Больше всего ненависти я заслужила своими опозданиями. Правда, я обычно очень опаздываю и ничего не могу с этим сделать. Это глубоко присущее мне качество, склонность зависать, медитировать, тянуть. Так за это качество некоторые меня просто ненавидели, да. Друзья понимали, конечно, но все равно порой не выдерживали, а некоторые сварливо нудили: “ты же не могла не опоздать”. И обижались... хотя не очень, иначе они бы со мной сразу не подружились. А чужие люди ненавидели, делали злые лица и отказывали мне в работе. Это важное качество буквально решало мою судьбу. И решило как решило.
Еще ненавидели за полноту. Я как растолстела подростком, так с тех пор не бывала совсем худой. И некоторых это очень выводило из себя, прямо бесило. В классе и пионерлагере девчонки смеялись потихоньку, шутили между собой шепотом, противно хихикая и оглядываясь на меня. И даже вслух говорили, например: “Неужели я столько же вешу?! Уф, нет, перепутала”. И все такое. Но ничего, я же не рвалась к ним в компанию. Обиднее было позже, когда симпатичные парни вслух обсуждали мои параметры и подсмеивались, меня шокировало это хамство, я была убита. Но убита раз, убита два, а потом уже жива. Потому что я же не собиралась с такими дураками... это... ходить, как тогда говорили. А может в кино так говорили, я уже не помню, это было давно. Встречаться, в общем. Я ведь видела, что кому-то нравлюсь.
Потом, меня ненавидели за национальность. То есть, меня считали русской, хотя это не вполне так. Но в моей любимой Прибалтике я была русской девочкой с русскими родителями, мы ездили туда отдыхать. И там было прекрасно - все другое, чистое и красивое, вежливое и сдержанное. Но иногда молчаливое и неприветливое. Потому что мы были хотя и вежливые, и воспитанные, но другие. Мы были иностранцы, я это немного чувствовала, но блаженствовала среди красоты и уюта, прекрасной природы, цветов. Мы ездили туда за культурой и природой, и нас учили, если уж мы сами напросились. Эстонская хозяйка, не помню ее имени, учила меня, что нельзя рвать земляничку, совершенно дикую земляничку, если она просовывается из-за соседского забора — ведь это соседская земляничка. И я слушалась. Мне нравились эстонцы, литовцы, невероятно, прозрачно белобрысые, чистоплотные и нарядные. Я дружила там с девочкой-литовкой и еще с какими-то детьми, уже не помню. Отца часто принимали за местного, заговаривали по-литовски. Он был на них похож, и есть версия, что мой дед - потомок этнических литовцев, осевших в рязанской области. Но при всем том несколько раз нам не хотели ничего продавать в магазинах - молчали враждебно, и мы уходили. Это принимала на себя мама, я не страдала, нет. У нас был прекрасный хозяин-литовец, он всегда угощал меня фруктами и ягодами с дерева, улыбался, шутил. Но ненависть все же была поблизости.
За что же еще меня ненавидели? А, еще за то, что я “художник” - витаю в облаках, рисую, пишу стихи, сплю до полудня, не веду толком домашнее хозяйство, не хочу замуж и детей. Нет, точнее, это было просто отчуждение, близкое к отвращению. Потому что есть правила, их нужно соблюдать. А если кто-то не хочет, то она нарушает порядок, расшатывает устои, рвет цепь сопряженных событий, рушит семейное древо. Она почти отброс. И потом, ее должен кто-то содержать, если она сама не справляется. Поэтому начинай с начала.
Кстати, ненавидели довольно близкие. Просто потому, что близкие бывают столь далеки. Это потом я узнала, что далеки абсолютно все, но от близких хотелось близости - а где ее взять, если нету. И наше взаимное недовольство этим казалось ненавистью, но неназванной, а переживаемой очень внутри. Безотчетной. Прикрытой формальностями.
Теперь меня снова ненавидят за русскость. Прямо так и пишут: мы вас ненавидим! Ох, я сама себя долго ненавидела за это, думала, что мы проклятая нация, источник собственных страданий. Многие сейчас так думают, или примерно так, а я перестала. Не сейчас, давно. Как бы приняла себя и свою национальность, поняла, что у нас есть немало хорошего, а главное решила стать независимой от национальности, похвал и обвинений. Ну то есть я это я, я могу себя чувствовать так, как хочу, и думать, что хочу. А теперь мне стало тяжело, потому что ненависть — это тяжелое дело. О войне писать не стану, я не могу о ней говорить. Оказалось, я виновата в том, что это случилось. Мне нужно было это остановить, что-то делать. Ходить на митинги, чаще подписывать петиции и жертвовать деньги активистам. И теперь из-за меня случилось такое, люди погибают, хаос, Украина разрушена, экономика подорвана. Мы не так жили. Я не так. Летят камни ненависти, как обломки взорванных городов. Зачем мы такие дурацкие, что втягиваем в свою безразмерную империю соседние страны. И говорим, что мы друзья. Знаете, дружба, как и любовь, дело двустороннее, нужно сначала удостовериться, что твои чувства нужны другому. И вообще обсудить, что такое дружба или любовь, а то бывают разногласия.
5.04.2022