отправились в сторону заднего двора.

Наконец хозяйка Иллары пригласила меня в кабинет. Дерево царило здесь по-особенному. Высокие в несколько метров потолки опирались на деревянные шкафы, стоящие вдоль стен и заполненные книгами. Разноцветные блеклые переплеты произведений походили на мозаику, собранную в современном стиле. На небольшом отдалении от шкафов стоял кожаный диван, а рядом с ним столиком с лампой. Наверное, здесь было приятно читать. У окна стоял огромный дубовый стол, мечта любого архитектора. Столешница была затянута тёмной кожей, обрамлённой в дерево шириной в ладонь. С обеих сторон стола располагались деревянные стулья, также местами обтянутые кожей. Их громоздкость и вычурная помпезность мне не понравились, слишком сложные узоры спинки, подлокотники как у старинных тронов, массивность ножек говорили о тяжести и отсутствии комфорта. Однако, когда хозяйка пригласила меня сесть напротив, моя спина и чресла оказались в полном восторге. По привычке архитектора, как и некоторых других инженеров, подойдя к столу, пока хозяйка его обходила, я измерил свободно висящей рукой с оттопыренным больший пальцем высоту столешницы, для моего роста она была идеальной.

Я сел лицом к окну и не видел, как за моей спиной бесшумно прокралась Франческа, которой, так уж совпало, понадобилась книга.

Не скупясь на комплементы дому, его убранству и уюту, я решил непременно стать друзьями с собеседницей.

– А есть что-нибудь, что вам не понравилось? – наконец уточнила она, устав и выслушивать, и кивать.

– С точки зрения архитектуры нареканий нет, – сознался я. – Но, откровенно говоря, пальма у ворот за оградой несколько портит внешний вид виллы, а отсутствие звонка, должно быть, огорчает посетителей.

– Франческа, ты слышала? – обратилась к девушке мать. – Что ты думаешь по этому поводу?

– Я давно вам говорила, что нам нужен обычный колокольчик на верёвке, – парировала та, вытаскивая книгу с полки.

Быстрыми шагами она вышла из кабинета, а я успел заметить едва проклюнувшуюся ухмылку на лице синьоры.

– Ох уж эта Франческа, – протянула мать, покачав головой.

С хозяйкой мы договорились о завтрашней поездке на место, выкупленное под новую виллу, так как особенности ландшафта могли внести некоторые корректировки. Я оставил ей свежие копии чертежей с последними доработками. До этого у нас была возможность обмениваться идеями и замечаниями только по почте, но основная концепция проекта нравилась заказчице. Теперь уже несколько месяцев велась работа над оттачиванием деталей, незначительных по объёму, но важных для общей гармонии.

2

На следующий день я постарался прийти чуть позже, чтобы не прерывать семейный завтрак. Впрочем, трапеза также затянулась, и прислуга проводила меня в кабинет, где на столе красовались мои чертежи, вволю украшенные стрелками и вопросительными знаками в красных чернилах. Как только все ответы были подготовлены, в кабинет вошла хозяйка и заявила, что вынуждена уехать на пару часов. Приветливая улыбка чуть увяла на моём лице. Вчера заказчица отложила поездку под предлогом того, что посчитала нужным изучить последние правки и внести корректуру, хотя это было никак не связано с просмотром участка. Сейчас снова перенос. Я ни капли не верил, что она к тому же ограничится двумя часами. Дружелюбное отношение захромало.

– Сеньора, – спокойно начал я, решив вывести её на чистую воду и пойти на уловку, – кажется, за сроки проекта я переживаю больше вашего. Позвольте мне начать самостоятельно.

– Одобряю такое рвение, – на мгновение в раздумье прикусила заказчица губу. – В моё отсутствие прислуга в вашем расположении, если считаете нужным – они отвезут вас на участок.

– Так же…

– Нет, позже, сеньор, извините меня ждут, – скороговоркой выговорила она на ходу, направляясь прямиком к парадной двери.

– "Черт побери, я архитектор или мальчишка?", – мысленно негодовало недовольство.

Мне было абсолютно неясно что у нас с материалами для строительства, что с бригадой. Заказчица всё хотела держать под контролем в своих руках, я намотал это на ус ещё в Москве на тот момент радостный любым условиям и всякой прихоти. Но подозревал, что придётся хорошенько поссориться с хозяйкой перед тем как стать с ней друзьями. Проходив с подобными мыслями весь остаток вчерашнего дня, я попутно подготовился к осуществлению плана "Б".

Так как накануне сам случай подсказал мне одну затею, сегодня я пришёл с тяжелым рюкзаком с заблаговременно раздобытыми инструментами и деталями. Было решено установить веревочный звонок на ворота ограды. Чертежи на скорую руку подсказали какие механизмы и детали понадобятся. У автомехаников по соседству я в хламе отыскал пару латунных пластинок, несколько стальных роликов, проволоку. Тут же в гараже отобранные детали приняли нужную форму, причём, вдохновленные точными чертежами, механики, толпой окружившие меня, старались то помочь, а то и сделать работу за меня. В дополнение ко всему из куска рессоры они выточили механизм для плавного хода верёвки звонка. На блошином рынке, который я приметил в один из первых дней пребывания во Флоренции, моя сумка пополнилась несколькими колокольчиками. В магазине штор, нашлись более-менее подходящие, в том числе по цвету, верёвки.

Работы по замене звонка я хотел согласовать с хозяйкой Иллары, но так как она не нашла для меня времени и наделила полномочиями, было решено через конфликт прийти либо к согласию, либо к расставанию. Не было никакого желания выслушивать вечные отговорки, переносить сроки, и в конечном итоге из-за накопленных разногласий и недопонимания получить отвратительную рекомендацию.
Что касалось звонка, то я отнюдь не собирался сотворить что-то ужасное, все детали скромного проекта были продуманны со всей строгостью, так что можно было не сомневаться в успехе. Но отсутствие прямого разрешения хозяйки скорей всего подведёт нас к барьеру, после которого наши дороги должны были либо разъединиться навеки, либо на какое-то время плотно сойтись.

Через прислугу я пригласил в кабинет Франческу, решив обзавестись хотя бы одной союзницей.

– У меня есть кое-что для тебя, – загадочно начал я, гипнотически разворачивая чертёж перед её чуть нахмуренным недоверчивым взором.

Она немного вытянулась на стуле и быстро узнала на набросках части Иллары.

– Неужели колокольчик? – совсем по-детски захлопала юность в ладоши.

– Целых два колокольчика! Видишь, один прячется за столбом у ограды для того, чтобы посетитель знал, что позвонил (и звонок было слышно с улицы), ну а второй, как водится, в прихожей.

Улыбка благодарности соперничала с одобрением прекрасных глаз.

– Поможешь мне?

– Спрашиваете!

Из кабинета мы вышли напарниками, заключившими удачную сделку. Припозднившийся сегодня Фабрицио только закончил завтрак и выходил с Карлой из столовой, должно быть, задержавшейся с ним для компании. Сверкающая Франческа предложила им присоединиться к нам, но Карла заявила, что "это плохая идея", а газетчик добавил, что "сеньора будет недовольна". Тогда мы с напарницей, не сговариваясь, пожали плечами и вышли на улицу. Нетерпение девушки было так велико, что она отказалась переодеться в более подходящую для работы одежду и так и осталась в белом, украшенным крупными цветами платье.

Первым делом я решил осмотреть точки входа и выхода провода, который пролегал вероятнее всего под газоном и тянулся от звонка на столбе ворот в дом. Самая большая трудность заключалась в том, чтобы ход верёвки был плавным на всем протяжении довольно длинного пути, к тому же усложнённого изгибами. Провод был оторван от звонка и привязан к самой тонкой верёвке, далее со стороны дома я принялся вытягивать его из трубы, в тоннеле которой он был спрятан. Франческа сторожила верёвку, чтобы та ненароком не была вытянута вся. Вскоре мы принялись играть в перетягивание "каната" для проверки состояния трубы, к счастью она была практически прямой, так что ход был лёгким как по маслу. Можно было безотлагательно приступать к монтированию новой системы, чем мы с напарницей и занялись. К некоторым работам привлекался работник виллы, по должности совмещающий в себе сразу несколько профессий, таких как садовник, механик, сантехник, электрик и прочие. Он ни капли не понимал по-английски, но словоохотливо тараторил на итальянском, Франческа зачастую отмахивалась от него как от назойливой мухи:

– Пока я ему переведу, а он тысячу раз переспросит, начнёт спорить, и, может быть, наконец, поймёт, что от него требуется, мне быстрее будет самой вам помочь.

Мы уже почти заканчивали работы, когда вернулась хозяйка Иллары. Я стоял на лестнице, приставленной к фасаду дома, итальянец, праздно слоняющийся внизу, видимо издалека увидал госпожу и мгновенно испарился. Я заметил его пропажу не сразу и определил её разве что по прекратившимся репликам. Моя напарница стояла под лестницей и то и дело подавала мне инструменты и детали.

Хозяйка, я слышал по её шагам, без остановки прошла в дом так, словно и не видела нас. Едва закрылась дверь за её спиной, Франческа направилась следом, вероятно, решив успокоить мать.

– Сеньор архитектор, – окликнула меня служанка через несколько минут, попутно поясняя жестом, что меня ждут.

– Сеньора, предлагаю переговорить на улице, – с порога кабинета заявил я.

– А вы что уже собирайтесь идти? – язвительно уточнила она.

– Если вы увидите в этом необходимость.

Мы вышли в сад за виллой и молча дошли до скамейки в дальнем углу. Несколько высоких раскидистых сосен заботливо защищали нас от лавирующего между редкими облаками солнца.

Я намеренно сохранял молчание.

– Кажется, вышло небольшое недопонимание, – на пределе возможностей сдерживала гнев собеседница.

– Я почти в этом уверен, – дерзко заявил я.

Последняя капля была добавлена в переполненную чашу терпения.

– Если вы хотите, чтобы я продолжил работу над проектом, синьора, – спокойно продолжал я. – Нам следует договориться на берегу. Сегодня вы расстроились из-за небольшого пустяка…

– Пустяка? – подскочила собеседница, не в силах больше сдерживать себя. В силу этикета я поднялся следом. – Выскочка! Это вы называете пустяком? Да как вы смеете, что-то предпринимать в моём доме, не спросивши меня? Мальчишка!..

Долго ещё длился монолог синьоры, в конце концов, она заявила, что сомневается в моей кандидатуре и не хочет строить виллу со мной.

– Ваше право, – спокойно начал я, дождавшись затишья. Извержение вулкана было законченно, но отблески кипящей лавы всё ещё виднелись в гневном взгляде собеседницы. – Если вы никуда не спешите… Мы с вами уже потратили почти полгода на разработку проекта, если вам не жалко их потерять… Вы же понимаете, что мои чертежи покинут вас вместе со мной? И дело совсем не в том, что мне за них ни цента не было заплачено, я попросту никому не доверю свой проект (в который была вложена вся сила первой любви архитектора). Да, и никто из моих коллег не построит хорошо мою виллу за меня. Именитый не станет работать по чужим наброскам и потребует от вас переделок. Безымянный упустит важные детали, без которых даже законченная вилла будет выглядеть незавершенной и угловатой. Ко всему прочему, по приезду я обзвонил с десяток стоящих итальянских архитекторов и их приемные (думаю, их занятость вам хорошо известна). Ближайшая запись доступна через девять месяцев. Мне же терять нечего, проект уже есть, а у ваших соседей (я назвал фамилии) хватает и денег, и отпрысков, а, следовательно, потребностей в моих услугах.

– А вы не теряли зря времени, – задумчиво протянула заказчица, недовольно возвращаясь на скамейку. – Кажется, я связана по рукам и ногам.

– Сеньора, нам обоим выгодно примирение. Не могу предложить вам дружбу, ведь она не терпит условий, а у меня их много, – дружелюбно улыбнулся я, – но они приведут нас к успеху. Устроит ли вас сотрудничество?

Вздох, рукопожатие, и мы возвращаемся в дом. Мои глаза заприметили Франческу, стоявшую за окном на втором этаже. Пропустив сеньору вперёд, я незаметно для спутницы радостно кивнул напарнице, и та вновь захлопала в ладоши.

Однако позже в тот день больше никто не решился помочь мне с колокольчиком, что отнюдь не огорчало, ведь я мог сдать работу Франческе так, что для неё останется несколько сюрпризов, которые она не успела увидеть. Наконец были повешены оба колокольчика, протянута и закреплена верёвка. Латунные пластинки, заранее выгнутые и обрезанные в форме виноградного листа, в необходимых местах скрывали её, то убегающую в столб у ворот, то спускающуюся к колокольчикам. Невидимая зрителю рессора хорошо вписалась в механизм, давая возможность потянуть за свисающий конец верёвки, но в то же время постепенно и настойчиво ограничивала амплитуду движения.

Так как Фабрицио ушёл пару часов назад, а Карла, закрывшись, сидела в своей комнате, принимать работу вышли Франческа с матерью. Разнорабочий каким-то образом так же вовремя пришёл на осмотр.

Синьора в основном молчала, немного смягчившись, она ещё не до конца поборола свое негодование. Я изредка давал комментарии, объясняя устройство довольно простой конструкции. Франческа восторженно разглядывала результат наших совместных стараний. Мне удалось заметить благодарность в её живописных глазах, когда она обнаружила, что в конечном итоге были выбраны именно приглянувшиеся ей колокольчики. Изначально я забраковал их, посчитав не подходящими по цвету и фактуре, но после примерки передумал и отказался от выбранных мной.

После обеда, на который был приглашён и я, заказчица согласилась сопровождать меня на участок.

Девственное зеленое поле находилось в десяти минутах езды от Иллары и было местами заросшим то деревьями, то кустарником. Растения немного мешали оценить обстановку в полной мере, но я приметил все нужные для себя детали, попутно озвучив необходимость некоторых правок в проекте. Несколько деревьев было решено выкопать, сохранить в огромных кадках и вновь высадить, когда строительная площадка позволит это сделать. Сам участок под незначительным уклоном в пару градусов поднимался к невысоким холмам, видневшимся в конце землевладения на расстоянии в две, две с половиной сотни метров. Передняя граница земли соприкасалась с дорогой и проходила рядом с ней добрые сто метров. По бокам участка уже жили соседи, их дома полностью были скрыты как расстоянием, так и растительностью. Заборов и оград не было, только колышки с ярко-жёлтыми флажками у дороги в обоих фронтальных углах участка очерчивали воображаемую границу.

Заказ всех необходимых материалов для строительства виллы, а также поиски строительной бригады я взял на себя, пообещав держать заказчицу в курсе всех событий.

Следующие несколько дней были потрачены на решение задач, связанных с моими новыми обязанностями. Машины с материалами, порой сразу по несколько штук в день, начали прибывать на проектный участок. Уже свободный со стороны дороги от высокой растительности, он начал обрастать различным коробками, контейнерами, брикетами, штабелями леса, камнем, а также россыпями различных фракций.

Если материалы было найти относительно просто, то с бригадой пришлось повозиться. К тому же местные строители, даже если они были толковыми и рукастыми, едва понимали английский и общались непрерывными непонятными потоками иностранной речи на манер разнорабочего Иллары. Подозревая то, что от них будет не больше толка, и не желая попадать в зависимость от бригадира, потенциально единственного человека которых бы понимал английский, мною было решено найти приезжих. К удивлению, во Флоренции было сразу несколько таких бригад, зачастую они состояли из поляков, сербов, украинцев в большинстве своём понимающих, а то и свободно владеющих русским. Перекупив то здесь бетонщика и электрика, то там сварщика, каменщика и столяра, попутно отыскав ещё несколько недостающих профессий и задублировав некоторые, я также нашел матёрого бригадира, которого подсказали сами рабочие. За полторы недели отбор команды был завершен, и я настоял на документальном закреплении обязательств.

Частота моих посещений в Иллару не пострадала, иногда приходилось забегать в заказчице по несколько раз в день, но на самой вилле я всё чаще бывал урывками. Впрочем, иногда задерживался то для того, чтобы поработать над чертежами за удобным столом, то для телефонных переговоров, в которых переводчицей меня иногда ассистировала Франческа. Такие звонки иногда напоминали не то контакты с потусторонним миром или с инопланетной цивилизацией, не то сеансы дешифровщиков. Я со словарём привезённым из России переводил название стройматериалов или деталей на английский, редкие слова сбивали с толку Франческу, она забавно морщила бровки и отбирала у меня толстенький словарь, желая прочитать краткое определение слова. Далее моя помощница открывала словарь из домашней библиотеки отца и переводила на итальянский.

Когда в другие дни я склонялся над чертежами, Франческа старалась не отвлекать меня. Она заходила в кабинет, двери которого я либо оставлял открытыми, либо плотно запирал, смотря по занятости, бесшумно подходила к шкафам с книгами и вскоре так же, словно не касаясь пола, выходила.

Один из таких визитов за закрытыми дверьми кабинета особенно запомнился. Мне не совсем нравились холмы, которые росли за будущей виллой, лишь при первом осмотре я узнал об их существовании и сразу догадался, что они ещё не раз сыграют на струнах моих нервов. "Как будет выглядеть вилла на их фоне?" – периодически спрашивал я себя. Не будет ли она казаться карликом или, напротив, переростком? Не будет ли неприглядным бельмом? Вот бы вызвать на площадку Вику с мольбертом, всё бы сразу встало на свои места.

– Вы не подержите лестницу? – отвлекла меня от мыслей, а карандаш от попыток Франческа. – Жутко боюсь высоты.

– Ох уж, мне эти девчонки, – откликнулся я, отложив карандаш. Вставая и слегка потягиваясь, я не спешил на помощь довольный мимолётному отдыху. – Всегда чего-нибудь, да, боитесь, то темноты, то насекомых, то змей, то мышей…

На мой список Франческа отвечала поеживанием и забавными гримасами.

– Можно подумать, вы ничего не боитесь, – наконец совладала она с собой.

– Ничего и никого, – заявил я, в шутку дерзко задрав нос, отправляясь-таки исполнить просьбу. – Кроме, конечно, девчонок.

Мы дружно рассмеялись.

– Просто постойте рядом с лестницей, она в общем-то надёжная, но можете придержать её на всякий случай, – улыбчиво были озвучены инструкции.

Лёгкое нежно розовое платье изумительно подходило Франческе, подчеркивая смуглость её утомлённой солнцем кожи. Хотя наряд был сшит по фигуре, он не был обтягивающим и кое где играл лёгкими едва уловимыми складками. Крупные воланы на рукавах доходили до локтей, ещё один размером в длину рукава расходился внизу, своим центром закрывая колени девушки. Эти крупные элементы в одежде хорошо сочетались с ростом Франчески, вдобавок придавая её стройной фигуре хрупкою утонченность.

Перед превращением в альпиниста девушка быстро скинула лёгкие тёмно-бежевые босоножки на острой шпильке. Так уж повелось что её неглиже всегда было одним из лучших нарядов из гардероба принцессы.

Девушка довольно быстро, крепко держась, вскарабкалась на высокую деревянную лестницу, приставленную к шкафу.

Я оставался внизу, не зная, чем помочь. Наконец меня осенила догадка встать перед лестницей на случай, если та решит заскользить. Впрочем, это было практически невозможно в силу лёгкости альпинистки, угла лестницы и цепкого паркета. Прекрасные лодыжки оказались прямо перед моими глазами. На мгновение мне показалось, что я упал в ноги ангелу. Дезориентация, какая бывает у пилотов, когда чувства расходятся с приборами, произошла со мной. Может быть, как раз по причине этого лёгкого головокружения ради сохранения равновесия я вдруг взял в руки тонкие икры, а, может быть, вчерашнему легкомысленному студенту казалось, что всё должно сходить с рук.

Никакой карандаш даже самой хорошей марки, да что там, даже мой самый любимый был не способен так удобно, так завораживающе приятно лежать в руке. В то же время мне казалось, что я схватил два высоковольтных провода, и, замкнув собой электрическую цепь, был не в силах разжать пальцы, сомкнутые словно в спазме.

Франческа с минуту, замерев, молчала, однако, когда одна часть моего отключенного мозга восстановила работоспособность, и сломалась другая, из-за чего большие пальцы стали выписывать какие-то символы сродни иероглифам, девушка принялась ругаться на итальянском, пытаясь брыкаться.

– Не волнуйся, я держу тебя, – ответила спокойность.

Снова итальянская речь, снова подёргивание ног.

– Франческа, – оторвал я руки, чуть отходя, как отходят от высокого обрыва, – итальянские признания в любви самые красивые, – пыталась шутить находчивость.

– Я что говорила на итальянском? – засмеялась альпинистка, наконец с осторожностью спускаясь с лестницы. – До чёртиков боюсь щекотки и мне стало страшно, что я упаду, – с укором смотрела она. – Зачем вы?

Я извинительно пожал плечами и, возвращаясь к столу, заявил, что сам чуть не упал из-за головокружения.

– Такое бывает, когда долго сидишь, а потом резко встаешь, – предположила она, поглядывая на меня.

Присев на диван, она быстро надела обувь, посоветовав мне чаще отдыхать. Голова моя изобразила кивок согласия, и девушка скрылась за дверью. Я откинулся на спинку стула, и, задрав голову, закрыл ладонями лицо, с сильным нажимом проведя ими к подбородку как бы умывшись. Необузданный вздох, вырвавшийся при этом, испугал меня. Локти бросились на стол, и снова лицо на мгновение закопалось в ладонях.

Вечером мы с Викой в очередной раз созвонились, чтобы обменяться новостями. Я рассказал ей всё как есть, не умея ничего от неё скрывать точно так же, как является невозможным скрыть что-то от музы. Она долго подшучивала над моими похождениями и даже загадала сыграть две свадьбы в один день, день её торжества был запланирован на самое ближайшее будущее.

3

Ранним утром на следующий день меня поднял звонок в дверь. Было около семи часов утра, солнце уже отработало полуторачасовую смену, а я ещё валялся в постели, обдумывая планы на день. Наспех одеваясь чтобы выйти на балкон, посмотреть кто пришёл, мне думалось, что снова наведались попрошайки по какому-то странному обычаю выбирающие столь ранний час. Какого же было моё удивление, когда я увидел Франческу верхом на серой в пятнах белых яблок лошади. Сзади к седлу был привязан гнедой рысак. Аристократичный наряд наездницы сбивал с толку. Привычные платья замелили белые брюки, чёрный короткий пиджак для верховой езды и невысокий чёрный цилиндр. Волосы как обычно были собраны, хотя в то утро они нашли приют под головным убором девушки. Белые перчатки на руках умело держали натянутые поводья. На ногах наездницы красовались высокие чёрные сапоги тонкой мягкой кожи, доходившие почти до колен. Вся амуниция лошади была чёрного цвета, получалось так, что этот цвет был контрастно выделен белым, и словно слившись воедино они находили согласие в расцветке лошади. Все три создания глядели на меня, опешивши потирающего глаза.

– Я подумала, вам, должно быть, надоели пешие прогулки в Иллару, – приветливо рассмеялась наездница. – А фамильными лошадьми Фабрицио совсем никто не занимается, – добавила досада. – Вы же умеете ездить верхом?

– Да, – протянул я, почесывая взъерошенную голову. – Конечно... Езда верхом – это первый вступительный экзамен любого архитектора.

– Спускайтесь скорее, – с укоризной приказала Франческа, – им вредно стоять после рыси, мы пока пройдёмся кругом квартала.

– "Как хорошо, что неумолимая Вика таскала меня с собой в том числе на подмосковный манеж", – думал я пока торопливо собирался. – "Ты же не хочешь быть профаном? Мало ли что в жизни пригодится!" – попрекала она мои редкие отговорки. – "Меня порой просто воротит от современных мужчин", – вспомнился мне один из монологов Вики. – "Если они в чем-нибудь разбираются так это в марках машин. Скажи, ну зачем знать все эти марки и модели? Для того чтобы хвастаться и завидовать? Какая скука! А парни из Москвы и того хуже, они в добавок сведущи в марках одежды. Как-то гуляла с одним, а он мне восхищенно, мол, какие классные у тебя туфли, Вика, это ведь Джимми Чу? О, Боги!". – И когда, я в очередной раз спрашивал подругу, какого спутника она ищет, то обычно слышал разные ответы, часто по случаю в шутку совпадающие с нашими планами по обучению на каких-нибудь курсах. Когда же Вика, наконец, засобиралась замуж, как мы оба надеялись в последний раз, то ключом к её сердцу в конечном итоге явилось то, что на третье свиданье воздыхатель явился на мотоцикле со вторым шлемом. Он отвёз Вику в аэропорт для того чтобы покатать её на маленьком частном самолёте, но, самое главное, утром сам приготовил даме сердца блинчики.

Франческа как раз закончила круг, ведя обоих питомцев под уздцы, когда я вышел, спросив вынести ли им воды.

– Нет, пока нельзя, они ещё горячие, – покачала головой девушка.

Тогда я угостил четвероногих гостей кусками сахара. Это было одно из любимых ими угощений, даже, несмотря на то, что внимание лошадей не столь подвластно еде, как это бывает у хищников, например, собак, ведь предки последних порой голодали по нескольку дней и привыкли относиться к еде как к празднику. В то время, когда лошадям ради еды, зачастую, приходилось всего лишь наклонить голову. Но угощать лошадей отчего-то всегда приятнее.

– Сразу видно выращены в любви, – погладил я тёплые морды. – Представляешь, однажды мне довелось кормить сахаром взрослую лошадь, впервые пробующую его на вкус.

– Да будет вам! Разве такое бывает? – пожурила меня Франческа, не намеренная грустить.

Я выправил стремена под свой рост, затянул потуже седло, и мы отправились в путь.

– В таком большом городе редко встретишь лошадей, – никак не мог я прийти в себя от радостного удивления. – Хотя видал, как возят туристов.

– Вы правы, но туристов возят клячи, куда им до этих чистокровных красавцев. Как только перейдем мост через Арно, я покажу вам объездную дорогу через поля, посмотрите на их галоп!

От таких обещаний моё сердце заблаговременно перешло на рысь.

На протяжении почти всего путешествия Франческа с удовольствием и любовью рассказывала об истории животных. Серая лошадь была арабской породы, её мягкий галоп был небольшой амплитуды, при нём она любила поднимать хвост, превращая его в настоящий победоносный флаг. Рысак был русским (я сразу узнал породу с белой звездой на лбу), его галоп был крупным и размашистым. Оба скакуна достались родителям Фабрицио почти случайно.

Франческа с самого детства клянчила у своей матери если не лошадку, то хотя бы пони, но сеньора не любила животных и наотрез отказывалась превращать имение в одну большую конюшню. Зная прихоть любимицы, но, по-видимому, не спеша потакать ей любой ценой, родители Фабрицио в итоге купили себе лошадей, но лишь по случаю банкротства одного из соседей. Франческа в своём рассказе боготворила своих покровителей, всегда державших двери своего дома открытыми для неё, и только из-за моих наводящих вопросов вскользь упомянула о разорении бывших хозяев. Вероятно, новые владельцы предполагали, что и их сын Фабрицио будет не прочь освоить верховую езду, но тот после нескольких попыток плюнул на это дело. После я долго обдумывал возможную причину его отказа, ведь, казалось бы, как можно не любить лошадей, да ещё когда они стоят в твоей собственной конюшне? И мне в голову не пришло ничего кроме невысокого роста парня и его немного кривых ног, недуг которых я заметил не сразу. Должно быть, на высоком рысаке он смотрелся Наполеоном, оседлавшим гору, а особенность его ходуль вероятно добавляла образу схожесть с Санчо Панса, странствующего на осле, с широко раздвинутыми коленями.

Впрочем, я редко вспоминал Фабрицио в присутствии Франчески. Когда мы наконец повернули на обещанную дорогу и резво перешли на захватывающий дух галоп, позабылось всё на свете. Столь быстро мелькали копыта лошадей, так свободно развивалась их нестриженная грива, что создавалось впечатление того, что мы парим над землёй. Окружавшая нас живописная природа отошла на второй план, мне даже чудилось, что деревья расступались перед нами. На мгновение стало казаться, что я скачу совсем не с Франческой и вовсе не по склонам Тасканы. По бескрайним прериям Америки неслись наши лошади, самыми настоящими мустангами. Прекрасная и непокорённая дочь индейского вождя скакала рядом, заарканив всё моё внимание. Вдалеке чудились невидимые пики заснеженных гор, казалось, вот-вот из-за их вершин вылетит белоголовый орлан, чтобы возвестить своим пронзительным криком о том, что он наконец отыскал самую красивую девушку на земле.

С хозяйкой Иллары мы всё чаще находили общий язык, и, казалось, действительно, подружились. Несмотря на её словоохотливость, когда диалог касался проекта мне требовалось всё меньше слов, чтобы понять мысли заказчицы. Бывало так что она только начинала в раздумьях растягивать "а" или "э", когда я отгадывал её намерение и предлагал нужные доработки, получая в награду изумлённое одобрение. Откровенность сеньоры тоже расширила свои границы, хозяйка Иллары всё чаще между делом рассказывала мне что-нибудь об её семье, а именно о Франческе и Карле. И если младшая, чурающаяся меня, сестра мало интересовала моё внимание, то всё что касалось старшей, оно находило важным. Так я узнал, что Карла являлась единственной наследницей Иллары, а Франческа станет полноправной хозяйкой новой виллы. По семейным традициям считалось, что возраст сестёр определяет очередность их замужества, то есть Карла должна была ждать церемонии Франчески. Партии для обеих дочерей казались готовыми, и какого же было моё удивление, когда я узнал от хозяйки Иллары, что на руку старшей сестры претендует сам газетчик.

– О, наши семьи дружат давным-давно, – пояснила сеньора моим вздернутым бровям. – С малых лет Франческа и Фабрицио были не разлей вода, поэтому это решение подразумевалось всеми как-то само собой. И хотя наше состояние несколько побольше, у Фабрицио очень хорошие перспективы, он обязательно станет депутатом, вот увидите! А газеты мальчик разносит больше для шалости, говорит, что хочет "прочувствовать жизнь простого люда и познакомиться с электоратом", – раскатисто рассмеялась сеньора. – К тому же у них с Франческой даже имена созвучны, вы не находите?

– А ведь, действительно, созвучны, – протянул я, дипломатично соглашаясь. – "Тоже мне причина", – раздумывал я, периодически кивая, пока собеседница продолжала болтать. – "По такой логике мне самому бы подошли Александра, Анджела или какая-нибудь Аделаида".

(Впрочем, я тут же не согласился с собой, вычеркнув из списка два последних имени.)

Весть о помолвке Франчески меня ничуть не расстроила, ведь когда у тебя чего-то нет, то и терять не так жалко. Лишние надежды я старался никогда ни на что не возлагать, особенно если исход дела зависел не только от меня, попросту для того чтобы не огорчаться понапрасну и жить легко. Хотя безусловно было очень любопытно узнать взгляд самой Франчески на этот счёт, так как не то чтобы я или любой зрячий, но даже самый заядлый экстрасенс, матёрый детектив или старая гадалка, казалось, не заметили бы ни симпатии, ни даже обычного интереса между обрученными. Казалось все договорённости, может быть, когда-то давно сделанные наобум в песочнице, сейчас забыли причину и не имели под собой прочного основания на фундаменте нежных чувств.

Впрочем, важнее разговоров на матримониальные темы для меня было общение со строительной бригадой. Когда все необходимые для начала проекта материалы оказались на площадке, а сам он был окончательно одобрен, наметился долгожданный первый день стройки. В семь тридцать, за полчаса до начала рабочего дня, я был уже на месте, но каково было моё удивление, когда и к восьми утра едва ли собралась и треть бригады. Сам бригадир подошёл за пять минут до назначенного времени и наспех переоделся. Вся эта недисциплинированность мне казалась неприемлемой. Риски срыва сроков гиперболизировались в моём мозгу. Хотя сдвиг по датам несильно вредил мне, заказчица не очень зажимала меня в контракте (куда мной дополнительно были ещё заложены и резервы), тем не менее отзыв о первом проекте должен был быть блистательным, ведь эти результаты станут фундаментом в моей карьере архитектора. Я отвёл бригадира в сторону и заявил, что первый день строительства переносится на завтра, так как заявленная рабочая сила не представлена в полном объёме. В дополнение ему было поручено ещё раз убедиться в полной готовности площадки.

Целый день я не показывался в Илларе, ведь похвастать было абсолютно нечем. Радовало лишь то, что простой в работе был значителен не только для моей зарождающейся репутации, но и для каждого отдельного взятого работника. Договор был составлен таким образом, чтобы как можно больше надавить на строителей. При каждой серьёзной провинности или простое по их вине они теряли в заработке. И хотя у меня не стояло задачи сэкономить бюджет, мне было необходимо иметь максимально возможное влияние на бригаду. Моя ставка на то, что составленный договор будет прочитан через строку, сыграла, и теперь по крайней мере на бумаге я имел преимущество и мог диктовать условия.

На следующий день я прибыл на площадку снова за полчаса до начала рабочего дня. Опять строители подтягивались абы как, но к восьми все собрались на планёрку. Успев побродить по участку, в голове я сравнил увиденное с многочисленными стройками, на которых успел побывать во время практики. Подготовительные работы забытой ненужностью были брошены под сукно. После вчерашнего диалога с бригадиром стало ясно, что мирным путём убедительных переговоров мне удастся добиться максимум половины от требуемого. Исходив накануне практически всю Флоренцию, мысленно я подготовился к такому повороту событий.

– Что за бардак на площадке!? – завопил я что было мочи. – Почему ничего не подготовлено для намеченных работ? Где разметка? Где место под отвал грунта? Почему инструмент валяется по всей округе? Я кого спрашиваю?

К такому урагану, ко всему прочему между слов слегка приперченному парой-тройкой проклятий, маленькое общество явно было не готово и стояло, замерев и вытаращив глаза.

– Подъезды для техники увеличить! – продолжал я на повышенных тонах. – Чистовые убрать в дальний конец площадки и накрыть нормально! Где обеденная зона? Вы что как скоты на земле собрались обедать? Где уборные? Мы на стройке или в песочницу пришли поиграть?

Таким манером я проорал минут пятнадцать, то широко шагая туда-сюда, то нагло разглядывая понуренные головы. Лишь бригадир поначалу отваживался неодобрительно глазеть на меня в ответ, что только больше раззадорило меня в силу того, что он не выполнил вчерашние поручения. Наконец я заявил, что, если все до единого недочёты не будут устранены до завтра, день будет отмечен как простой по вине бригады, после чего отправился пешком в Иллару, чтобы по дороге успеть остыть.

Всё ещё во взвинченном состоянии я бодро доложил заказчице, что работы ведутся, а поставка оставшихся материалов идёт по плану. Франческа и Карла с самого утра отправились в город, но должны были вернуться к обеду. Решив их дождаться, я, оставив удовлетворенную новостями заказчицу, нарезал круги то по кабинету, то по парку на заднем дворе виллы. Мысли о проекте изживали моё спокойствие. Мне то казалось, что я зря наорал на строителей, то думалось, что нужно было ещё и детали договора им вдобавок прояснить, чтобы до них дошло, что шутить с ними никто не намерен. А может быть работники были толковые, но стоило заменить бригадира? Но ведь мне о нём говорили столько хорошего, так рекомендовали…

Стрижом пролетело время до обеда. Обе сестры вернулись. Переговорить с Франческой в тот день наедине мне так и не удалось, но зато за семейной трапезой она заявила о своём намерении сопровождать меня завтра на площадку. Отказывать я не стал, хотя твёрдо решил, что пока рано допускать на участок кого бы то ни было из обитателей Иллары.

Утром под окнами меня вновь ожидала Франческа с лошадьми, добираться до стройки в седле было намного сподручнее. Однако в то критическое для проекта время я бы предпочел пройтись пешком, чтобы по дороге заранее накрутить себя и как когда-то в Доме актера на Арбате вжиться в роль. Беседа с милой наездницей была отрывочная и поверхностная, мне никак не удавалось мысленно сбежать со стройки. Решив наотрез отказать спутнице в допуске на площадку, я заранее повернул лошадей под предлогом завернуть в живописное место. Пунктом назначения был холм за площадкой будущей виллы, с него открывался хороший вид на будущую стройку, свободную от деревьев, хотя и заваленную стройматериалом. Таким образом Франческа, как и планировала, могла видеть площадку, а я избегал посетительницы, которой было совсем ни к чему слышать наши светские беседы с рабочими. С обеими лошадьми я оставил её, решив сделать большой круг для лучшего настроя.

Ещё с холма я видел, что нужные изменения были произведены в необходимом объёме, в чём лишь убедился, оказавшись на самой стройке. Однако по дороге, я всё же настроил себя на роль тирана. По совету нашего преподавателя мной была использована фантазия. Для себя я придумал историю о том, то нанял местного русскоговорящего мальчика в бригаду и платил ему лишь за то, что он кстати и некстати рассказывал всем и каждому, что их архитектор зверь каких поискать. Это и веселило меня, ведь я старался видеть все эти разговоры как наяву, и настраивало на то, что мне приходится работать уже на подготовленной почве ожиданий.

К началу рабочего дня рабочие выстроились армейской шеренгой, хотя таких требований озвучено не было. Дисциплина налаживалась.

– Можете же когда захотите, – начал я, расхаживая перед строем, без криков, но басом. – Выходит не зря я нашёл самых лучших во всей Флоренции, а? Может не даром я поднял вашу ставку выше рынка, что думаете? Какие планы на сегодня, бойцы?

Я начал обход шеренги с края, возглавляемого бригадиром, коротко повторяя вопрос про планы, обращаясь к каждому.

– Котлован, – ответил бригадир.

– Рыть котлован, – примерно одно и то же отвечали другие.

– Это не ответ, – наконец заявил я, обойдя всех. – Мы на стройке или в детском саду? – снова заорал я. – Что ещё за котлован, к чертям собачим? Может у этой сволочи размеры есть?

– Большой котлован, – радостно заявил здоровый детина без зуба, рядом с которым меня как раз проносила нелёгкая.

Не успев даже оценить ситуацию или взвесить столь дерзкий как мне показалось ответ, я молниеносно развернулся на пятке и что было дури вмазал кулаком прямо в лоб остряку. Мне и самому было неясно как это вышло, как столь быстро удалось вспомнить, да ещё и применить, пожалуй, единственный приём способный сразить любого амбала. Скала рухнул на спину как подкошенный, впрочем, вскоре сначала сел, а затем как ни в чём ни бывало встал в строй. Если бы зритель отвернулся от шеренги на несколько секунд, то, вернувши взор на линию строителей, не заметил бы никакой разницы кроме той, что на лбу одного из самых крупных рабочих вылезла шишка размером со сливу. Сам опешив от поступка своего амплуа, чувствуя непривычный гул в кулаке, я тем не менее быстро вернулся образ, чтобы не терять лица.

– Бригадир, – обратился я, не отрывая глаз от оппонента, который опустил голову, – мы договаривались на отряд строителей или на сборище клоунов? Впредь перед началом рабочего дня проясняй планы. Каждый должен знать, что делать в деталях и чтоб от зубов!

– Исправимся.

– А техника где!? – снова завопил я. – Не будет через полчаса техники, за лопаты возьмётесь! Её организация на вас, черти, и чтоб без напоминаний. Будете дурака валять, быстро всех выгоню. Про неустойки в контракте все видели, когда подписывали. Впрочем, что неустойки? Разве ими напугаешь бравых строителей? А вот в том, что при увольнении в Тоскане, а то и во всей Италии работы не найдёте (даже чернорабочими) можете не сомневаться. У заказчицы связи по всей стране. Будьте покойны отзывы вам обеспечены. А вот хорошие или плохие – дело за вами!

Вдалеке раздался гул грузовиков, подвозящих технику. Шеренга выдохнула с облегчением.

– Куда!? – вновь заорал я в сторону нескольких ринувшихся было строителей, радостно спешащих к грузовикам как на свидание с любимой. – Сначала планёрка. И чтобы все размеры на зубок! Я что зря бумагу марал?

С лёгким сердцем была оставлена мною стройка в то утро. Признаю, мне казалось, что драка была лишней, но под конец собрания здоровяк даже попытался виновато улыбнуться, как обычно без стеснения при этом показав дыру между зубов, а значит не таил обиды. Появлялась уверенность того, что дальше дело пойдёт как по маслу, и способные работяги, хоть и порою ленивые, как и все гнущие спину за деньги, а не за идею, выправятся и станут более осознанно подходить к проекту. Тем более ничего запредельного от них не требовалось.

Возвращаясь на холм, ещё издалека я увидел мелькающий между редкими деревьями наряд Франчески, девушка ходила кругами между спокойно жующих траву лошадей. Поднятые головы животных, заслышавшие мои близкие шаги, отвлекли её, и она остановилась.

– Вы устроили драку! – отвернулась она от меня. – Зачем?

– Подумаешь, – протянула растерянность в моём лице. – Поспорили немного.

– Все равно это гадко. Это же свободные люди, а вы обращаетесь с ними как с рабами.

– Да будет тебе, Франческа. Мы просто поспорили немного. Не думал, что у тебя такие острые глаза.

– Я вожу с собой бинокль, – быстро проговорила девушка. – Но о чём можно спорить, чтобы начать драку?

– Ну… о девушках, например... Я им рассказывал, кто во Флоренции самая красивая. Ты же, наверное, видела, как я расхаживал взад-вперёд, – пыталась шутить находчивость. – А один из них не поверил, что её зовут Франческа…

– Очень смешно, – обиделась собеседница. – Я сама уведу лошадей. Они не любят врунов, – добавила девушка, проворно запрыгивая седло и вновь поворачиваясь ко мне спиной.

– Будет тебе, Франческа! Приведи ещё две лошади, и пусть они четвертуют меня, если я солгал. – Каблучки наездницы сделали взмах в сторону от лошадиных боков и замерли на мгновение в раздумье. – Лучше скажи, ты знала, что мы эту виллу для тебя строим?

– Знала.

– Значит и про Фабрицио всё правда?

– Что именно? – вернулись на место каблучки как бы сосредоточившись.

– То, что вы собираетесь пожениться.

– Правда, – бросила наездница, резко пришпоривая лошадь и срываясь с места в галоп.

Рысак как по команде, недолго думая, бросился следом.

4

Стремительно летело лето во Флоренции. Стройка бодрыми шагами шла по плану, рабочие выполняли свои обязанности с точностью швейцарских часов, так что никакие переделки не требовались. Всё больше свободного времени появлялось у меня, а потому я всё чаще принимал приглашения жителей Иллары на увеселительные прогулки. Если Франческа и Карла поначалу были в общем-то не против моей компании, то их мать прямо настаивала, чтобы они не обделяли меня вниманием. К конным прогулкам добавились пешие, так нам удалось немного подружиться с Карлой. Все разговоры младшей сестры, действительно, сводились к её жениху Альберто. Она любила то рассказать какой-нибудь забавный случай, произошедший с ним, то предположить, как бы он поступил в той или иной ситуации. Несколько раз мы с сёстрами и их сужеными выбирались на побережье. Иногда вся наша компания проводила время на яхте чьих-нибудь друзей, но чаще предпочтение отдавалось обычному пляжному отдыху.

Было забавно сравнивать отношения двух сестёр с их избранниками. Карла вся так и тянулась к Альберто (чем тот и пользовался на всю катушку так, как это бы делал альфонс), если парень шёл освежиться в море, следом, как нитка за иголкой, шла и влюблённая девушка. Немного комично выглядело то, что она, казалось, была попросту не в состоянии оторвать от возлюбленного своих масляных глаз. Про Франческу и Фабрицио со стороны можно было подумать, что молодые люди попросту хорошие знакомые или друзья. Они неплохо ладили и никогда не спорили, часто понимали друг друга с полуслова, но, глядя на них, у меня в голове никак не укладывалось, что эти двое поженятся.

Часто бывало так, что, вдоволь накупавшись, мы с Франческой выбирались на берег и устраивали небольшой пикник. Вытащить Карлу, Альберто и Фабрицио было практически невозможно. Если первые двое отличались упитанным телосложением, а значит очевидно согревающей подкожной прослойкой, то будущий депутат, как я заметил на пляже, имел особенность ног, обозначенную выше, которую, по-видимому, очень стеснялся, так как выбравшись из воды сразу после обтирания надевал просторные брюки.

Подолгу сидя на берегу вдвоём с Франческой, мы то молчали, о чём-то задумавшись, то без умолку болтали. Мне казалось, что она относится ко мне как брату, она любила меня накормить разными местными деликатесами из заранее собранной по её приказу корзины. Она натирала мою спину кремом от солнца и заставляла сидеть в шляпе. Часто Франческа невзначай дотрагивалась до меня, и каждый раз я чувствовал головокружение подобное тому, что было тогда в библиотеке. Иногда, устав держать осанку, мы по затее моей спутницы, поворачивались боком к морю и сидели, оперившись на спины друг друга. Поначалу я считал нужным скрывать волны чувств в моей душе, накатывающие от прикосновений, но позже признавался Франческе, что считаю её королевой, либо снежной, либо муравьиной, так как часто от её дотрагиваний тот или иной участок на моём теле покрывался мурашками. Все замечания подобного рода попросту игнорировались девушкой. Создавалось ощущение, что она на время теряла слух. Франческа не отшучивалась в ответ, не порицала мою откровенность, девушка либо молчала, не обращая на меня внимания, либо начинала о что-нибудь говорить, так словно до этого мы сидели в кромешной тишине.

По каким-то странным причинам по дороге на побережье мы всегда объезжали Пизу, которая буквально стояла у нас на пути. Мне так хотелось там побывать, но Франческа всегда находила отговорку, чтобы мы миновали город. Однажды на берегу, я выпытал у неё причину.

Девушка рассказала мне, что как-то заехала с подругой в Пизу. Побродив по городу, они зашли в живописный собор у знаменитой "падающей" башни, а вскоре забрались и на саму наклоненную колокольню. Вид города с высоты птичьего полёта – монументальная крыша прилегающего собора, зелень, разбросанная по всей округе вперемешку крышами домов, крытых черепицей цвета обожжённой рыжей глины, а также горы плотно заросшие деревьями –впечатлил подруг. Однако внимание Франчески больше привлекли колокола на самой башне. Цвета позеленевшей бронзы местами они имели вкрапления черных пятен, нанесённых словно кистью художника, местами были покрыты ржавчиной, сочетающейся с общими тонами. На верхних ободках одной строкой были нанесены непонятные загадочные надписи. Каждый колокол передразнивал своего соседа, высунув из горловины железного бутона кончик языка.

– До чего тяжеленный язык у колокола! – мечтательно рассказывала Франческа. – Мне так захотелось раскачать его и что есть силы ударить о стенку колокола, чтобы услышать, как громко и гулко он зазвучит.

– Озорное дитя, – передразнил я, во все глаза глядя на рассказчицу.

– Но, вы знаете, я не ударила тогда в колокол… По крыше башни расхаживал охранник. С важным видом он наблюдал за туристами, чтобы те не пакостили и вели себя прилично. Но даже если бы не было охранника и не было бы людей во всей округе, мне кажется, я бы ни за что не решилась.

– Ну будет, Франческа, – дружески обнял я досаду в лице девушки. – Не стоит избегать город из-за такого пустяка. Хочешь, хоть сейчас поехали, я во все колокола ударю! Ты же помнишь, я ничего и никого не боюсь.

– Кроме девчонок, – рассмеялась собеседница, дружески толкая меня локтем.

– Кроме девчонок, – согласился я, в шутку вздыхая.

На следующих выходных на том же знакомом берегу, когда мы вновь ожидали нашу компанию, Франческа спросила:

– А что это за перстень у вас? Я заметила, что вы его совсем не снимаете.

– Обычный перстень, – пожал я плечами. – Нравится?

– Красивый.

Тогда я снял серебряное украшение и подарил его девушке на память.

Как-то днём я скучал за закрытыми дверьми в кабинете Иллары, обдумывая своё будущее после завершения проекта. За очередной книгой беззвучно вошла Франческа. Она снова попросила помощи, но я отказался, ссылаясь на нежелание вновь испытывать головокружение. Тогда мне приказали самому достать нужную книгу. Уточнив какая именно нужна, я подвинул лестницу и быстро вскарабкался. Выбранная книга, оказалась не совсем той, и я повторил попытку, снова оказавшись под потолком, тогда, в шутку мстя мне, две цепкие руки схватили меня за лодыжки. Я чуть не рухнул с лестницы, на мгновение потеряв дар речи и способность соображать.

– Ну-ну, не падайте духом, – заливалась внизу смехом Франческа. – Я решила вас подстраховать.

Побледневший я слезал с лестницы так словно спускался с Эйфелевой башни без страховки. Для того чтобы продолжить комедию, очутившись наконец на полу, я взялся за сердце. Девушка, все ещё не в силах остановить звонкий смех, усадила меня на диван рядом с собой.

– Да будет вам, я же пошутила, – пожала она плечами, широко улыбаясь. – Хотите, я покажу вам что в этой книге?

– Если она с картинками, пожалуй, можно глянуть. На самом деле в архитекторы пошёл только потому, что у них все книги с картинками, – сознался я.

– Значит эта книга вам понравится! – обрадовалась Франческа.

Девушка показала мне старый занимательный талмуд по ботанике. Как оказалось, она любила собирать гербарии, и мечтала стать растениеводом. Франческа так же призналась, что порой ей кажется, что её любовь к растениям вызвана капризным противостоянием. Ту пальму что я забраковал когда-то при нашем знакомстве девушка посадила с помощью отца, когда едва научилась ходить. По каким-то неведомым причинам дерево выросло кривым и очень не нравилось матери Франчески, много раз в ссоре та грозила дочери срубить дерево. Может быть именно из-за этого девушка ещё сильнее полюбила живые растения.

Франческа так же поведала мне, что она без ума от ботанических садов и когда путешествует, то в любом городе для неё это достопримечательность номер один. Я признался, что, пожалуй, единственное место, где мне не удалось побывать в Москве, это как раз ботанический сад, на что был удостоен самым настоящим выговором. Впрочем, парировал приглашением в столицу России, где ко всему прочему не только разрешается, но и приветствуется звонить в любые колокола на пасхальную неделю. И хотя на приглашение мне ответили вздохом, вскоре нам с Франческой удалось отправиться в самое настоящее путешествие.

Фабрицио с неделю назад уехал поступать в университет в Неаполь, и ему понадобились важные книги с какими-то тетрадями, опрометчиво забытыми дома. Отправка почтой была неприемлема. Франческа вызвалась помочь, но её мать не хотела отпускать дочь одну. В силу наличия у меня свободного времени – стройка была поставлена на рельсы, ведущие прямиком к нужному результату – я был избран сопровождающим. Видимо из-за того, что Франческе хотелось показать мне Италию (как я понял позже), самолёту и поезду предпочли автомобиль.

Наши сборы заняли целый день, и мне казалось, что мы отправляемся по меньшей мере на Марс. Что касалось меня, то рано утром я пришёл в Иллару в дорожном костюме с небольшим саквояжем готовый отправиться в путь сию же минуту. Но не тут-то было, Франческа всё ходила и ходила из дома к машине и обратно. Давно был закончен завтрак, подали обед. Я подшучивал над девушкой, то заявляя о том, что никогда ещё мой первый день приключений не был столь занимательным и разнообразным, то делая прогнозы о том, что подадут на ужин и не придётся ли заночевать прямо в пункте отправления.

– Лучше бы помогли мне вместо того чтобы бурчать, – порицала меня Франческа.

Однако, когда в сотый раз я пытался хоть чем-то помочь, то тут же слышал: "не мешайте мне, лучше я сама". Наконец в два часа дня я сел за руль, и мы выехали за ворота Иллары. Впрочем, в самой Флоренции по наитию моей спутницы мы ещё заглянули к нескольким друзьям Франчески, от них она выносила всё новые и новые свертки. Казалось вместительности нашей машины могла позавидовать любая уважающая себя чёрная дыра. Несколько часов мы двигались почти строго на север, и я планировал задолго до заката выехать к побережью. Однако за полчаса до берега моря, путеводная звезда на пассажирском сиденье приказала повернуть налево.

– Доверьтесь мне, – сияла она радостью. – Я вам такое место покажу, закачаетесь! Надеюсь вы захватили купальный костюм, – раззадоривало моё любопытство лукавство.

Одним из условий сеньоры, провожающей нас в путь, было то, чтобы мы отдыхали в тёмное время суток, и мне не хотелось нарушать данное обещание, что я и заметил спутнице.

– Вы мне это бросьте, – пригрозила пальчиком напущенная строгость. – Терпеть не могу зануд. До ночлега от моего секретного места останется всего полчаса, успеем.

Несмотря на узость просёлочной дороги, я прибавил газу, считая, что меня решили искупать в одном из многочисленных живописных озёр Италии. Однако вскоре справа от дороги показался воистину райский уголок – каскадные термальные ванны, построенные самой природой. На перегонки бежали наши ноги от машины до кабин для переодевания, а после до дымящейся горячей воды, это было настоящее соревнование полное смеха.

– Сто лет здесь не была, – вдоволь разнежившись в горячих ваннах, с упоением призналась Франческа. – До чего красивая природа вокруг.

– Да, – был единственный подходящий случаю ответ. – Но минут через пятнадцать нужно собираться.

– Знаете, хоть в горячих источниках я, кажется, больше устаю чем отдыхаю, – вздохнула лень, – но все же, пожалуй, найду в себе силы прямо здесь утопить одного гадкого зануду.

Что и говорить о том, как беспощадно я был забрызган после этих слов.

Впрочем, вскоре наш путь был продолжен. Следующим козырем в рукаве спутницы был ночлег на берегу озера. Оказалось, что друзья во Флоренции, контрабандой за спиной сеньоры, передали нам палатку, спальники и прочий скарб необходимый для похода.

– Признаться, не думал, что современные принцессы способны сменить мягкие перины в спальнях вилл на тонкую подстилку на твёрдой земле, – стращал я спутницу испытаниями.

– Сама от себя не ожидала! Только представьте, это будет мой первый в жизни ночлег в палатке. Но это, чур, тайна. – пригрозил знакомый пальчик, на что я покорно кивнул. – Если хотите узнать настоящую Италию, пятизвёздочные отели вам, увы, не помощники, – подытожила романтичность.

За полчаса до заката разгоряченный мотор автомобиля наконец то был заглушен. Времени едва хватало на то чтобы собрать хворост и палатку. Без промедлений я взял топор и отправился за дровами. Спутнице было поручено вытащить из машины всё необходимое для ночлега и ужина. Насобирав здоровую кучу дров, на случай если Франческе понравится жечь костёр, я спешно собрал палатку и организовал простой, но сносный быт внутри. Смеркалось. Был разведён огонь и девушка сноровисто приступила к готовке еды. В первый день пути её образ сопровождал походный костюм, состоящий из плотных брюк светло-синего оттенка, просторные на голени светло-коричневых невысокие ковбойские сапожки и цветная рубаха, которая сейчас была скрыта под тёплой замшевой курткой в тон обуви.

Настоящей симфонией для пустых желудков казались лёгкое постукивание ножа по разделочной доске, шипение чего-то съестного на сковородке и бульканье кипятка в чайнике. Что было и говорить об ароматах готовящегося ужина, сдобренного лучшими приправами – голодом и дымом костра.

И хотя Франческа старалась казаться спокойной и даже привычной ко всей этой незнакомой для неё обстановке, мне было так любопытно наблюдать за ней, как интересно наблюдать за ребёнком на каждом шагу, открывающим целый новый мир.

Мы довольно долго жги костёр за приятной неторопливой трапезой, пока моя спутница, может быть, забыв подходящее английское слово не попросила меня "выключить" его, чтобы в полной мере полюбоваться звёздами. Небесных огоньков, действительно, было больше чем в любом даже самом маленьком плохо освещенном городе. Ночь ещё не расцвела в полной мере, и я пообещал, что при отсутствии облаков звёзды станут ещё ярче и ближе. Вскоре мы забрались в наше тонкостенное логово. Когда Франческа с неподкупным удивлением спряталась в свой спальник и, казалось, наконец вот-вот должна была успокоиться, она высунула тонкую ручку из своего кокона и погладила свод нашего дома.

– Настоящая мансарда, – мечтательно проговорила она. – Мы с вами ночуем под крышей в доме лилипута. Представляете?

Едва мне показалось, что я наконец задремал, долгое время тщетно пытаясь выгнать из головы и образы Франчески, коллекцию которых расширил ушедший день, и её слова "в доме лилипута, представляете? ... настоящая мансарда", как почувствовал, что меня толкают в бок.

Так как нарушитель сновидений молчал, спросонья я нащупал обух топора, по привычке лежащего рядом, и спросил по-русски шёпотом: "Что? Волки? Медведь?"

Ответ на английском моментально вернул меня из былых путешествий по Сибири и Камчатке, и я, от души рассмеявшись, проснулся.

– Пошлите смотреть звёзды, я боюсь одна.

Накинув на себя тёплые вещи и по очереди зевая, мы вышли в ночь. Мой звездный прогноз сбылся. Небесные светлячки правили бал. Пожалуй, впервые и, наверное, из-за сонного состояния Франческа взяла меня за руку и повела на небольшое возвышение холма, поднимающегося от озера. Словно эти лишние пару метров над землей могли помочь ей получше разглядеть светила. Мы задрали головы и долго наблюдали за парадом и падениями огоньков.

Утром меня разбудил не столько аромат готовящегося завтрака, сколько солнце нагревшее палатку словно теплицу. Вода студёного озера пришлась как раз кстати, и я сделал славный заплыв по ровному зеркалу голубой воды. Франческа от подобной процедуры воздержалась, заявив о желании дождаться более тёплой морской воды. От места ночлега после всех приготовлений и сборов мы выехали на побережье, так как дорога вдоль моря была и живописней, и короче. Мы довольно быстро добрались до Рима и на одном дыхании пересекли его центр. Дугой описывала дорога Колизей, и видеть это монументальный памятник архитектуры было настолько завораживающе, что я максимально сбросил скорость и попросил Франческу держать руль. Остановку в столице было решено сделать на обратном пути, чтобы не терять времени. Впрочем, тут же забыв о необходимости торопиться, мы вернулись на побережье с узкой дорогой, располагающей только двумя полосами движения. Серпантин сопровождал нас то здесь, то там и отнюдь не экономил часов. Хотя, казалось, что и Фабрицио согласился бы с тем, что виды, открывающиеся нам, пожалуй, стоили того, чтобы он чуть дольше ожидал свои книг. Наконец не устояв перед притягивающим своей гостеприимной свежестью морем, поблескивающим на солнце, машина была остановлена, и проторенной горной тропой мы поспешили на "дикий" безлюдный пляж, располагающий всеми прелестями девственной нетронутой человеком природы.

Когда, в конце концов, Неаполь был почти достигнут, и указатели с названием города стали попадаться всё чаще, Франческа заявила, что Фабрицио, должно быть, всё ещё пропадает в библиотеке, и нам не стоит его отвлекать. Вместо того чтобы слоняться по шумному городу в ожидании, она предложила ехать к Амальфискому побережью, до которого оставалось не больше часа езды, и поужинать там в каком-нибудь ресторанчике с видом на закат. Все идеи Франчески были одна лучше другой, я не переставал восхищаться такой разборчивости моей путеводной звезды. О красоте этого гористого побережья мне много рассказывали друзья, но я не предполагал, что мы с моей спутницей были столь близко от него. Без малейших раздумий Неаполь был оставлен позади.

Поздно вечером мы добрались до Фабрицио, сославшись на пробки на дорогах, которые, действительно, съели немалую порцию нашего времени, не раз попросив десерт. Будущий депутат обрадовался нам, но, пожалуй, не так как долгожданным книгам и тетрадям.

– Удивляюсь почему не взял их с собой. У меня здесь столько важных заметок на полях, – прокомментировал завтрашний студент.

Так как сам Фабрицио на птичьих правах ютился у друзей, мы решили его не стеснять.

– Не волнуйся мы найдём какой-нибудь отель, – успокоила суженного Франческа.

На что Фабрицио предложил несколько вариантов, видимо, неподалёку, но в ответ девушка лишь пожала плечами.

– Нам нет особой разницы, – пояснил я. – Рано утром нужно выезжать в обратный путь, следует проверить стройку.

Едва я усадил спутницу в автомобиль, осторожно захлопнув её дверь и уселся в своё кресло, как тут же, пристёгиваясь и заводя мотор, уточнил:

– Верно я понимаю, что предложенным отелям чуть-чуть не хватает звёзд?

– Да, – развеселилась Франческа, – мне снова хочется в наш отель тысячи звёзд.

Однако карта подсказала нам, что до ближайшего озера было по меньшей мере час езды, а вечер, засобиравшийся раствориться в ночи, вынудил нас искать ночлега где-то неподалёку сразу за городом. Довольно плотная и широко простиравшаяся застройка, окружавшая Неаполь со всех сторон, вынудила немало покружить в поисках подходящего места, и добрый час ушёл на то чтобы наконец найти какое-то поле. Срезанная пшеница, которая, должно быть, уже отправилась на завод, чтобы стать знаменитой итальянской пастой, оставила после себя на поле столбики высохшей соломы ростом в один-полтора дециметра. Хоть для колёс машины такое покрытие не было помехой, в открытые окна я слышал, как они начали спорить с сомкнутыми рядами стойких стеблей, торчащими из земли гвоздями.

– Видимо придётся нам заделаться индийскими йогами, – шутливо ответил я на немой вопрос Франчески, выражение лица которой приобрело столь редкий для девушки оттенок сомнения.

Наконец найдя подходящее место для ночлега чуть вдалеке от дороги, я оставил фары включенными и негласно пригласил спутницу помочь сражаться пусть и не с ветряными мельницами, но с полчищами соломенных копий. После того как я начал шутливо подражать индейцам, исполняя загадочный танец, для того чтобы вытоптать солому, Франческа развесилась и вновь воспарила духом. Похожим манером стала она помогать мне, разгадав причину моей безумной пляски.

– Смотрите! Неужели это светлячки, – вдруг с детской радостью заметила Франческа.

Сонные мигающие жучки становились видимыми, когда взлетали выше лучей, выглядывающих из фар. 

Вскоре мы порядком устали, но зато острая подстилка смягчила непокорный нрав. От долгого утомительного дня в дороге моя спутница почти валилась с ног. Недавняя потеха отняла у неё последние силы. Видя это, я развернул спальник и постелил его на длинном капоте немного запыленного автомобиля.

– Ложись и смотри на свои звёзды пока собираю палатку.

Франческа хотела было отказаться и вызвалась помочь, но ожидая то, что её сон сегодня будет крепок, я заявил, что не собираюсь вставать среди ночи. Тогда, попутно назвав меня ворчуном, девушка всё же забралась на ещё не остывший капот, согревающий её звёздное ложе словно русская печь. Взошедшая полная луна, которую мы видели ещё в дороге по мере отдаления от горизонта всё уменьшалась в размере и сменила цвета с багрово-красного на оранжевый, затем желтый, и, наконец, ярко белый. Я выключил фары, чтобы не спорить со светом природы. Светляки всё еще летали, пытаясь спорить со светом звёзд. Франческа была счастлива.

Когда палатка и быт в ней были устроены, я решил предложить спутнице разделить чай, оставшийся в термосе, как вдруг обнаружил, что она уже спит. Как прекрасна была девушка под звёздным небом, в окружении летающих огоньков! Долгое время я не решался её будить, но, опасаясь того, что она простудится, всё же стал осторожно расталкивать.

– Никуда не пойду, – заявил каприз. – Хочу ночевать под звёздами!

– А ну живо в палатку. Простудиться захотела? Ну?

– Тогда отнесите меня, – приказала усталость. – Совсем сил не осталось.

Я рассмеялся, шире раскинул входные створки палатки, почесал голову, не веря в возможность занести спутницу в палатку, ведь девушка отнюдь не была лилипутом. Впрочем, интерес победил рассудок, и мои руки с жадностью, спорящей с осторожностью, схватили хрупкую истому. Мне было крайне жаль, что до палатки было всего несколько шагов, поэтому я отважился удлинить дорогу, обойдя временное жилище по кругу.

– Вы решили пешком отнести меня в Рим? – сложились в вопросительную гримаску тёмные брови.

– Нет, сегодня не все дороги ведут туда, – рассмеялся я, – мы почти дошли.

Присев, затем встав на колени и пытаясь передвигаться на них, тут же попутно наклоняясь чтобы влезть в жерло палатки, в итоге я потерял равновесие и уронил девушку с высоты в пару сантиметров.

– Ну что вы за медведь? – с укором рассмеялась она.

Франческа самостоятельно с проворством забралась в наш маленьких домик, зарылась в спальник и тут же уснула. Я ещё немного побродил по полю, взметая облака мигающего света, пересчитал звезды и то же отправился на покой.

Вдобавок к солнечному будильнику в виде повышения температуры в палатке, утро началось с невыносимого собачьего лая неподалёку. Я вылез из убежища, прихватив на всякий случай топор. Фермеры, по-видимому, хозяева поля, на котором мы нашли ночлег, стояли метрах в пятидесяти, держа на цепи огромного волкодава. Они махали руками и что-то громко обсуждали, не решаясь, однако, подойти к нам. Я помахал им, желая выказать добрые намерения. Спящую красавицу нужно было будить. Пришлось наскоро собрать весь скарб в машину и отложить завтрак, непрекращающийся лай собаки и напряженность обстановки добавляли волнения. Сообразив, что нельзя показывать и толику страха в таких случаях я направил машину прямо на толпу фермеров так, что людям с вилами и топорами пришлось расступиться. И если я следил за тем чтобы не никого случайно не задавить, то Франческа успела разглядеть лица людей.

– Сколько страха у них на лицах, – протянула она, когда мы проехали толпу, и я прибавил скорость. – Никогда не видела такого испуга.

– Так ведь Неаполь самый криминальный город Италии, может нас за бандитов приняли? – пытался шутить я, подумав, что, пожалуй, стоило заночевать в отеле.

Обратный путь до Иллары мы преодолели так же за два дня. Успев провести много занимательных часов в Риме и заглянуть в Ватикан.

Мы основательно подружились Франческой за время нашего путешествия и, казалось, успели обсудить с ней наедине практические все темы на свете. Я рассказал ей о своих приключениях, о друзьях, о Вике. Как обещал ранее, поведал Франческе о лошадях на знавших сахар: они сбежали из странствующего цирка при пожаре и были ужасно худыми. А также поделился с ней многими другими историями. Моя прекрасная спутница в свою очередь много рассказывала о своей жизни в Илларе и за её пределами в нечастные периоды путешествий. Иногда Франческа делилась мечтами о том, как видит себя то цветочницей, то садоводом, то многодетной мамочкой, а порой её хотелось успеть всё из перечисленного. Лишь одну тему мы избегали как корабль рифа – Фабрицио. Как только я пытался издалека отвлекающим манёвром подходить к вопросу отношений, зоркая интуиция девушки бдительным пограничником, отваживала меня от невидимой черты.

Быстро пролетело пару месяцев, строительство новой виллы было законченно уже настолько, что деревья и кусты вернулись на поле вокруг усадьбы, впрочем, более организованно и лаконично. Заказчица, да и сама Франческа давно требовали у меня дать название моему проекту, практически полностью завершенному. И, в конце концов, я не придумал ничего лучше "Орнелия", что имело латинские корни, означающие "украшение".

Когда комнаты новой виллы наконец наполнились мебелью на заказ и цветами, выбранными Франческой, я собрал чемоданы. Сердце радовалось, когда перед дорогой мы с будущей хозяйкой Орнелии прогуливались по законченным комнатам словно по волшебству перенесенных с забытых чертежей в осязаемую реальность дышащей жизни. И в то же время было грустно осознавать близость расставания.

– Что это? – удивилась Франческа, когда мы зашли в детскую.

– Подарок для будущей хозяйки, – небрежно пояснил я.

Когда пышная обёртка была сорвана удивлённые глаза чуть увлажнились. Несколько недель от нечего делать я по вечерам мастерил колыбельную по своим чертежам, выбрав в качестве материала красное дерево.

– О, – только и смогла выговорить Франческа, взяв меня под руку.

Пополнив своё портфолио фотографиями Орнелии, а также щедрыми на похвалы отзывами заказчицы, наконец к зиме я вернулся в Москву. Вика встречала меня без мужа, но с новеньким кольцом замужней женщины. Впрочем, через год после свадьбы она развелась, и я шутил, что это произошло из-за того, что она не пригласила меня свидетелем.

5

Прошло семь лет с тех пор как никому не известный архитектор уехал из Флоренции. С тех пор я успел закончить ещё несколько важных проектов и был на хорошем счету в небольшом кругу. Очередной отпуск с моей пассией, имя которой случайным образом совпало с тем, что когда-то было опрометчиво выбранным созвучным моему, мы решили провести в Италии. Начав путешествие с Милана, заглянув в Венецию и Болонью, сделав крюк к Пизе, мы, наконец, добрались до Флоренции.

– Посмотрите-ка на него, – дразнила меня в комнате отеля спутница. – На свидание намылился!

– Вот ещё, – отнекивался я, поправляя перед зеркалом пиджак. – Ты же знаешь, моё сердце надёжно занято.

– Знаем-знаем, проходили, – скороговоркой проговорила неудовлетворённость.

– Будет тебе, успокойся. Мне нужно увидеться с другом. По-моему, я рассказывал.

– На случай если ты не знал, друзья в платьях обычно зовутся "подругами".

– Дорогая, ты не заметила? Кажется, нам попалась комната не только с видом на город, не только с чугунной ванной на ножках, но и с мегерой в придачу…

– Ах, так! – отобрала у меня галстук новоиспеченная богиня, скрываясь в соседней комнате.

– Ты права, пойду без галстука, – громким голосом я разыгрывал безразличие. – Зачем все эти церемонии, подумаешь поход в дом местного депутата.

– Этот подойдёт лучше, – вынесло мне другой галстук примирение. – Милый, не забудь, мы хотели выбраться куда-нибудь поужинать, – обняли меня любимые руки.

– Помню, – протянул я, удивляясь, впрочем, своей рассеянности. – Ну хорошо, – взглянул я на часы и поворачиваясь к возлюбленной визави. – Слушай мою команду, подпоручик! – призвал я, в шутку подражая военным.

– Я не хочу быть подпоручиком! – приняло недовольное выражение лица несогласие.

– Ладно, – кивнул я. – Слушай мою команду, генерал Нехочуха!

– Jawohl, mein herr, [(нем.) да, господин] – приосанилась шутливость.

– Встречаемся через три часа в фойе при полном параде.

На улице я поймал такси, так как совсем не хотелось терять время. По дороге часто попадались плакаты с физиономией Фабрицио, сдобренные его именем и непонятными итальянскими надписями. (Фамилия Де Лонги вызвала у меня ассоциацию с маркой стиральной машины.) По-видимому, недавно прошли выборы, так как на улице местами ещё валялись листовки с тем же знакомым портретом.

Я с удивлением позвонил в колокольчик Орнелии, в мой отъезд его ещё не было.

– "До чего же она любит колокольчики", – пронеслось в голове.

Через ограду забора я заметил, что на участке успели вырасти новые деревья и были посажены дополнительные растения, эти изменения добавляли вилле счастливого благоухания.

Ко мне вышла прислуга, она забрала мою карточку. Стало непросто попасть в дом.

Фабрицио встретил меня на правах хозяина, выйдя на улицу.

– Мистер архитектор, – похлопал он меня по плечу, – как же! Помню, помню и порядком наслышан о ваших успехах.

– А мне сегодня посчастливилось насмотреться на ваши, – без зазрения совести льстил я, отвечая на ложь собеседника.

– Ха-ха, верно. Долгий путь вёл меня в это кресло! Ну проходите, вы всегда желанный гость в нашем доме. Франческа, наверное, возится с детьми. Дорогая! – пробасил он в сторону гостиной. – Посмотри кто к нам зашёл отпраздновать мою победу.

Хозяйка дома сидела на уютном диване перед зажжённым камином. Она была всецело занята детьми, так что не могла встать и лишь приветливо кивнула мне, на мгновение обернувшись. Самую маленькую девочку женщина держала на коленях перед раскрытой книгой, двое мальчиков постарше обнимали мать с обеих сторон, так же с интересом рассматривая картинки на бумаге.

Мы пытались вести светскую беседу с Фабрицио бесплодную и бесцельную, которая, по-видимому, была ему привычна, а меня несколько утомляла. Впрочем, вскоре спасительно зазвонил телефон, и хозяин откланялся.

– Оставайтесь на ужин, – бросил он, уходя, – я скоро вернусь.

– Приятно видеть тебя счастливой в браке, Франческа, – начал я диалог с давней знакомой.

Женщина представила меня детям и с гордостью немного рассказала о них. Я всё ещё не дожил до радостей семейной жизни, маленькие существа казались мне кем-то вроде инопланетян. Впрочем, привыкший ходить с несколькими шутками и забавами про запас, мне удалось и развлечь, и насмешить детишек. Сложно было оторвать глаза от милой девочки, практически точной копии Франчески, только разве что крохотной.

Ужин прошёл без Фабрицио, так как он уехал. Мать всю трапезу продолжала возиться с детьми, едва успевая отведать яства в большом количестве расставленные на столе. Я был не голоден и поэтому больше наблюдал за большим семейством. За минувшие семь лет Франческа стала больше похожа на свою мать. Чуть пополнев, она теперь казалась немного ниже ростом. Впрочем, черты лица изменились несильно, манеры прибирать волосы и носить красивые платья то же. За ужином между делом хозяйка рассказывала мне о новостях семьи. Карла и Альберто поженись почти сразу за Франческой. После того как Альберто был несколько раз пойман на нарушении клятв верности, Карла взяла его в ежовые рукавицы, не позволяя мужу распоряжаться её состоянием. Порой на коленях ему приходилось выпрашивать у жены деньги на новые платки. Из-за постоянных нервов он истощал. Получая, в конце концов, заветные банковские билеты, Альберто тут же сбегал из дома на несколько дней. Карла держала себя в форме, начала вести активный образ жизни, взялась за спорт, похудела и стала много путешествовать. Детей у них не было, и Франческа делала ставки на то, что сестра вот-вот найдёт лучшую партию и окончательно прогонит Альберто. У матери Франчески особенных новостей не было, но из разговора мне показалось, что та немного жалеет о том, что делит крышу с младшей дочерью и её мужем, теперь сеньора предпочла бы жить рядом с внуками, а не в окружении постоянных ссор. Лошадей родители Фабрицио продали сразу после первой беременности их невестки, о чём Франческа, конечно, сожалела, впрочем, находя теперь все отрады и бескрайний источник счастья в детях и цветах.

Когда ужин был закончен, мы всей компанией вышли на свежий воздух прогуляться и поиграть. Затем все вместе немного отдохнули перед камином за чтением детской книги вслух. Странным было то, что итальянская речь на устах Франчески мне казалась одним сплошным прекрасным признанием в любви.

На несколько минут я был оставлен, мать отправилась укладывать детей на боковую.

Вскоре залитая счастьем женщина вернулась. Она по-хозяйски подбросила дров в камин и, наконец, села рядом.

– Ну а как ты поживаешь? – дружески пожала она мою руку, испытующе заглядывая мне в глаза.

– Вроде неплохо, – взмахнул я плечами, пожимая в ответ знакомые пальцы. – Намедни заехал в Пизу ударить для тебя в колокол.

– Ничуть не изменился, – добродушно рассмеялась Франческа. – Всё также никого не боишься.

– Ага, – рассмеялся я в ответ, – кроме… – Вдруг я заметил на шее у собеседницы мой старый перстень на цепочке и осёкся. Должно быть, он выбежал из-под складок платья, пока хозяйка наклонялась за дровами. – Боже мой, – сорвался мой голос от сильной боли в груди. – Франческа. – Проморгал я мгновенно увлажившиеся глаза. – Зачем это? Зачем?

На секунду Франческа посмотрела на меня так, как никогда не позволяла себе до этого. В одно мгновение мне открылась целая бездна того, о чём так не хотелось думать все эти годы. Теперь она стала явной, почти осязаемой, и коршуном рвала на куски моё сердце. Я не удержался и горячо обнял когда-то любимую девушку.

– Бедная моя, нежная моя Франческа… – шептал я ей, и солёный кипяток лился по моим щекам. – Почему? Почему всё так глупо, так по-идиотски всё вышло?

– Ну же… будет тебе, – успокаивала она меня, поглаживая по голове как ребёнка. – Прошу тебя, успокойся.

Я вновь откинулся на спинку дивана, тяжело дыша как поле после бури, и старался смотреть на разгоревшийся огонь камина.

– Ты разве забыл, как мы сидели когда-то почти также перед костром вдвоём, и ты на мои детские мечты о справедливости во всём мире приводил доводы, что никакой справедливости нет. Пожалуйста, не жалей меня, а тем более не вини себя. Просто такова судьба. Ты же видишь я неплохо устроилась, меня переполняет любовь, пусть это только любовь к детям, но я счастлива.

И мне вспомнилось, как когда-то мы, действительно, сидели вот так перед костром с Франческой вдвоём, и как мне казалось тогда, что моя спутница не то чтобы достойна кого-то лучше Фабрицио, не то чтобы нуждается во мне, но что её нежная девичья душа заслуживает всей, абсолютно всей любви на свете.

Я забрал перстень. Франческа отдала его вместе с цепочкой. По дороге в отель, которую мне было необходимо пройти пешком, чтобы успокоиться, перстень был выброшен в Арно. Так хотелось утопить с ним, не только цепочку, но и все-все воспоминания, ужасно тяготившее сердце.


март 22


soundtrack:
https://vk.com/silusab?w=wall-67641194_2673