в новом корпусе к обеду
ждали беженцев и вот
в полный голос "едут! едут!"
кто-то крикнул у ворот
в тот момент, когда "газели"
и "буханки", все в пыли,
посигналив, еле-еле
в санаторий заползли.
персонал под звуки эти
дружно ринулся во двор
к тем, кому, желая смерти,
выносила приговор
(осудив легко и быстро,
приравняв почти что к тле)
власть, взрастившая нацистов
на украинской земле.
улыбались, прижимая
к сердцу братьев и сестёр,
под горячим солнцем мая,
словно кто-то взял и стёр
(дальновидящий и ловкий,
и заботливый к тому ж)
все обиды и размолвки
между двух славянских душ.
после банно-санитарно-
гардеробной суеты
жали руки благодарно
(перейдя легко на "ты"
за столом в банкетном зале)
нам, виновным без вины,
те, кто чудом избежали
всей жестокости войны.
тётка Феня, повариха,
вдруг, приняв серьёзный вид,
лет семи девчушку лихо
обняла и говорит:
"не стесняйся... кушай, Рита...
было боязно, поди ж,
укрываясь от бандитов,
жить в подвале... что молчишь?
там у вас почти гестапо...
ты сметанки не жалей!"
та в ответ ей:"вот мой папа
постреляет москалей
и поедем мы скорее
прочь отсюда, по домам.
жить без русских и евреев -
это круто! правда, мам?"