Седой привратник поклонился низко
И протянул из прошлого ладонь…
Казалось, никогда ещё так близко
Меня свечи не волновал огонь.
Вокруг крестились истово скитальцы -
Старухи из окрестных деревень,
И капал воск пронзительно на пальцы,
И на стене огня металась тень.
Я осознал с таинственностью вскоре
По слабому потрескиванью свеч,
Как призрачно дыхание людское,
Которое и здесь не уберечь.
Отец Андрей - священник кафедральный -
Преставился бесшумно, и к нему,
По слухам, родственник приехал дальний
И все бумаги перерыл в дому.
Гость озирался посреди собора,
Где зорко даже с купола за ним
Следил, видать, совсем не без укора
Какой-то пухлый райский херувим.
Не отходил ни шагу гость от гроба,
И все боялись с глупой простотой,
Чтоб не пропал, отмеченный особо,
Святейший знак на ризе золотой.
Когда же за церковные ворота
Процессия свернула, наконец,
Он, не сдержавшись, крикнул принародно:
- Я столько лет искал тебя, подлец!..
Никто не ожидал такого факта,
Крик этот будто тишину взорвал.
Гость подскочил и скинул с катафалка
Того, кто к милосердию взывал.
Толпа, взревев, упала на колени,
И не успел я оглянуться, как
Был смят приезжий в несколько мгновений,
Лежал, кровавый устремив кулак.
Едва лишь пальцы липкие разжали
И фотоснимок жёлтый извлекли,
Как по спине мурашки побежали,
А ноги вдруг к дороге приросли.
Поры военной сумрачное фото:
Пасутся танки в зелени полян,
Отец Андрей с крестом у эшафота
Пленённых исповедует славян.
Тот в гимнастёрке рваной, тот в исподнем,
А этого раздетым привели.
Но что же в вечном имени Господнем,
Когда два шага было до петли?!
От страха ли притихшие, от злости,
Толпились прихожане в стороне,
На карточке разглядывая гостя,
Казнённого с другими наравне.
Спят стены Кафедрального собора,
И колокола звон неуловим.
И на меня глядит не без укора
Какой-то пухлый райский херувим.
1988