В начале я родился,
В три месяца крестился,
В двенадцать лет уже сидел,
Судим семь раз, без мокрых дел.
До тридцати ни вспомнить, ни сказать,
По жизни на местах последних,
Как вышел, понял, хватит спать,
Отъехал от тюрьмы километров на пять,
И сразу оказался в средних,
Вернее в центре всех событий,
Как говорится, с корабля на бал,
Как много сделал я открытий!
Причем ни бегал, ни скакал.
Приютом первым тир мне стал,
Я же прикинулся мишенью,
И понеслось, весь город знал,
Что я предрасположен к мщению.
Ни памятник то был и ни тропа,
Но все же дверь не запиралась,
И люди вроде, да толпа,
Бродила, шастала, шаталась.
Из тысяч двух, что побывало,
Я было присмотрел троих,
Смышленых самых, их так мало,
И как бы начал свой триптих.
Одновременно перестройка,
Да всенародная попойка,
Бандиты всякие, баптисты,
Простолюдины, коммунисты,
Решали, кто из них главней,
Смотрю, зашел крутой еврей,
За ним и целая бригада,
Вот, думаю, отрада,
С такими кашу заварить,
Так и решили, добру быть.
Я в раз уселся за модели,
Зашевелились дни, недели,
И вдохновенье бьет фонтаном,
И в шоколадных с атаманом.
Что за дела, орлов забыли?!
Всю секту красных облепили,
Щиты кокарды, да гербы,
Их банды стройные ряды,
Уж про царя заголосили,
Я даже вспомнил о России,
А вспомнил, стало быть - простил,
И Украину пригостил.
Доволен был, что расквитался,
С еврейской мафией расстался,
Да и вернулся в отчий дом,
Он меня ждал, зачат был в нем.
Слушок пронесся по району,
Вернулся зэк наш одаренный,
И как в былые времена,
Детишек куча, кум, кума.
Живу богаче Соломона,
Муз, как у Аполлона,
И сам себе я господин,
Да и страны я гражданин.
Такой свободный вот художник,
Поэт и скульптор, не безбожник,
Так по сей день живу во славу,
Теперь вот свой, и свой по праву!