Искренность – одно из самых часто употребляемых слов в моём лексиконе. Я высоко ценю это качество и считаю его необходимой христианину (да и любому порядочному человеку) добродетелью. Потому что искренность – первый шаг к Истине, а неискренность – первый шаг ко лжи.
Но наша несовершенная земная жизнь такова, что даже добродетели могут становиться вредоносными кумирами. И искренность – не исключение.
Потому что в искренности можно дойти до абсурда. Помню, как меня задела и обескуражила маловерная дама из романа «Братья Карамазовы». Она «в припадке самого искреннего самобичевания» каялась перед старцем в своих благородных и возвышенных (как бы парадоксально ни звучало) грехах. А потом каялась, что её покаяние было ради одобрения и «похвалы её искренности». Можно до бесконечности копаться в своих потаённых мотивах и сдирать кожу с души, но... А толку-то?
А ещё искренность не застрахована от купли-продажи. Страшным кошмаром мне врезался в память эпизод «15 миллионов заслуг» из британского сериала «Чёрное зеркало» (это не рекомендация, фильм правда очень тяжёлый). Главный герой этой классической антиутопии врывается в прямой эфир с осколком стекла у шеи и, угрожая покончить собой, если ему не дадут высказаться, произносит пламенную речь о низости общества, сделавшего своими святынями юмористические шоу и порнофильмы. Судьи, ведущие передачу, выслушивают его и… Предлагают ему вести собственную обличительную программу! Ужас истории в том, что герой-бунтарь соглашается и продаёт свою искренность ради комфортной жизни.
Почему описанные сюжеты вызывают у меня душевное содрагание? Потому что я знаю: они про меня. Не сегодняшнюю и, даст Бог, не завтрашнюю. Но они про скрытый внутри меня потенциал ко злу.
С печальной ностальгией слушаю глубокие лекции отца Андрея Кураева 2000-ых годов и мысленно благодарю его за напоминание: в любой момент жизни я могу упасть. За это же я благодарю Филарета (Денисенко), расколовшего Церковь. Странно быть благодарной человеку, причинившему зло не умещающегося в голове масштаба. Вероятно, его личность не цепляла бы меня так сильно, если бы не одно «но»: два года самопровозглашённый патриарх был ректором Московской духовной академии. Когда его руки передавали дар священства, мог бы кто-нибудь подумать, что за углом завтрашнего дня – трагедия?
Я пишу и знаю: возможно, этот текст – последний. Возможно, уже завтра я перестану писать или, что страшнее, потеряю своё сегодняшнее здравомыслие. Я хрупка, и дар мой хрупок, и искренность моя балансирует на грани кокетства. Сейчас моя любовь – цветущий сад, но про её будущее я могу говорить используя слово «надеюсь», а не «знаю». Моё завтра – неотвеченный вопрос.
И потому я так остро чувствую прекрасность сегодняшнего дня, прожитого в здравомыслии, искренности и любви.