НИКОЛАЙ АЛЕШИН
(1941 - 2015)
РОДНИК
Сердце, изболевшись от разлуки,
Повело под парусом меня
В отчий край, где заломивши руки,
Тосковала милая моя.
А в пути над бесконечной степью
Зноем раскалялись небеса.
И от солнца, видимо, ослепнув,
Надо мной кружила стрекоза.
А со мною про запас ни капли
Ни вина, конечно, ни воды.
Только впереди, как будто цапли, -
Редкие невзрачные кусты.
Пересохнув, дух уперся в горло.
Раскачался горизонт, рябя.
Степь меня огнистой щеткой терла.
Утомясь, я укорил себя:
"И зачем сквозь даль идти надумал..."
Но, пожалуй, в тот же самый миг
Услыхал я, как с веселым шумом
Рассмеялся серебром родник.
И, склонясь почтенно на колени,
Перед царской светлостью его,
Я припал к нему в святом волненье,
Чувствуя всем телом торжество.
И, напившись из земли глубинной
Влаги знобкой и ломучей всласть,
Ощутил: усталость улеглась,
Я пришел к тоскующей любимой...
ПОХОРОНКА
Весна сорок пятого. Детство.
С протезом на вялой ноге
Приплёлся с войны налегке
Кузьмич, что живёт по соседству.
И дом его полнится гамом.
Семья и родня – впереди.
А мы с молчаливою мамой
Вдвоём на отшибе сидим.
Спина до ломоты устала,
Но глаз не спускаю с бойца…
О, как мне тогда не хватало
Пропавшего где-то отца!
И мать не стерпела, спросила:
«Кузьмич, не встречал моего?»
Но тот покачал головой,
И руки она опустила.
Ах, мама, сегодня я знаю
О тайной бумажке о той.
О, как не хотела, родная,
Меня ты назвать сиротой,
Чтоб я по наивности верил:
Уж если всем бедам конец –
Воскликнут от радости двери,
И в избу нагрянет отец.
И он воссияет глазами,
Подкинет меня к потолку
И скажет: «А ну-ка, хозяин,
Беги, принеси табачку».
И станет теплее в ненастье,
И скука умолкнет в трубе,
И птахой поселится счастье
В моей малолетней судьбе.
Теперь ты, старея, забыла
О чёрной бумажке о той…
Я не был в войну сиротой –
Так нежно отца ты любила.
***
Долго сыпались с календаря
Дни мои, точно листья сухие.
Не видал, как рябины заря
Опадала в сугробы глухие.
Я сидел от людей взаперти,
Забавляясь портвейном и пивом.
А меж тем кто-то падал в пути,
Звал на помощь с гортанным надрывом.
Чья-то кровь не меня обожгла.
Не меня чьи-то слёзы сразили.
А тем временем коршуны зла
Когти в спину мою запустили.
Чуть промедлю и жизни конец.
Эти когти нацелены в сердце.
Поднимаюсь я – правды истец,
Чтобы в лица построже вглядеться.
Хватит время растрачивать зря,
Слышишь голос мой, юное племя?
Если чести померкнет заря,
В поле сгинет и доброе семя.
Стал отныне я зорче, кажись.
Люди честные, в это поверьте:
Отвечаю за горькую жизнь.
Леденею в предчувствии смерти.
ПРОЩАНИЕ
На проулке y родной завалинки,
Где траву скосил вчера сосед,
Как опёнок, сморщенный и маленький,
Доживал свои денёчки дед.
Сколько он домов построил жителям!
Столько истоптал в полях сапог!
А весною земляки увидели,
Что он отработал, занемог.
И недавно мужики на кладбище
Унесли его смолистый гроб.
И глядели вслед ему от займища
Избы — им творённое добро.
Женщины, старухи долго плакали.
Пили деды за святую Русь.
И всю ночь в пруду лягушки квакали,
На округу нагоняя грусть.