Когда замерзшая провинция
оттает в марте, я опять
начну прощать ее провинности,
ее обиды забывать,
бродя в излюбленных окрестностях,
где в окоеме большака
живут в извечной неизвестности
деревья, травы, облака.
Не стану клясть, как было давеча,
глушь долготы и широты,
а в березняк отправлюсь бражничать,
в бор – надышаться доброты,
и мартовской метаморфозою
пленённым буду допоздна,
ведь так ядрёно душу пользует
провинциальная весна.