***

Дмитрий Мельников

Напиши мне потом, как живому, письмо,
но про счастье пиши, не про горе.
Напиши мне о том, что ты видишь в окно
бесконечное синее море,
 
что по морю по синему лодка плывет
серебристым уловом богата,
что над ним распростерся космический флот -
снежно-белая русская вата.
 
Я ломал это время руками, как сталь,
целовал его в черные губы,
напиши про любовь, не пиши про печаль,
напиши, что я взял Мариуполь.
 
Напиши - я тебя никому не отдам,
милый мой, мы увидимся вскоре.
Я не умер, я сплю, и к моим сапогам
подступает Азовское море.

——————————

Евгений Касаткин

Президент! Я сейчас не о том, что война дерьмо,
нам об этом насквозь прожужжали уши
так, что негде ставить на нас клеймо,
где б мы ни были – на море иль на суше.
 
Я солдат, и дело мое – стрелять,
а нюансы, как правило, не меняют сути,
и неважно, какая там пристяжная бл@дь
верещит «агрессор», не обессудьте.
 
Президент! Я знаю, что вы один
в окруженьи врагов и подлейшей свиты,
но, простите, я все ж не такой кретин,
чтобы думать, что все ваши карты биты.
 
И хотя отовсюду вам поворот
от ворот, и в колеса палки, и в сердце жало,
но у вас ведь есть еще ваш народ,
и, поверьте, это не так уж мало.
 
Президент! Семидесяти двух часов
не хватило, а может и лет не хватит,
и пока мы всех не отловим псов
договор о мире здесь не прокатит.
 
Это не спецоперация, а война,
это надо признать, чтобы сделать вывод:
перед нами отравленная страна,
воевать на цыпочках с ней - не выйдет.
 
Президент! Отдайте такой приказ,
чтобы он, наконец, развязал нам руки,
чтоб обрушить весь боевой припас
на их «ГРАДы», на «Точки» их «У», на «БУКи»,
 
чтоб стереть уродов с лица земли,
чтобы впредь другим неповадно было,
затянуть бандеру узлом петли
и при этом чтоб – никакого мыла.
 
И еще, совсем позабыл сказать…
Я убит вчера в бою под Попасной.
Так случилось. Меня не вернуть назад.
Сделайте, чтоб я не был убит напрасно.

—————————————

Роман Кручинин

Нехорошо... и так нехорошо,
как режут и не зашивают, -
ещё один... ещё один ушёл...
одна лишь смерть всегда живая.
И сколько боль платком ни вытирай,
в кошмаре как замуровали:
когда уйдёт последний ветеран,
начнётся третья мировая...
 

——————————————

ПОЭМА КОНЦА
(невыдуманная история одной военной корреспондентки)

1.
Если бы две недели назад
случайный осколок прилетел в мою рыжую голову
в поселке шахты Трудовская (ДНР)
или на позициях ЛНР под Славяносербском,
моя этическая позиция
осталась бы безукоризненной.
 
Быть на стороне слабого -
так нас учили буквари,
так нас учили мама и папа
и вся великая русская литература.
 
Семь лет я была с теми, кого бомбили,
семь лет я воевала за них с целым миром
и особенно с собственными штабными.
Как же мне не остаться с ними?
 
Я родилась и выросла в Харькове,
я не разговариваю с собственным братом с 2014 года.
Я даже родителей прошу не упоминать его в разговорах.
Я — с теми, кого бомбили.
Мой брат - с теми, кто их бомбил.
 
Так вот будет: я приеду с походным рюкзаком на плечах,
пройду по двору, где семь лет не была,
где не надеялась уже побывать при жизни,
сяду на лавочку перед окнами,
из которых будет пахнуть жареной картошкой,
и сердце мое станет огромным и жарким.
И разорвется.
 
2.
На границе с зоной боевых действий,
рядом с танками самими могучими в мире,
я сижу на съемной квартире,
я считаю: «раз — и, два — и, три — и, четыре»,
песня лейся да знамя взвейся.
 
Я думаю про девочку, инвалида из Киева,
она написала: «ты мне сегодня снилась,
я жду тебя в гости».
Я помню, как льется кровь, отрываются ноги, ломаются кости,
эта память мне все нутро выела.
 
Я видела это под Луганском и под Донецком в степи рыжей.
Я думаю: «выживите».
 
Я молюсь за русского офицера,
за украинского призывника.
Эта хрупкая моя вера
никого не спасла пока.
 
Я сижу, прижавшись спиной к батарее.
Пусть все закончится побыстрее.
 
Выключается свет.
Ночь будет чудищ полна.
Но права моя страна или нет -
это моя страна.
 
3.
Выживи мама, мама моя Россия,
Выживи папа, папа мой город сивый.
Жили, дружили, пили да не тужили.
Выживи, Тоха, с которым мы вместе жили.
 
В две тыщи десятом жизнь дала трещину -
Я из Харькова в Киев переехала на Троещину.
Так пила что заработала панкреатит.
Самолёт, самолёт, посмотри, летит.
 
В двенадцатом уехала в Питер,
В пятнадцатом сделалась невъездной.
Что происходит этой ранней весной.
Хлеб на столах - это мы-то жали и сеяли.
Выживи мама, мама моя Расея.
 
Эх, наступает ночь, тревожное небо.
Как там белая хата, садок вышнэвый?
Кто меня предал-продал властям Украйны -
Не умирай, падла, не умирай-на.
 
Братцы да сестры, сгоревшее поколение,
Кто там вместо Бандеры вешает Ленина?
Ночь наступает, времени очень мало.
Выживи, мама, Русь моя, мама, мама.
 
4.
Люблю тебя
Люблю тебя
Береги себя
Давно не писала так часто
Знакомым и незнакомым
Не выходи из комнаты не совершай ошибку
Собери документы
Заряди телефон и пауэрбанки
Если уезжаешь то не бросай кота
Люблю тебя
Люблю тебя
 
Пусть выживут друг и враг
Те кто пишет "мы вас ждём -
Аничку и Россию"
Те кто пишет "умри ватная дрянь
Никакая ты нам не Аничка
Русский ты оккупант"
 
Пусть выживут
 
Ночь
подбитой техники больше не видно
Я русская
И мне за это не стыдно
 
5.
Что-то горчит под ложечкой да щекочется.
Степь, не кончается степь, никогда не кончится.
Русская степь, небеса, украинская степь -
Жизнь-то прожить, да их перейти не успеть.
 
Русская степь в украинскую перейдет,
Водка, горилка, сало, глубинный народ.
Помнишь, тут были, пили, друг друга любили,
На солнце сгорели, домой добрались еле-еле?
 
Русские степи, комок перекатиполя,
И камуфляж у нас разных цветов, но до боли
Помню большие звёзды в степи под Херсоном,
На окружной, над городом мирным, сонным.
 
6.
В Харькове
я росла.
В Харькове мы играли:
в мушкетеров
в Робина Гуда
в уличные бои.
 
Кричат сирены, их голоса из стали
взрезают улицы, парки, дворы мои.
 
Детство мое
никогда уже не настанет.
Город моего детства превращается в Готэм.
- Я буду русских встречать с цветами,
- Я буду русских встречать с пулеметом.
 
Кем я вернусь в этот город?
Через какие пройду горнила?
Триколор у меня на груди — мишень для бывшей подружки.
По нашим старым кафешкам стреляют пушки.
Я любила играть в войнушку, очень любила.
Я никогда не вернусь с этой войнушки.
 
7.
Первого марта, на шестой день войны
В одном одесском дворе расстреляли кошек.
Наверное, сдали нервы.
 
Да, у многих сдают нервы.
Может, кошки мяукали с рязанским акцентом,
Или сидели не на бордюре, а на поребрике,
Но их расстреляли.
 
- Рыжего, - говорит,
- мы хотели домой забрать, но не успели.
Серая Жопь носила котят.
Дин был маленький,
Я хоронила его в своем платке.
 
В этом месте я,
Видевшая столько человеческих трупов,
Что хватит на деревенское кладбище,
Спряталась под одеяло.
Накрылась им с головой
И долго повторяла:
"Теперь я живу в этом домике".
 
8.
бессмысленно заклиная остаться людьми,
в крайнем случае, становясь котом, но не прочим зверем,
я
сшиваю
раздробленный
мир -
нет ничего кровавее и грязнее.
 
но я тут буду стоять со своими стихами, ныть
о гуманизме посреди городов выжженных.
в шесть часов вечера после войны
я не выживу.
 
я утверждаю, что значат что-то слова,
я утверждаю, что значит что-то любовь.
русская моя рыжая голова,
русская моя красная кровь.
 
вот такая, блин, музыка, такая война,
делу - время, потерям - счет.
слушай, ну если хочешь - меня проклинай,
только меня, а не кого-то еще.
 
9.
А помните, были девочки-фигуристки.
Помните, как они надо льдом взлетали.
А потом применили летальное.
По Донецку, Горловке, Харькову,
От людей - окровавленные огрызки
И вороны каркают.
 
А девочки танцевали,
Выгибались руки в идеальном овале,
Земля отзывала свое притяжение.
А потом побагровела и порыжела,
И ничего не значат теперь эти танцы.
И мои стихи ничего не значат,
Раз никого не спасли.
Говорю: "останься в живых, останься,
Как же я буду иначе
Среди искалеченной этой земли".
 
В трубке гудки
Связь пытаются выловить.
 
Но ведь танцевали же.
Танцевали?
Было ведь?
 
10.
В три часа ночи,
Сидя в зелёной машине
С "Никоном" и блокнотом,
Стукаясь головой о дверь,
Я вспомнила "пазик"
В Кировске, ЛНР.
Это была запасная машина на штабе,
Ровно так же тряслась на ухабах.
 
Ещё я вспомнила,
Как летней ночью ехала с Лёшей "Добрым",
Комбатом "Призрака",
На "Ниве" через летнюю степь во тьме.
Гремели прилеты, стрекотали сверчки,
Леша включил музыку из аниме.
Я тогда была моложе,
Наверное, лет на двести.
 
Мы воевали
Против армии.
С говном и ветками.
Нас убивали,
А в штабе запрещали ответку.
Было совершенно понятно, что правда за нами,
Хоть нас и мало.
 
Лёшу, кстати, похоронили в Алчевске.
Я не была у него на могиле.
Я вообще не хожу на могилы -
Как-то их многовато стало
 
И вот сейчас,
Когда линия фронта
Легла прямо через меня,
Я поняла, что чувствовала Ева,
Рай на яблоко обменяв.
 
И я пишу людям, которых знаю давно и недавно
Телеграфные строчки:
 
Я люблю тебя.
Я люблю тебя.
Я люблю тебя.
Не умри, пожалуйста.
Не сегодня.
Не этой ночью.

Лемерт /Анна Долгарева

—————————————————
***
у меня такое чувство
возникает без труда
что кругом одно кощунство
и великая вода

каждый камень в этой речке
норовит намять бока
но со щукой и на печке
мы спасаемся пока

мы плывём и твёрдо знаем
заплывая за буёк
это родина родная
а вот это рагнарёк

и увидев морду в каске
и винтажные рога
понимаем что не в сказке
надо убивать врага

в небе шмыгнула синичка
небо вспыхнуло блесной
кто-то завтра чиркнет спичкой
получается что мной

Пётр Матюков

—————————————————

***
Я давно оторван от народа –
Там, где он, давно я не был с ним:
Каждый день на проходной завода
Или по замызганным пивным.
 
И не то чтоб праздника Победы
Я как либерал не разделял, –
(Пусть добавят это жуковеды
В диссертационный матерьял), –
 
Просто, невзираючи на лица,
На поход Бессмертного полка,
Мне с народом воссоединиться
Не даёт упрямство мудака.
 
Железобетонное упрямство,
Что твердит и спрашивает, – как?–
Мы сумели заново вписаться
В только что законченный блудняк?
 
Дураки всё те же и дороги;
Стал чуть разговорчивей конвой;
Мы стоим, как прежде, на пороге
Не чеченской – Третьей, мировой.
 
Это, знамо, гадит англичанка;
И народ, не занимая сил,
Так живёт, как будто бы из танка
Даже по нужде не выходил.
 
У него иные эмпиреи:
Наш народ, в отличье от меня,
Знает, что кругом одни евреи, –
Если не евреи, то чечня.
 
Я надеюсь, кто-нибудь найдётся,
Кто-то скажет мне когда-нибудь:
«Без тебя народ наш обойдётся,
Уходи, уйди, ещё побудь».
 
Это, среди прочих ситуаций,
Жуковедам в общую тетрадь
Или на страницы диссертаций
Не рекомендую добавлять.
 
Потому что эти, типа, грёзы –
Пострашней, чем взять да написать:
«Я умру в крещенские морозы» –
И реально в них концы отдать.
 
Это – как на сцену выйти голым,
Выйти и сказать в народ, любя:
«Ты, конечно, без меня не полон,
Но и я не полон без тебя».
 
Говорят, в семье не без урода, –
Даже на заводах и в пивных
Больше нас и больше год от года
По любым подсчётам. И без них.
 
Потому на празднике Победы
Я в рядах Бессмертного полка –
Пусть запишут это жуковеды –
В этот раз пойду наверняка.

Максим Жуков

————————
***
За холмом и рекой бахает, бацает.
И полно тут этих холмов и рек.
А в Луганске цветет акация
И у Ксю в коляске маленький человек.
 
И везёт она его, совсем новенького,
Меньше месяца как рождённого на свет,
А рядом идёт солдатик, и голова вровень его
С цветами - седыми, и он - сед.
 
Как брызги шампанские,
Акации соцветия.
Пацаны луганские
Двадцатилетние.
 
На разгрузке лямки,
На портрете рамка.
Где ваши мамки?
Я ваша мамка.
 
Как они уходят за реку Смородину,
За реку Донец, за мертвую воду,
За мертвую мою советскую родину,
За нашу и вашу свободу.
 
По воде и облакам, как по суше,
На броне машут, несутся тряско.
А все же жизнь продолжается, правда, Ксюша?
И Ксюша катит коляску.

Анна Долгарева

———————————
ДЕНИС НОВИКОВ

РОССИЯ

Ты белые руки сложила крестом,
лицо до бровей под зелёным хрустом,
ни плата тебе, ни косынки –
бейсбольная кепка в посылке.
Износится кепка — пришлют паранджу,
за так, по-соседски. И что я скажу,
как сын, устыдившийся срама:
«Ну вот и приехали, мама».
 
Мы ехали шагом, мы мчались в боях,
мы ровно полмира держали в зубах,
мы, выше чернил и бумаги,
писали своё на рейхстаге.
Своё – это грех, нищета, кабала.
Но чем ты была и зачем ты была,
яснее, часть мира шестая,
вот эти скрижали листая.
 
Последний рассудок первач помрачал.
Ругали, таскали тебя по врачам,
но ты выгрызала торпеду
и снова пила за Победу.
Дозволь же и мне опрокинуть до дна,
теперь не шестая, а просто одна.
А значит, без громкого тоста,
без иста, без веста, без оста.
 
Присядем на камень, пугая ворон.
Ворон за ворон не считая, урон
державным своим эпатажем
ужо нанесём – и завяжем.
 
Подумаем лучше о наших делах:
налево – Маммона, направо – Аллах.
Нас кличут почившими в бозе,
и девки хохочут в обозе.
Поедешь налево – умрешь от огня.
Поедешь направо – утопишь коня.
Туман расстилается прямо.
Поехали по небу, мама.

—————————

КОВРИК С ЛЕБЕДЯМИ

Вот коврик: лебедь на пруду,
Русалка на ветвях нагая,
И я там с бабушкой иду,
Тащить корзину помогая.

Меня пугает Черномор,
И рота витязей могучих,
Когда они тяжелой тучей
Встают из вод, стекают с гор.

Дымит фашистский танк вдали,
Копьём уже пробит навылет.
Бегут бояре столбовые
Со вздыбленной моей земли.

Но сквозь разрывы, сквозь беду
Я вижу: кот идёт упрямо,
И пирожками кормит мама
Его, и птицу на пруду.

И сказки он кричит навзрыд,
И песни он поёт, каналья,
И цепь его гремит кандально,
И дерево его горит.

Ян Брунштейн

——————————————

***

по последним данным мы все в тупике
у нас отвалились крылья и хвост в пике
и скоро совсем каюк будет нам
и все разумеется из-за Путина

по последним данным последние данные лгут
Рамзан Ахматович и Шойгу крут
Зеленский явно проигрывает Никулину
и мы по-тихоньку смеёмся а хули нам

и я раскидываю мозгами туда-сюда
это математика логика не ерунда
или ты терпишь иго или как Коловрат
я пацаны как вы за второй вариант

Пётр Матюков

-------
***

И больше никого не хоронить,
А только вишни собирать в ведёрко,
Пластмассовое, детское - они
Лежат там с горкой.

И строить новый город на песке,
И будут понарошечные люди
Ложиться спать на белом лепестке -
Давай так будет.

Вон жук ползет, глаза его черны,
Жук красно-черный, именем солдатик,
Не мучь его, пусти его с войны,
Ей-богу, хватит.

И ямка для секретика в земле -
Туда ложатся город, мама, кошка.
Не плачь, не плачь, тебе под сорок лет.
Мы все тут - понарошку...

Анна Долгарева

————————————

Дмитрий Трибушный (протоиерей)
***

Звони, Донбасс обетованный,
На самый верх.
Пророки обещали манну,
А выпал снег.

Мужайся, город непорочный,
Где каждый дом
Проверен «градами» на прочность,
Крещён огнём.

На час открыли херувимы
Ворота в рай.
Гори, Донецк неопалимый,
И не сгорай.

——————————
Василий Толстоус,
Макеевка

Смерть
Умолкли птицы. Небо словно выше.
Звезда прожгла мерцанием простор.
Беззвучный вздох –
полёт летучей мыши.
Затих дневной досужий разговор.
Повсюду тени. В бликах мостовая.
Незримо шевеление листа.
Мелодия вечернего трамвая
так непередаваемо проста –
но вдруг ушла, закончилась внезапно…
Остывший воздух дрогнул невзначай:
тупым стеклом по вечности царапнул
ночной мопед, стеная и стуча,
сжимая звуки в шорохи и звоны...
…И движется, смыкается, страшна,
из каждой щели, тонкой и бездонной,
бескрайняя, сплошная тишина.
Одно лишь сердце с болью и тревогой
наружу рвётся, зная наперёд,
что рядом, здесь, без света и дороги
землёю Смерть полночная плывёт –
её уснувшей тёмной половиной,
и выбирает время сладких снов.
Беспомощный, виновный ли, невинный,
и млад ли, стар – для Смерти всё равно.
Застыв, стою. Она струится мимо,
касаясь мягко полами плаща.
...И до утра, до спазма, нестерпимо
немеет ниже левого плеча.

* * *
Когда сойдёт последний свет заката
и тень укроет ближний террикон,
тогда сверкнёт подствольная граната
и разорвётся здесь, недалеко.
Начнут стрелять из рощи пулемёты,
но красоту трассирующих пуль
вы, может быть, не сразу и поймёте,
живя в домах, искрошенных в щепу.
В подвале тоже, в общем-то, неплохо:
коптит свечи огарок на столе,
и мать в углу укачивает кроху,
чей мир – пространство маминых колен.
А так – вполне приличная реальность:
садись, накормят кашей и борщом.
Помочь, конечно, можете. Морально.
Мол, как вы там. И есть ли вы ещё.

-------
Виктор Карпушин

***

Осталось верить и молиться,
 Глядеть в сырые небеса…
 Наступит лето, медуница
 Услышит наши голоса.

 Переживём глухое горе,
 Переберёмся за овраг.
 К могиле русского героя
 Не подберётся мрак и враг.
 
 И капли земляничной крови
 Укажут путь на облака,
 Стропила обгоревших кровель
 Заденет ангела рука.

 Останется печаль и вера,
Святая ненависть к врагу...
 Забор. Следы от БТРа.
 Пустой блиндаж на берегу.

———————————————-

***
На плече у Саньки
Набито лицо индианки.
Санька ведёт "буханку",
Подрезает дорогу танку.
Ветер в открытые окна кусает лицо.
В колонках играет Цой.
Едут-едут на север танки,
 Вокруг подсолнухов желтых столько.
На груди у Саньки -
Маленький шрам от осколка.
Машут навстречу девчонки и старики,
Летом не бывает смертной тоски.
И кукушка кукует,
И будет так.
И моя ладонь превратилась в кулак.

Анна Долгарева

————————————-

Обращено к Порошенко несколько лет назад.

***
Тебе искать привычней выгоду,
А тут стоит на карте честь.
Война? И нет другого выхода?
Но докажи, что выход есть!
 
Возьми граненую посудину,
Протри снаружи и внутри.
Лети в Москву и выпей с Путиным,
И по душам поговори.
 
Закрывшись наглухо от челяди,
И протокол забыв, и такт,
Спроси: "Володь, мы разве нелюди,
Чтоб рассобачиться вот так?"
 
И не пугай донецких мщением,
Военной пляской на костях.
Ты попроси у них прощения,
И, может быть, они простят!
..........................................
Стоит и смотрит в холод зеркала,
В непредсказуемую даль
Большой мужик с душонкой мелкою,
Не полетевший никуда.

Арсений Платт

-------

ПЛОЩАДЬ ОБОРОНЫ

в коричневую хлябь на площадь обороны
в начале февраля и в день любой другой
шагали как в портал в портянках и погонах
с цигарками у рта
уверенной ногой

здесь яблони теперь балованные дети
дышать смотреть терпеть
собачки в поводу
а небо голубей чем даже в сорок третьем
и кляксы голубей
и лужицы на льду

здесь яблони молчат и памятник на горке
и только по ночам часа примерно в три
гуляют ветерки
дымок гоняя горький
гуторят мужики до самой до зари

а мы стальных дедов пластмассовые клоны
взираем поутру на памятник с мечом
ложится первый снег на площадь обороны
прижмись ко мне плечом
прижмись ко мне плечом

и колокольный нимб медлительный и длинный
и жизнь моя под ним привольна и проста
и я стою одна невольной Магдалиной
и новая война читается с листа.

Наталья Разувакина

—————————————
***
Далеко от передовой,
после чарочки медовой
мужики поют.
Замерзает ямщик в степи,
чёрный ворон кружит - не спи,
продолжай маршрут. 

Далеко от передовой, 
в драной кухоньке под Москвой,
перед банкой шпрот
допоздна мужики поют 
не про то ли, как берег крут,
как невеста врёт.

В тёплом городе на Томи
полюби меня, обними,
спрячь между грудей. 
Унесёмся на край земель,
в заповедное царство Хель
от лихих людей.

Ангел божеский пролетел, 
брызжет кровушкой чистотел -
на, возьми, помажь. 
Может, выест клеймо на лбу,
не вернёшься домой в гробу,
драгоценный наш.

Эта песня на ход ноги
расширяет свои круги,
дребезжит окно.
То ли ворон верёвки вьёт, 
то ли дева крылами бьёт, 
то ли всё одно.

В Пензе, Вологде, Костроме,
на Дону и на Колыме 
всё слышней, слышней. 
То ли жизнь, будто Русь, длинна, 
то ли смерть, будто степь, пьяна,
да и шут бы с ней.

Ворон девичий - бровь, коса.
Магазинная колбаса,
бородинский хлеб. 
Льётся песня вразнос и в лад,
достигая десятых врат
и двадцатых неб.


Игорь Караулов

————————————

Проводы

Невесомой прожилкой застыл со вчера
окоёма осеннего прочерк…
На войну провожали Смирнова Петра –
пели песню про синий платочек.
 
Мало-мало мешал мне в груди топоток,
и гармонь – износилась немало.
Молодая жена теребила платок,
молча плакала Петина мама.
 
Мы не ладили с ним, шалопутным, допрежь –
он мне рэпом выматывал душу,
а вчера – обращался почтительно: «Врежь,
дядя Юра, – сыграй про Катюшу!»
 
Холод сковывал грузные тучи внахлёст…
Оттого ль, что мы пели сердечно,
засияли – к полуночи – яблоки звёзд
над посёлком? И груши, конечно.
 
Разом сил не напрясть на любую напасть,
но, даст Бог, пересилим и эту…
 
…И честила родня двоедушную власть,
и пила – за Петра и Победу.

Юрий Перминов