Утреннее солнце – еще нежаркое и неторопливое выкатилось из-за бугра, окидывая хозяйским взглядом свои владения. Внизу, привычная картина – бескрайняя степь и небольшой хуторок, растянувшийся по берегам петляющей по степи речушки. По улицам хуторка снуют, словно муравьи – жители. Они уже давно на ногах. Так уж тут повелось исстари – подниматься с первыми петухами. Нескончаемые деревенские заботы диктуют свои правила, и все подчиняются им безропотно. Да и как по-другому. Не зря ведь говорят – летний день год кормит. Мужчины спозаранку – на полях. У женщин в хуторах и вовсе хлопот невпроворот. Хозяйство управить, обед приготовить, огороды полить, мужа обиходить, да и себя не забыть – в порядок привести и на работу бежать. Оттого и ждут здесь воскресенья с особым нетерпением. Можно позволить себе часок-другой отдыха. Список дел в воскресные дни не становится меньше. Отнюдь. Чаще он даже подрастает на пару-тройку пунктов. Но возможность делать всё не торопясь – вносит в настроение ощущение праздника.
Вот и этим утром, проводив стадо коров до околицы, расходиться по домам женщины не спешили. Уселись дружной стайкой на крыльцо сельмага. Грызли семечки, лениво болтая о том о сём. Новостей-то за неделю случилось немного. Оттого и разговор тёк ни шатко, ни валко.
– Никак Петрович идёт… И откуда это он ни свет, ни заря? – прищурилась, пытаясь разглядеть идущего по улице мужчину глазастая, бойкая на язык молодая бабёнка – Поля.
– Точно. Он – Петрович, – согласились с ней, сидящие рядом товарки* и заметно оживились.
– И чего вы тут расселись? Или делов у вас никаких нет… – Увидев женщин издалека заворчал старик.
– Так воскресенье нынче. Работать грех. – со смехом отвечали женщины и дружно задвигали задами, освобождая для него местечко посередине. – И как с тобой бабка живёт, с таким ворчливым.
– Как живёт? – старик прищурил один глаз и глядя на Полю вдруг проговорил тихим, почти шёпотом, голосом – Зашла бы. Да и спросила бы сама…
– Ну уж нет! – С деланным испугом замахала руками Поля. – Характер мы её знаем. Ухватом по горбине получать – дураков нет.
– Вот и я о том же… А кто бы спросил меня – как мне живется? – Петрович картинно вздохнул и склонил голову на плечо, сидящей рядом женщины. – А я вот так, Сонька и мучаюсь… И бит и руган. И пожалеть-то меня некому.
– Артист, как есть артист. – Улыбаясь, кивали головами женщины. – Тебе б, Петрович, в кино сниматься.
– Сегодня в клубе кино – вдруг вспомнила Поля. – Приходи, Петрович вечером в клуб.
– Не… Сходил один раз. В жизни больше туда не пойду. – Нахмурился старик, и женщины оживились еще больше.
– Чем же тебе кино не угодило?
– Брехня там одна. Тьфу! – сердито сплюнул Петрович, но по тому, как хитро заблестели его глаза было понятно – есть у него наготове очередная история.
– Расскажи, расскажи – торопили его женщины, и он недолго посопротивлявшись начал свой рассказ.
«Давненько это было. По молодости. Бабка моя уговорила – в кино сходить. Сказать правду, мне с самому любопытно было – что же это за чудо такое. Пришли в клуб – а народу… весь хутор собрался. Свет потушили и началось. Всё ходят по экрану какие-то люди и ходят… Говорят и говорят… Я уж и так и сяк. Спину разломило всю. Похуже чем на колхозном собрании. А сижу. Терплю. Погляжу вокруг – все сидят, глазищи-то повытаращивали… И я, с ними заодно. Жду чего-то. И дождался – вышла молодка – ох и хороша. С берега спустилась и в ручей – так и норовит – всё глубже и глубже. Юбчонку всё выше поднимает и выше. Вот уж и до колен подняла… И тут как назло – плёнка и оборвалась… Все с мест повставали и из залы потянулись, а я сижу – жду продолжения. Досиделся, пока бабка пинками домой не погнала».
Разгорячившись, Петрович подскочил со своего места. Пытаясь изобразить походку киногероини, зашагал, смешно, словно цапля, вытягивая длинные ноги. Изо всех сил поддёргивая вверх калошины шаровар.
«На следующий день, опять попёрся, дубина безмозглая. Еле дождался пока она в воду полезет. И всё хорошо было, и даже мне показалось – вроде поглубже вошла. А тут как назло – плёнка опять и кончилась.
На третий день в кино уходил со скандалом. Жена взбеленилась – ни в какую: «Не пойдем, говорит и всё тут». «Третий день подряд одно и тоже смотреть…» – говорит.
А я и объяснить не могу, зачем туда иду. Ведь жене как объяснишь? В общем, пока дошёл – злой уже был. Попадись мне этот киномеханик – уж не поздоровилось бы ему. А главное всё повторилось – точь-в-точь. Только она в воду – и всё. Фильму конец. Я и не помню, как в будке киномеханика оказался. За грудки его схватил и говорю: «Или ты мне, негораздок, до конца покажешь, или ходить тебе с фонарями на оба глаза». Он бедняга глазками лупает – ничего понять не может. А как понял начал клясться, что не он эту плёнку рвет, а такая она и есть. Чтобы убедиться, поглядел я еще раз это кино. Из будки смотрел, чтобы киномеханик не сжульничал… И с тех пор я в кино не хожу. Чего я там – голых коленок бабьих что ли не видел.» – закончил Петрович свой рассказ и заторопился – Ох, бабы. Заболтался я с вами. Точно огребу ухватом по спиняке. Ну прощевайте.
– То ли брешет так складно, то ли правду говорит, и не поймёшь. А как начнёт рассказывать, так обхохочешься, – смеясь, судачили женщины, глядя вслед удаляющемуся старику.
А Петрович шёл по улице, ничего не замечая вокруг, весь отдавшись нахлынувшим на него воспоминаниям. И виделось ему, как он – совсем молодой мужчина сидит в тёмном зале деревенского клуба… И с трепетом сжимает нежную руку своей юной жены.
*Товарка (разг. устар.) - женская форма от "товарищ". Подруга, человек, действующий, работающий вместе с кем-н., помогающий ему, делающий с ним общее дело, связанный с ним общим занятием, общими условиями жизни, и потому близкий ему.
Картина Леонида Баранова "Сливы"