Вуалью из памяти боли - легче укрыться вдвоём,
Но как быть, когда Маяковский поёт в груди соловьём,
Во мне уживаются двое: второй, поделённый на два,
От крестика клеточный нолик, кричащий с трибуны слова.
Я видеть хочу человека - пустите в парадный к нему!
Бумажных страниц исписала немало в табачном дыму:
Он дух мой святой, мирный воин, бросающий камень во грех,
С небесной вершины созвездий сознания предков орех.
Расколется надвое память - в широких штанинах дыра,
В них облаку некуда деться до солнца восхода утра.
Вуалью из боли в который укрыта с главою я раз,
Последний озвучен любовью апрельский зелёный рассказ.
Искала я смыслы в округе - с огнём в полудень не нашла,
Пыталась исполниться в друге - звездою на север взошла.
Оставлю на долгую память печальных соборных стихов,
Альбом музыкальных ваяний корон тридцати трёх и слов,
Сидеть ли с железом на сердце иль в углях покой обрести,
Течению бурному сдаться иль вёслами жизни грести?
Ты знаешь, не глупая шутка, стоять во дворе на ветру,
Когда во груди Маяковский - уйдёшь - оттого не умру!
А мы?
Не так же ль мы
Сошлись на краткий миг для переклички?
ААА 1943
*
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
1917