Обычный день пенсионера.
Не захотевшего стать господином.
Ибо – противно. Что вполне естественно
для остатков человечного в прямоходящих!
Один из множества дней, когда лишнего не надо.
Уже не надо. Хочется покоя. Почитать, вздремнуть и…
может, с девкой молодой поваландаться, только по ладу,
без корысти и обмана, что никак уже невозможно.
Не интересно им: не вполне понимают русский язык,
а мне совершенно не понятно их птичье квохтанье,
а у некоторых – клёкот. И не хочу понимать.
И терпеть. Не хочу даже за согласие.
Ну, да ладно…
Очнулся ото сна к полудню.
Снилось что-то схожее с затяжным соло на литаврах
в выступлении ансамбля японских барабанщиков,
плюс интенсивное как бы скобление ножом по стеклу.
Подошёл к окну, а за окно-ом… (пик-пик-пик) –
дорожные рабочие свежий асфальт меняют,
пилят бордюрный камень ну-у, о-очень громко!
Но так же работать нельзя?! Работать так? Нель-зя!
Да они и не работают – hуячат;
отрабатывают, вырабатывают, осваивают.
М-дя, пора бечь. Бечь прочь из дома.
Перекусил и – на прогулку. Быстро-быстро, но…
выхожу из подъезда с оглядкой под ноги –
любит электорат собачек.
Побродил по парку в относительной тишине,
но без удовольствия – излишне кучкующихся людей
то тут, то там, да с повизгивающими, рычащими
и лающими собачками на перепутанных поводках…
Уклоняясь от встреч с действительностью,
направился в магазин за пропитанием.
На кассе получил безучастное: хорошего дня
(с пришлёпанной евроулыбочкой), ответил – риали?
зе сейм ту ю! – понят не был, матюгнулся про себя
на победное шествие мутаций по заготовкам.
По возвращении у самого крыльца был чуть не сбит
вылетевшими с лаем и визгом из дома собачками,
за которыми на поводках болтались хозяева.
Собачки – сразу же и тут же обильно насерили
на заботливо разбитую бабулями клумбу.
А владельцы питомцев, умильно наблюдая процесс,
отбрёхивались от замечаний консьержки…
Вернулся домой, перекусил, чуток почитал, задремал.
Взбодрился от сдвоенного лая собачки: «ав-ав… ав-ав»
где-то с девятого этажа. И это механическое «ав-ав»,
абсолютно без эмоционального окраса не прерывалось
в течение пары часов. Слышу, хотя я на двенадцатом.
Но устава-ать стала сволочь. Заткнулась минут на пять.
Ей басом откликнулась псина с четырнадцатого этажа.
До-олго перебрёхивались о жизни собачей.
Пытался послушать любимых блюзменов – не пошло:
напрочь сносят настроение собачки, ритм ломают.
А чуток поздней присоединилась кобелина,
видимо с шестнадцатого, – одиночными очумелыми…
нет в русских языках определения тому звуку!
Держу себя крепко двумя руками: боюсь треснуть.
Но пришлось-таки накатить, ибо скоро присовокупился
сосед-дятел: не устаёт что-то делать-переделывать,
ронять, двигать, штробить, – ремонти-ировать.
Ну вот совсем недавно же в течение полугода
долдонил без перерыва? Ох и трудяга!
Но всё рано или поздно заканчивается. На время!
Ибо нет конца и быть не может, что… настораживает.
Но мой дэй – ничего себе так день, вполне себе найс.
Потому как мог быть и хуже… и значительно.
Так что следуя завету А.К.Толстого, –
«будь доволен долей малой», – поблагодарил небеса,
повернулся на левый бок и пожелал себе скорее заснуть,
а не мучиться, ворочаясь до рассвета.
И чтоб новый день был не хуже. Хотя бы.
_______________________===========================
*
В нашем доме живут "дантисты",
и hуячат они отменно
день за днём, за неделей неделя,
от восхода и до заката.
Лишь закончит один долдонить,
тотчас пара других подхватит
и буравят, буровят, скрежещут
от восхода и до заката.
Раззадорившись от радения,
в долбодонство впадает каждый…
Непонятно: от разрушения
что спасает наш дом?
Загадка!