Из тьмы к Свету

        ИЗ ТЬМЫ К СВЕТУ

           ­ Сборник стихов

             Первая моя книга

                2008

                -1-
----------------------------------------------

УДК 882
ББК 84 ( 2 Рос - Рус) 6


ISBH 978-5-902628-08-8

   Литвинов С.С.

Л - 64   "ИЗ ТЬМЫ - К СВЕТУ". Сборник стихов.
            С.С.Литвинов - Ковров: ООО "Гемма", 2008. - 332 с.


ISBN 978-5-902628-08-8

                УДК 882
                ББК 84 ( 2 Рос - Рус) 6


                С.С.Литвинов, 2008
                ООО "Гемма", 2008

                -2-
----------------------------------------------------
Немного о себе.
Стихами я увлёкся в юности, впечатлившись песнями на стихи Есенина. Всё, что показалось мне явно подражательным, сжёг.
Потом восстанавливал по памяти.
И снова сжёг.
Начал искать свои темы и образы.
Проходя службу в рядах вооружённых сил, печатался в армейской газете "Красный воин".
В несвободной стране особо и не стоило публиковаться.
Да и поэзия - итог всей жизни, а не сиюминутные зарифмованные мысли и настроения.
Теперь время другое. Вдохнули мы воздуха свободы, как бы и ядовит этот воздух не был.
Но поэт, каким бы воздухом ни дышал, всегда свободен на выдохе.

Дай Бог, не последняя книга моих стихов.
А какими бы нелепыми и мрачными не казались эти стихи - в них само время. Время прочувствованное и пережитое.
И не только мной.

                - 3 -
---------------------------------------------------
          А…
                ( миру горсть прощальных строчек.)

Я в мир ввалюсь – «А!» - вскрикнув; а…
От удивления иль боли.
Я жизни предпочту слова.
Слова - словами и не боле!

«А!» - выдохнув, уйду навек.
На камне – даты! Жизни – прочерк!
И был, и не был человек…
А миру – горсть прощальных строчек. 

 11.10..2007

               БАБЬИ ГОДЫ.

Не хотелось милой женщине стареть.
Не нужна ей жизнь такая – до ста лет!
Глядя в зеркальце - морщинки бы стереть!
Не грустить себе давно прошедшей вслед.

Только быстры годы, бабонька, твои.
Окна, двери и захлопни, притвори!
В мае душу растревожат соловьи.
Да сединами проступят январи.

Будет ночь сияньем лунным залита.
Так в былое – ни следочка, ни следа.
Глянешь в зеркальце – и та, и всё ж, не та!
Бабьи годы – бабья грустная беда.

1986

БАЙКИ ПРО БАЙКАЛ.
           ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ ОДНОГО ДОСТОПАМЯТНОГО
             АКАДЕМИКА.

Преславное море. Священный Байкал.
Проблем и вопросов – тыщи!
Ну кто примененья, друзья, не искал
Бесхозной, дурной водище?

«Жемчужиной! Оком!» - и как ни зови,
И как ни толкуй о чуде,
Достойны поэтов признанья в любви.
А мы ж деловые люди.

И чем воспевать, и на все-то лады,
Подумать наоборот нам:
Такие запасища пресной воды
В хозяйстве нашем народном!
               
Такая-то прорва и нету ей дна!
Всю воду в себя вкачала.
Из этого, что вытекает? Одна
Берёт Ангара начало?

Ну как это вышло? Одна Ангара!
И в том ли, другом вопросе
С товарищей местных, а только пора
Построже спросить! И спросим!

Не дело, ребята! Сиди и скучай!
Сибирь, хоть куда масштабы!
А воду и в Гоби, в пустыню качай.
Глядишь – зацвела и та бы.

Кругом рукотворные будут сады.
Ответствую не для шутки.
А что загрязненье природной среды?
Газетные гадят утки!

Придумали моду – статьями трясти.
Отходы и полным ходом?
Да что ж, целлюлозным и не расти
В Байкальской тайге заводам?

Конечно, проблемы! Не время плясать!
Газетчики! Смех и слёзы!

А завтра-то как? Не писать, не присядь
Без той же, без целлюлозы!

А наши границы? Громада Китай!
Враг нынешний – бывший брат наш!
Но только нас шапками закидай!
По шапкам пальнём обратно ж!

А то, что отходы и в озеро льём –
Где большего ждать урона?
Мы каждый при мнении при своём,
Но главное ж оборона!

Я сам – академик! Учёных учу.
Отходы? Пускай отходы!
В питомниках рыбицу – ешь, не хочу! –
Любой создадим породы.

А массовый отдых? Не всё ж по воде ж!
Прорубим в тайге аллеи!
Бей зайцев и рябчиков! Душу потешь!
Размножим! Пали смелее!

Природа полнее проявит себя.
Поможем ей по науке!
А дети – поймут, по-сыновьи любя.
А внуки? Простят и внуки!

Всё им оставляем от недр до высот.
С Байкалом подчас туда же.
Мол, сохнет! А сохнущих – метров шестьсот!
За тысячу с гаком даже!

А станет мелеть, мы в Байкал мегатонн
Под сотню; чтоб глубже – разом.
Не мог я молчать, коллеги! А то
Не верят в науку! В разум!

25.5.1980.

  БАЛЛАДА ОБ ОДНОЙ РАССЫПАЮЩЕЙСЯ
            МАШИНЕ И ЕЁ СЛАВНЫХ ВОДИТЕЛЯХ.

Мы построили машину.
Бронированный колосс!
Только сели за махину,
Глядь: колосс-то без колёс!

Что ли зря трястись по пыли?!
Спустим на воду! Глядим!
Да не по морю поплыли,
А по воздуху летим!

Трах-татах! Немало ссадин!
На себя кто руль берёт?
Был бы вождь: «Пихайтэ сзади,
Чтобы двигаться впэрёд!»

Толку нет от зряшных корчей.
На земле идём ко дну!
Так вперит бесстрастно кормчий
В точку взор, в навек одну!

Заповеданной дорогой
Мы до громких до вершин!
Но до цели, как ни трогай! –
Путь – руки длиной в аршин.

Не стоим! На месте едем!
Цель пути – в пути самом!
«Правьте!» - руль доверим детям.
С толком правьте и с умом!

Тпру! Пошла! Машина встала!
Вспомним пращуров наказ.
Грянем песню разудало!
Кто – на тормоз! Кто – на газ!

Ход ускорим! Ну-ка, ну-ка!
Задний ход начнём давать.
Всем попутчикам наука.
И – вперёд! Не отставать!

«Но! Пошла! Пошла, машина!»
Поднажмём! Тяни! Толкай!
Рассыпается махина.
Визг и писк: «Тони! Тикай!»

Из обломков собираем.
Дисциплина! Дело в ней!
Слишком вольных запираем,
Где по трюмам! Так верней!

Что виною? Кто в ответе?
Невезенья ль полоса?!
Где-то в поле дует ветер.
Да не в наши паруса!

Не по морю, не по суше,
Не по воздуху парить…
Эх, увязли мы по уши!
Без колес-то, как поплыть?

Дело первое – колёса!
Будет время – всё поймём.
И – давай, летим с откоса!
Живы будем – не помрём!

  17.9. 1990.
               
 БАЛЛАДА О БРАВОМ ПОГРАНИЧНИКЕ.
               
Лет было парню – чуть ли не двадцать.
Пёс был у парня – звался Трезором.
Их и призвали – зубами клацать,
Брякать затвором, ходить по дозорам.

В, общем, на энской заставе служи.
Родины свято блюди рубежи!
Ночью в наряде, в чащобе густой,
Делай маневры, покрикивай: «Стой!»

Блоки Сеато, Сенто и НАТО.
Первая заповедь в части гласила:
Если не явно давит она-то,
Тайно крадётся вражья-то сила!

Как-то парнишка стоит на посту,
Бдительный, слышит какой-то стук.
Думал солдатик – условный сигнал.
В дерево разом обойму вогнал.

Нет, не промазал! Нет, не ворона!
Что ж, неразлучна с парнем обида?
Дятла и выследил! Не шпиона!
Мало зверья и так понабито?!

Брёл к водопою коряжистый лось.
Думал – напиться! Не довелось!
Где-то медведь решил медоветь.
 «Стой и ни с места!» …Ни с места медведь!

Разве солдат мечтал о награде?
Только не зря значок за отличье.
Вдруг подготовлен к Олимпиаде
Хитрый шпион в медвежьем обличье?

Вдруг с Олимпийских начнёт с Лужников
Старты срывать? Он, лазутчик, таков!
Бросит листовку, другую, и вот
Брошу станок, оставлю завод! 

Буду громить, инстанции кроя.
Что за житуха такая-сякая!
Только влияние чуждого строя
Не допускает герой, пресекая.

Бедный зайчонок! Солдат не зевал,
К бегству попытку пресёк наповал.
Взял, закатал, разойдясь, рукава.
Ведь обстановка сейчас какова?!

Не было б в мире мудрей следопыта.
Многое б мог обнаруживать ловко.
Ну-ка, животные, кверху копыта!
Может быть, скрыта в копытах шифровка?!

Всюду -  враги! По-за каждым кустом
След заметают лисьим хвостом.
Прячут поныне меж нас подлецы
Волчье нутро под личиной овцы…

Так и служил бы солдат-молодчина!
Да честолюбие в парне взыграло!
Как бы достичь бы громадного чина
И дослужиться бы … до генерала!

До генерала подать и рукой!
Славный солдат! Генерал – никакой!
Глядь, от макушки до самых кальсон,
Впал генерал в летаргический сон.

Как-то проснулся; да где же границы?!
Что же случилось? Ведь надо же! Надо!
Воду с горилкою пьют у криницы
Милой станицы – вояки из НАТО.

Глянул – страна подевалась куда?
И не война, а бо-о-о-льшая беда!
«Да и стрелять – говорит – по кому?!»
«Как и стрелять – говорит – не пойму!»

Пулю бы в лоб! Ни тоски, ни позора!
Что ж, повздыхать генералу устало.
Жаль генералу – нет рядом Трезора.
Жалко солдату – страны и не стало!

Старый Трезор всех повыщелкал блох!
Сдох! Генерал был в солдатах неплох!
Стал генералом - проспал-то страну.
Так и проспал и про…спал! Ну и ну!

 8.1980

     БАЛЛАДА О НЕДОШЕДШИХ
               ПИСЬМАХ.

Безнадёжно-взахлёб целовала.
Но мгновенье – и всё вдалеке.
И помадка – полоскою алой –
Отпечатком по жёсткой щеке.

На мгновенье мелькнул и растаял перрон.
И ни свадеб ещё, и ничьих похорон…

Под раскатистый грохот вагонный
Знали мы: встречи сбудутся вдруг.
Нам на плечи ложились погоны,
Как ладони любимых подруг.

Наши матери с нами прощались навзрыд.
Да никто по могилам ещё не зарыт.

И судьба не была бы другою!
Шли бои…И снега…И дожди…
Будто в песне, строка за строкою:
«Жди, родная! Любимая – жди!»

Мы и песни, и письма – любимым скорей!
Матерей – забывали! Своих матерей!

«Жди! Вернусь!» - повторялось упрямо.
Ждать любимым! Солдатам – служить!
В бой! И рухнуть! И выдохнуть: «Мама!»
Так посмертную строчку сложить.

Дома встретят солдата навзрыд и взахлёб.
Заколочен, запаян безжалостный гроб…

Бронзовей же, безгласное тело.
Время в камне застыло само!
И летело по свету, летело,
Налегло страшным грузом письмо.

И летело письмо, да не знал адресат:
Кто вернётся живым, кто погибшим назад.

    1982
               
БАЛЛАДА О ПАРОХОДАХ.

Грезить ли им, пароходам, о плавании?
Снятся ль им вечно-штормящие дали?!
Долгим тропическим зноем оплавленные
Снятся причалы, где всё бы их ждали.

Гнуло б их мачты, штормами трепало бы!
Намертво лишь не крепите  швартовы.
Спят пароходы – надраены палубы.
Спят, вот и снится – к отплытью готовы!

Снится: не им изоржаветь на рейде,
В рыбью до мачт погружаясь тоску…
Старой калоше – налейте!
Налейте, как моряку!

Пусть им хоть снится, что с якоря снявшиеся,
К давним причалам они прибывают.
Спят пароходы и снова им снящиеся
Знойные вдаль острова проплывают.

Вспыхнут полотнища зорь над лагунами.
Да не дождаться ремонта и штопки.
Колосниками грузнея чугунными.
Стой на приколе – погашены топки!

Что имена их застывших на рейде
Будут в ночи говорить маяку?!
Старой калоше – налейте!
Налейте, как моряку!

Только не быть им к покою приученными.
Каждой, песком захлебнувшейся, рубке
Снится: прощаются, плачут уключинами,
Трудно скрипят отходящие шлюпки.

Спят пароходы – не жить без романтики!
Здесь их могилы – не в доках портовых!
Спят пароходы; штормящей Атлантике
Отданы ими навеки швартовы.

Спать, на посмертном заржавев на рейде,
Видевшим всё на безбрежном веку.
Старой калоше – налейте!
Налейте, как моряку.

29.7.82.  27.2.89.    

             БЕЛЫЙ ГОЛУБЬ-ДУША

Белый голубь – душа! Да попала в силки.
Это поле во ржи и во ржи васильки.
Сине-сонный простор! Над рекой – облака.
Или небо в реке, или небом – река?!

Закружилась душа над речным бережком.
Солнце меряет глубь золотым посошком.
Где ни глянь - по реке -  бликов солнечных дрожь,
Льнёт к реке - вдалеке - знойным золотом рожь.

И летела б душа в неба вечную высь.
Да в силках-васильках в небо рвись-то, не рвись!
Сине-сонный простор! Волны знойные ржи!
Ввысь попробуй, взлети! Падай, бейся, кружи…

    19.10. 2001.


                БАНЯ.

Два на камни ковша – заклубится парок!
Кипятком – на горячие камни!
Вон из тела душа! Да и я - за порог!
Отдышаться б от жара слегка мне!

Я, как будто, крещусь – Боже правый, прости! –
Банным жаром безжалостно-ярым.
Будто жизни лишусь; мне себя не спасти
Под неистово – жарящим паром.

От нагретых камней засмолил потолок.
Смоляные по брёвнам капели…
Жар сильней и сильней! И валюсь на полок
Окрещённый в безбожной купели.

Я водою себя ледяной окачу.
Так по краю – во всём до предела!
Банный жар возлюбя, ничего не хочу!
В бане печь бы трещала, гудела.

Воздух, жалкая плоть, ртом сожжённым лови!
В жар ли, в холод? – нагая, босая…
И не перебороть к вечной бане любви,
Снова жить, снова быть! – воскресая.

    6.11.2001

БАРЫШ ИЛИ СКАЗ О ТОПОРЕ
              И ПРИНЁСШЕМ ЗЛО ДОБРЕ.

Жил Топор! Добро любя,
Он в миру похаживал.
Во трудах к добру себя
Истово подлаживал.

Добр он был, Топор в миру.
Да приспел Барыш к добру.

Вот под гору воз добра.
Что ж? Застрял? Не скатится!
Лошадёнка ль не мудра?
Только чёртом скалится!

Подсобить? Подправить ось?
А Барыш-то с возу – брось!

Ось ни к чёрту? Близок торг!
Ишь, ты! -  мягко стелешься.
Прочь с дороги! Что за толк,
Коль добром поделишься?!

Ни за что Барыш пропал.
Так под обух да попал.

Ухнул обух; эхо – эх!
Храмы, скиты выстрою!

Замолю проклятый грех,
В церкви службу выстою!

 Вот и сказ о Топоре,
 О принёсшем зло добре…

Эк и дело – поделом?! –
Страшно обернулося.
Иль добро, что стало злом,
К нам добром вернулося?!

Зла не знать бы Топору.
Да Барыш пристал к добру! 

         8.01.1996.
       БЕС И АНГЕЛ.

Вот и время душе сделать выбор свой!
Знаю: ангел-хранитель -  с правой,
А с другой стороны - хоть заплачь, хоть завой! -
Мне чертовскою жизнь отравой.

А по правую сто-о-о-рону – Божий лик!
В образах тихий свет небесный.
А по левую сто-о-о-о-рону, так велик
Мой соблазн, чтоб над самой бездной.

А по правую – сто поклонов отбей.
Замоли все грехи пред Богом.
А по левую сторону - хоть убей! -
Вечный крутится бес под боком.

На две части распалась моя душа.
Справа -  ангел оберегая.
А попутает бес – бьет поклоны, греша,
Половина души другая.

Бездной сам для себя! Сам себе двойник!
Жизнью душу травлю себе сам!
А по правую сто-о-о-о-рону – ангел сник!
А по левую – вечно с бесом!

12.12. 2002
            БЕЗДНА.

О, бездна-бездн! О, женщина! Ты светом
И тьмою – ты! В аду или в раю
Ты царствуешь! Тебя и воспою
Литой канон теряющим сонетом.

С начала дней творенья в мире в этом
Ты – жизнь, ты – смерть! А я - за жизнь в бою! –
В рай для тебя весь ад перекрою;
Что без тебя – в аду, в раю ли? – мне там…

Есть бездны ада! Есть ли бездны рая?!
Пою и стражду, гибельно сгорая,
В тебя – земную бездну погружён.

Срываю плод, не с райского ли древа?
Я – твой Адам! Ты, бездна – бездн, ты – Ева!
И…так воспета первою из жён!
               
 5.03.1991.   

         БОЖЬЕ СЛОВО.

Добрым семенем Божье слово.
В сердце принято слово мной.
Так по милости Неба  снова
Пало семя во прах земной.

Верю: колос не будет полым!
Пало семя не в пустоту…
В Небо вызревшим, зёрен полным,
Светлым колосом прорасту!

    24.6. 1992.

      БЕССОННИЦА ПАРОВОЗА

                -1-

С ним, обходчиком, встречи редки,
Чей на запертой ветке дом.
Вечным детям на пыльной ветке
Дом транзитно-родным гнездом.

Прилетают, глядят с усмешкой.
Иль охочи до старины?!
Эй, обходчик, постой, помешкай;
Что им видно со стороны?

Время было – в огне знобило!
Другу: «Жив? – протрублю -  Здоров?»
В лихолетье и стужу – было! –
Грелся б, – угля подброшу, дров.

Кто-то влево с разъезда, вправо.
Крут и прям предо мною путь!
Дни безудержной льются лавой…
Машет бывший приятель – будь!

Я на самом тяну пределе
Паровозных, железных сил.
Я при деле, всегда при деле
Был бы: мчался, гремел, басил!

С кем ещё бы Держава крепла?!
Безответным гудком отпет,
Знаю, верю: восстав из пепла,
Нужным стану в годину бед.

Я недаром и жил, и выжил.
Неужели и я в былом?
Что ж указ, так и снится! – вышел:
В переплавку пора, на слом.

Буду шпалой забыт любою,
Неприкаянно-одинок.
Снится дым над моей трубою –
Погребальный, густой венок.

             - 2 –

Гулким промельком через поле –
Суперлайнеры-поезда.
Никому и не светит боле
На стосильной груди звезда.

Вот он в гору с натугой тянет
Прицепной, без огней состав.
И запыхается, и встанет
Паровоз – лишь на миг! - устав.

Тень летит под откос пустая.
Бьют колёса наперебой.
Эхо катится, нарастая,
Пулемётной, глухой стрельбой.

«Люди – их не поймёшь, не пробуй!
Тормозами скриплю! Визжу!
Хлеб свой чёрный – промаслюсь робой! –
Я напрасно перевожу.

Никуда – говорят – не годен.
Даром небо всю жизнь коптишь!
Мне бы в путь при любой погоде.
Не по мне злая глушь и тишь.

Только вывернут мне суставы.
Словно сдали меня в музей.
И – с рабочей, родной заставы! –
Ни соратников, ни друзей.

Списан, будто какое дышло.
Мне ль в забвение? Мне ль в пыли?!
Не моё, было, время вышло;
Сами стрелку перевели!

Сами, сами броню содрали.
Пар спустили! Куда б ни деть!»
По рокочущей магистрали
Вдаль иным поездам лететь.

         30.1.83.  15.2.90.
               
                БОЛОТА

Для чего осушались болота? Не верьте!
Чтобы глупый ручей стал бы жгучей рекой?
Из болот, чтобы вы…лезли – черти! –
Растворялись бы в массе людской.

И повылезли черти, чтоб в души вселиться.
Осушались болота с утра до зари.
Видно в каждом из нас чёрту жить, веселиться!
Бога нет, и что хочешь – твори!

Мужики там и тут, неспроста, голубели.   
Бесу холодно было в бездонной глуби!
Бес в ребёнка и влез, и пищит с колыбели:
«Всё, что в мире желанно, – люби!»

Бабы – стрижены? Зря всюду женщин ругаем.
То ж бесовки! И стрижены – сплошь!
Чтоб в мозги прорастали рога им?
Где здесь, правда? Где чёртова ложь?! 

Курят бабы – дымят! Газ болотный пускают!
И штанищи на бабах! Гляди – красота!
Так штаны для чего и таскают.
За собой, чтоб не видеть хвоста!

Шум в ушах – от копыт! Всюду  пакость и нечисть!
В ад обратно б загнать и…себя заодно!
Осушитель болот – и большая ли мне честь? -
Лез – бывало – на самое дно…

Нет покоя душе! И ногам нет оплота!
Как, ребята, скажите, и жить?!
От всего и подальше бы! Мордой – в болото!
Есть ли, нет ли…чего осушить?!      

                8.6.2007

    Бывше-Ленинградская история.

Дед Митяй приехал в Питер,
В бывший город Ленинград.
Прослезился, глаз не вытер
И тряпицей пыль с наград.

Где привычные знамёна?
Революций где вожди?
Всех забыли поимённо!
Век живи – чего не жди!

Бесконечные киоски.
Деду – курева б! Дела!
Фото-моды! Виды – плоски!
Бабы – мать в чём родила!

Внучка, дочка: «Деда, здравствуй!»
«Здравствуй, папа!» …Стерва-зять,
За приезд мол, за как раз Твой
Да шампанского ль не взять?

Дед шумлив и не по-пьянке.
Вспомнит баб – не ест, не спит.
Зять о бабах: «Лесбиянки!
Что им стыд и что им СПИД!»

«Да куда же смотрят власти?»
Дочка дома рвётся в бой:
«Педераст на педерасте!
Хоть по крови – голубой!»

«Было – знали с колыбели:
Белый, красный? – кто каков!»
«Нынче все поголубели!
Славь свободу без портков!»

Хохолок взъерошив куцый,
Стерва-зять слова прядёт:
«После многих революций-
Сексуальная придёт!»

«Гад! И в бабьей – вижу – блузке».
Зятя старый оглядел:
«Брови щиплешь! Больно ж узки!
Дочка пишет – охладел!

Зять визжать – над ним начальник!
Брови де к лицу идут!
Он – тихоня и молчальник,
А таких всегда… и тут!

Деду – внучка: «Деда, деда!
Мисс-то Питера! Гляди!»
Голых ягодиц победа
И накаченной груди.

Дед: «За мисс – и дьявол с нею! –
Эротический балет.
В общем, чувствую, краснею,
Как забытый партбилет!»

А когда певцы ль, певички? –
Размалеваны, срамны! –
Старый Митрий по привычке
На защиту встал страны.

«Вас, голубы, да в нагайки
Всех бы взять, кто голубы!
Закрутить потуже гайки.
Проклеймить железом лбы!»

Больше дед не ездил в гости.
«Синим пусть горят огнём!»
«Где Митяй?» … «Да на погосте!» -
Кто-то мне сказал о нём.

                18.12.90.

         В ПОЛЮШКЕ.

В полюшке! В тёмном полюшке.
Не ищи – не сыскать! – милой волюшки.

Много в поле дорог – да любая не впрок!
Много в поле дорог – на погост и в острог!
И куда ни пойду – повстречаю беду.
И куда ни пойду – всё равно пропаду.

В полюшке! В гиблом полюшке.
Ох, не знать бы своей горькой долюшки!

То не доля горька! Просто к чаше – рука…
То не доля горька! Брага в чаше – крепка…
Привязалась беда – завела не туда!
Привязалась беда – тратить – златом! – года.

В полюшке! В диком полюшке.
Кто бы знал о моём, злом-то горюшке.

Да и горя на грош – в поле песни поёшь!
Да и горя на грош – чашу горькую пьёшь!
Не жалел ни гроша! Жил, так вольно дыша!
Не жалел ни гроша, а пропала душа!

В полюшке…               

 17.7.07.

            В НОЧЬ

В ночь! Во мгле снеговой
Затерялся там во поле кто ли?
Песни? Волчий ли вой?
Плач несытой скитальческой доли.

И ни троп, ни дорог.
В мути снежной сугробы, шатры ли?
Кочевой костерок
Чьи ладони ль от ветра прикрыли?

Огонёк в никуда.
Вот и я с жизнью волчьей сроднился.
Мне и воля – беда.
И невольно я здесь припозднился.

Будто в доме чужом,
Мне ли душу покоить и нежить?
Взгляды – нож за ножом!
Жуть людская ль? Бесовская ль нежить?

Я к иконам в углу…
Дверь захлопнешь – войдёшь и не выйдешь.
Окна – бельма во мглу.
День ли? Ночь ли? Глядишь и не видишь!

Да не сгубит меня
Безнадёжно-томящая дрёма.
Огонёк ли, маня,
В ночь погнал из постылого дома?!

В ночь! И пусть околеть!
Примерещится в поле дорога.
Костерку – догореть!
Прочь – с немилого сердцу порога.

                8.11.1991 

              В СИЛКАХ.

В цвета ржи завитках – щека.
Синь ли взоров? И губ ли спелость?
В дорогие б тебя в шелка!
Так наивна любовь, жалка.
Но мечталось! Хотелось! Пелось!

Помню: стёжка по краю рва
В синий сон васильков стекала.
Ты – не зря красотой права! –
Горделива! – и что слова?
Злым прутком стебельки стегала.

Сердце – перепелом в силки.
Знойной стёжкою – рва по бровке.
Ах, безвинные васильки!
Взором царственным посеки
Обречённых цветов головки.

Я пленён синевою глаз.
А цветы – велика беда ли?
Над обрывом звезда зажглась.
Стёжка на две не разошлась.
Рвы – другие! Другие дали!

И паденья, и виражи...
Вспоминается – жутче бреда!
«Поцелуями – ворожи!»
Я, целуя глаза во ржи,
Васильковую муку предал.

Что же делать с любовью с той?
Было! До смерти б - не забылось!
«Стой же, сердце! Шальное – стой!»
Но – пленённое красотой! –
Сердце, будто в силках забилось. 

 2.12.83. 

                В РОЩЕ.

       В этой роще, роще белой –
       Про запас их не таи! –
       Брызжут ягодою спелой
       Губы юные твои.

      В дивной роще, давней роще
      Исцелуемся, бродя.
      Ветер листья прополощет
      В струях солнечных дождя.

     В незабвенной роще этой
     Листьям сыпаться, шурша.
     О былом и плачь, и сетуй
     Грустной иволгой, душа

                21.7.1983.

  В ДОРОГИЕ ДЕТСТВА ДНИ
         
    В листьях – солнца переливы.
    Тени листьев – по траве.
    И слепящий запах сливы
    В неба жаркой синеве.

    Цвет медовый! Счастье б длилось!
    Да куда и ни взгляни,
    Словно дверца приоткрылась
    В дорогие детства дни.

        3.5.1992.   

       ВАСИЛЬКИ ВО РЖИ.

Васильки во ржи…Дорога в поле…
Всё как встарь! И душит взгляд слеза.
Васильками нежными до боли
Процвели твои, поэт, глаза.

Листьев медь – цыганское монисто.
Строк предсмертных гробовая дрожь.
То ли кудри, то ли так волнисто
Золотая льётся в поле рожь.

Ляжешь в землю прахом неотпетым.
Мало Богу плакальщиц-берёз!
Незакатно брезжит над поэтом
В звёзд кувшинках неба сонный плёс.

А дорога петлей в поле вьётся.
Вдаль уводит – в гиблые края!
Лиховою песней отзовётся
Жизнь, поэт, пропащая - твоя.

Лишь бы наши души не грубели.
Не зови, не плачь и не тужи!
Лишь бы в поле вечно голубели
Васильки, цветущие во ржи.
 
         19.09.2002

   ВЕСЕННЕЕ НАСТРОЕНИЕ.

Меньше любви не стало.
Тропку в луга торишь.
Чуть оступись – и в талой,
В льдистой воде стоишь.

Снег, словно сумрак, топкий.
В сумраке дня – заря.
К милой спешишь по тропке,
Золотом верб соря.

Утро влюблённых – будит.
Вёснам слагайте гимн!
Где-то всё это будет,
С кем-то уже другим.

Зори…Цветы…И снова
С чьих-то счастливых губ
Вечное это слово,
Вербное слово – люб!

Будут рассветы росны.
Пой да в цветах кружись!
Вот и приходят вёсны.
Вот и проходит жизнь!

       3.4.1981

ВЕЧНЫЙ ДОМ.

И куда б ни вели дороги –
Перекрестит сыночка мать…
Дома вечного на пороге
Шапку мне теребить и мять.

Окаянной души тоску
Не сомнёшь с жалко-смятой шапкой.
К журавлиному косяку
Прислоняйся щекою зябкой.

Душу думами тяжели.
Иль не с каждым кустом в родстве ты?!
Будто окнам блеснуть вдали…
В облаках синевы просветы.

Скорбно... слёзы...стою, роняя.
На пороге судьбы крутом.
Мать крестом осенит родная.
Надмогильным, глухим крестом.

Полустёрта, невнятна дата.
Треплет ветер по волосам…
И прощаешься, но когда-то
Здесь пребудешь навек и сам.
               
 1982

                ВИНО

Знаю: время придёт! Срежут гроздь винограда.
Каплям сока истечь – за слезою слезе.
Кровью ль брызнула гроздь! Может быть и не рада.
Да пора и другим гроздьям зреть на лозе.

Что ж меня, будто гроздь, жизнью грубой сломало?
И наполнен бокал, и пригублен в тоске.
Заструилась душа крови струйкою малой
По моим по губам и неверной руке.

Жизнь дожала меня и душа забродила.
И тоска – нипочём! Горечь вечная – всласть!
То ли пьяная кровь душу мне взбередила,
То ли просто вином вся душа залилась.

Загуляло вино, заискрилось в бокале.
И совсем не поймёшь: то ль душа, то ль вино?!
Жадно ль сохнуть губам? Жалко вздрогнет рука ли?
Но теперь всё равно! И давно всё равно!

          15-20. 02.2004.

        ВРЕМЕНА ДУШИ

Весна! Синепламенным порохом
Смятенно сирень полыхнёт.
Под неба рванувшимся пологом
Зарницею жизнь промелькнёт.

В сумятицу летнюю гроз на миг
Припомнятся дни весны.
Где зори – слепяще-росными.
Где чувства души – ясны.

Нам все времена сопутствуют.
И клонится к ночи день.
Любимая, нитку бус твою
Рубиновую – надень!

Рубинами ли? Рябиною
Одаривал? О, постой!
Под сизою, голубиною,
Трепещущею высотой.

Ввысь – голуби! Крылья – сдвинули!
Ввысь падая, жить спеши!
Изжиты – наполовину ли? –
Вы мной, времена души.

Чувств осень – близка! Виски бели
Безудержная седина.
Жизнь – чашею полной гибели!
Пригубишь, так пей до дна!

До дна ли? До смертной дрожи ты,
Жизнь, будешь сводить с ума?!
Мгновенья ли, годы ль прожиты?
Души не страшит зима!

   26.03.1980
         ВЕЧНЫЙ СВЕТ

Вспыхнула звезда, сгорая.
Звёздный свет из бездны льётся лет.
Лился б, длился без конца и края
Вечный свет – звезды сгоревшей след!

Листья догорают проще.
В ясных бликах солнечных листва
Отзвенела в милой сердцу роще
И навек беспамятно-мертва.

Но цветы и травы – просто
Дети беспечальные земли –
В колыбели каждого погоста
Проросли, пробились, процвели.

Но звезде сиять над миром!
Лить на землю, длить безбрежный свет.
И всему-то милому и милым
Шлёт поэт прощальный свой привет.

Время здесь мой прах развеет.
И пройдут года, и ни следа!
А душа, как в осень роща, верит,
Что и смерть – и та не навсегда.

Грустная пора – проститься
С вами, кто любим – до немоты.
Вечным светом к вам бы возвратиться,
Как листва, и травы, и цветы.

  19.09.2002

        ВРЕМЯ СВАДЕБ.

Вязну. Кони потны. Еду. Еду. Еду.
Лесом, лугом, долом еду к милой, к ней.
По крутому снегу, по чужому следу
Да на чью же свадьбу вдаль гоню коней?!

Я боюсь навечно с жалкой сжиться долей –
Ехать всем-то на смех, зря коней гоня.
Время свадеб! Время свадебных застолий.
Кто же, кто объедет, обойдёт меня?!

Вон и путь – по лугу, полем – за леса вон!
Не моей ли милой кто-то сватов шлёт?
Подвенечным платьем – снежный, белый саван
И фатой – позёмку вьюга шьёт и шьёт.

Прочь с дороги, вьюга! Будет, не иначе!
Даром не жалею, кони, вам кнута!
Чтобы над моею злою неудачей
Весело судачить свадьба стала та?!

Что же вы? Устали? Встали что ж вы, кони?!
Бью коней, стегаю шалых на бегу.
Выручайте, кони! Дьяволам на склоне
На крутом -  плечами помогу!

  29.11.82 

             ВИШНИ

Он во всём оголтелый, чумной.
С непокорным вихром да в кепчоночке.
Что он сделал с наивной со мной?
К новой милой ушёл к девчоночке.

Деревенские наши дела.
Вечный слух за вчерашней сплетнею.
Опрометчивая и дала…
Повод ночкою встретиться летнею.

Ох, лукавым целована ртом!
Пахли губы любимые вишнею.
Я не знала, как больно потом
Зваться брошенной, зваться лишнею.

Не сниму дорогого платка.
Да и в ситце дарёном я куда?!
А ему, так любая сладка
По садочкам, по девичьим ягода.

               19.1.1984.

             ВЕЧНЫЙ ПЁС

Дьявол! Бес! Лютый пёс! Не притупит когтей.
Рвись, не рвись – только боль! Аж до самых костей.

Пса-то встречу – качнусь! Пёс хвостом повилял.
Да и впился мне в грудь! Истерзал! Повалял!

Вот же друга нашёл! Пса да в поводыри?!
И гляди, что за чёрт? Чёрт его подери!

Слёзной раной душа! Свет не блещет с небес.
Так вцепился в меня – хваткой адскою! – бес.

Я молитвы творю! Все подряд! Наугад!
Пёс отступит, но – глядь! - в горло вгрызся бы, гад.

Я ли вновь задурю? Непутёвый, хмельной.
Бес и когти разжав, кружит где-то за мной.

Я не шагом – бегом! Ну а дьявол – вблизи.
Затерзает! Заест! Бросит – сдохнуть в грязи…

Вечный пёс! Лютый бес! Рыщешь, души губя…
Вновь Господним крестом осеняю себя.

   18.12.2005

 ВДОВЬЯ СВАДЬБА.

Пыльный, плачущий, грохочущий вокзал.
Дни за днями – эшелоны…Мгла…
Что, прощаясь, ты навек не досказал?
Что за грохотом расслышать не смогла?!

Днём и ночью – эшелоны…Мгла… 
Кровью политый клочок передовой.

Пусть женой тебе недолгой и была,
Так останется недолго и вдовой!

Тот несдавшийся клочок передовой.
Да никто вовек не вспомнит ни о ком.
Пробивается могильною травой
Взвод за взводом, полк полёгший за полком.

Было? Нет ли? В окружении в каком?
Горло судорогой смертною свело.
Вдовьим, траурным почудится платком
Рядом ворона мелькнувшее крыло.

Горло судорогой смертной и свело.
О тебе, солдате, вспомнили, скорбя.
Вдовья свадьба разрыдалась тяжело,
Так и празднуя – поминками - себя

О тебе, солдате, помня, и скорбя,
Пили вина, поминали – не пьяны! –
Дни войны – такой недолгой для тебя.
Нескончаемой – для всех живых – войны.

                23.7.1983

   ВОЛЧЬЯ ДУША

Плачем душа заходилась до боли.
Только не мне по душе горевать.
Будто кутёнка в завьюженном поле,
Душу и бросил - околевать.

Но одичала! Глазам и не верю!
Выжила; волком завыла во тьму!
Не подступиться к душе, будто к зверю.
Не подольститься вовек никому.

В мире безжалостном выжить сумела.
Даром душа не хотела пропасть.
Там, где кутёнком скулила несмело,
Волком оскалила тёмную пасть.

И не боюсь, да полезу на стену.
Зверя в себе, и живу, не дразня.
И никуда волчью душу не дену.
Ей что не так – загрызёт и меня.

15.05.2006

  ВОЛЬНЫЕ ПЕРЕВОДЫ.

Возвратишься ль во прах, чем и был, человек, ты вчера?!
Славным завтра горшком явят руки тебя гончара.
Что за мастер ваял? Черепок! Да на вид непонятен!
Костяная ль окаменелость чела?
И на солнце немало загадочных пятен.
Сладок мёд, но, трудясь, горьким потом исходит пчела.

Жизнь, чья трепетна суть! – вся в тенётах увязла наук.
В паутине, что сплёл, подзапутался разум – паук.
Он в мельканье частиц различал и концы, и начала.
Сам – считал – по себе и гончарный вращается круг…
Ну а мудрость во всём – и в пустом черепке! – примечала
Мысль и душу Творца, мастерство созидающий рук.

Коли пуст черепок, так о чём же судить по нему?
Есть ли смысл в пустоте? Нет ли смысла? – вопрос подниму.
Мудр молчащий любой иль язык от рожденья короткий?!
Всё вместит пустота! В пустоте и живём потому.
Мне бы дальше пойти, но гнетут рассуждений колодки.
Мудреца же спрошу: «А на свет и рассмотрим ли…тьму?»

Свет прозренья – в Любви! Сладкозвонным пою соловьём!
У чертогов Любви мудрый – нищ! А стоит на своём!
Пусть назавтра и нас подмешают к извечному праху.
Пусть у вечности – лучшие! – жизни мгновенья крадём.
Неподсудна любовь, что ведёт на высокую плаху.
На возлюбленной грудь! Наши головы там и кладём!

Губы милой – пьянят! От чужого ль хмелею вина?!
Для суровых мужей очевидна поэта вина.
Чью-то голову мы и находим, бывает, пустою.
Я ж, теряя свой ум, здесь ответчицей – вижу –спина.
Суд мудрейших почтением удостою:
«Коль пуста голова, то спине перепало сполна!»

Бит и жизнью поэт, и врагами колочен…поэт.
Изъясняться вовек не умеет короче…поэт.
Снисхожденья прошу у тебя, мой учёный потомок.
Горсткой праха кружусь над могилой разверзшихся лет.
Мы блуждаем во тьме и в душе не развеять потёмок.
Уходящим во мрак – оглянитесь беззлобно вослед.


 28.5.1983.   

            ВЛАСТЬ.

Время – было! Ничто не забыто!
На Святой, на пропащей Руси.
Время – гроб! Сверху крышка забита.
А копнуть и – Господь, упаси!

Надоела нам правда Господня!
«Прочь!» - ревела толпа, разъярясь
Бога – нет! Ленин лозунги поднял.
Мы и рады; и мордами – в грязь.

Ленин умер! И Бога не стало!
А народ – ни о чём не жалей!
Сталин бьёт кулаком с пьедестала
Нам по мордам! И жить – веселей!

Ленин – Сталину! Бац! Телеграмму.
Впрямь из ада, на сей белый свет.
«Не бывать больше Божьему храму.
Перекрась-ка в невидимый цвет!»

Сталин думает: «Храмы порушу!
Всех попов – и не жаль! – порешу!
Погублю Богом данную душу.
Против Ленина не погрешу!»

Тут война! И пошло! Завертелось!
Немцы танками прут, где ни глянь.
Снова Бога призвать захотелось
«Помоги! Дело, Боженька, дрянь!»

Бог – помог! Или Сталина гений?!
Сталин умер и плакал народ.
Знали на пять вперёд поколений:
Будет всё! Только наоборот!

Сталин дело недаром затеял
Отравителей, гнусных врачей.
У рвачей, да и что за идея?
«Чей народ на Руси? Да ничей!

И не зря перестройка случилась.
С кем и как? Ничего не понять!
Что случилось? Беда приключилась!
На себя - слишком поздно! – пенять.

Поразверзлись бездонные дали.
«Заживём! Да иди, ты! Пари!»
Столько жили и всё голодали.
А теперь – и кредиты бери!

Затяну поясок, да потуже.
Вошь в кармане с тоски завелась!
Неужели и чую всю ту же,
Вечно живо-масонскую власть?!

12.7.2007
               
      ВЕЧЕРОМ У РАДИОПРИЁМНИКА

Время было – спали втрое чаще!
Радиоприёмник покручу.
Окунусь в эфир, волной журчащий,
Да и сплю! Как на игле торчу!

На любом и сладок на боку сон!
Посмотреть: а будет, что в конце?!
Я, как будто мухой был покусан –
Жизнь проспал! – а муха-то – цеце.

Наша власть подобной спячке рада.
Тишь да гладь – кладбищенский покой!
Завезли жука из Колорадо.
Ну а муху с житницы какой?!

Помню: раз приёмник и настроив
На заокеанское враньё,
Вижу – спит супруга слаще втрое.
Спит – храпит! Ну, просто ё-мое!

Вечной спячке – не было б цены ей!
Потом, кровью наш добыт уют!
Но ревут эфира псы цепные.
И…поспать, собаки, не дают!

На кого собачью спустят свору?
Кто хозяин? – помнили б о том.
Идеологическому вору
Входу нет в любой советский дом!

Да и что незримый, некий вор нам?!
Разбуди супругу и спроси.
Пользоваться бросила снотворным.
Спит, когда врубаю «Би-Би-Си».

Как не знаю прочие другие,
Я башку в подушку и вомну.
Что-то вроде сонной аллергии,
Как ловлю «Немецкую волну».

Сплю и всё! И слушаю, не слыша!
Треск в эфире, визг, и писк, и вой.
И моя вдруг набок съедет крыша!
«Спишь, боец? Ты на передовой!»

Повышали бдительность в народе.
Уши нам заткнуть решали враз!
Не позволим «Радио-Свободе»
Сонный морок с пьяных сбросить глаз!

Сам пойму про бдительность: не те ли
Радиочужие вещуны,
Усыпив идейную, хотели
Усыпить и бдительность жены?!

Знаю, знаю: так ли это, нет ли?
Убеждён! А в том ли, в чём другом?!
Глушат, падлы! Хуже всякой петли,
Как с идейным борются врагом!

Ладно б рыбу, всем грозя, глушили.
С кем боролись – не передрались!
Да себя морально сокрушили.
То ль сдались?! А то ли продались!

Что к чему? Жена в ответ ни слова!
Спишь ли, нет? Ворочаешься, мать!»
Ну а мне - ведь вот собаки! - снова
Не дают немного подремать.

                3.1980
    ВРЕМЯ ТОПОРА

Время! Бей! Круши в упор!
Псов не сдержит свора.
Мы за пазуху – топор!
С буйных так, разбойных пор!
О добре наш лютый спор;
Вор крадёт у вора!

Пуст карман? В дыре – дыра?!
Даром беден кто ли?
Было время топора,
Топора придёт пора!
Стал богат с чьего добра?
С чьей бедовой доли?!

Сами были голытьбой.
Накрадём – поделим!   
Пей, гуляй! Кути и пой!
В ночь – лихою мы тропой.
Не шутя, засов любой
Топором подденем.

Разгуляться ль топору…
Не лоскут суконный,
Кровь – заплатой на дыру!
Послужи, топор, добру!
Не с иконы пыль сотру;
Мне топор – иконой!

Послужи добру, топор!
Полежи до срока…
Коли что - круши в упор!
С буйных так, разбойных пор…
За добро свирепый спор;
Воровская склока!

       19.4.1991.   

   ВЬЮГА

Догорели венчальные свечи.
Церковь давняя, словно беда.
Мне казалось: и не было встречи,
Да разлука была навсегда.

Взгляд на миг и мелькнул, и не боле.
Что же взгляда не вспомню грустней?!
В заснежённом, завьюженном поле
Скрипы, всхлипы ли дальних саней?

Мне бы жизнь да начать бы сначала!
Под коней, так и прянувших! – лечь…
Обо мне ли ты нежно скучала?
Губ твоих ли касался и плеч?

Взгляд мелькнул и растаял далече…
Разминёмся на вьюжной версте.
А целованы губы, а плечи
Покрывались мехами – не те!

В давней церкви и нас обвенчали.
Но венчали тебя не со мной!
Перекликнуться наши печали
В небесах над юдолью земной.

Что же ищут напрасно друг друга
Две заблудшие в мире души?
Кони прянули! Мечется вьюга!
Не люби! Не живи! Не дыши!

   1983 – 24.02.2001.

       Выбирай

Что же, милая, выбирай!
Хочешь: душеньку напрочь сгуби мою!
Вскоре в терема гиблый рай
Заключит он тебя, любимую.

Белый терем – тюрьмой! И не заперт замок,
Он удержит оковами-перстнями.
Я для милой тебя, что сумел бы и смог,
Пробавляясь шальными песнями?!

Но сияют в ночи луга
Светом звёздных бесчисленных россыпей.
Эта ль роскошь недорога? -
По лугам из кувшинок росы пей.

Я стихами богат! Или тем нехорош?!
Сердце песенным словом не шаркает.
А не любишь – ценой в жалкий ломаный грош
Вечных звёзд ожерелья жаркие.

А разлюбишь – уйдёшь к нему,
Дни богатством пустым переполнятся,
В гиблом тереме – терему
Песни, россыпи звёзд припомнятся!    

    24. 07. 1083
   
   ГИМН ВИНОГРАДНОЙ ЛОЗЕ

Где виноградная лоза
С лозой сплелась – её глаза!
Не виноградную пою
Лозу – любимую! Свою!

Пою объятий знойный плен.
Не встать пред милою с колен.
Чьи слёзы выпиты с лица?!
Вином любви пьяним сердца!

Безумства ласк, бесстыдство рук.
Здесь только лозы нас вокруг.
Дня вызревающая гроздь.
Дожить ли до ночи нам врозь?!

С лозой лоза, их каждый лист
Над нами здесь переплелись.
Так наши жаркие тела
Нагая страсть переплела.

Безумства рук, бесстыдство ласк.
Лоза лозою обвилась.
Я виноградную пою
Лозу – любимую! Свою!

    28.7.1986. 

        ГОН.

Гон! Лыжню сминая –
Звёзд ли там огни?! –
Вниз по склону потная, шальная
Вдруг сорвёшься: «Ну же! Догони!»

Ствол! А слева? Справа?
Узок, невысок?!
Ствол – на миг, раздавшийся коряво! –
Холодком-то мой обдаст висок.

Силы на два слова!
«Что же ты, постой!»
Снова гну, ломаю ветви снова.
И бегу, бегу лыжнёй пустой.

Мучает! Не лень ей!
Рядом и была…
Снег ли? Меткой трепетной, оленьей
Шапочка мелькнёт, белым-бела?

«Знай, моею будешь!
Будешь!» …Испокон –
Злую в сердце кровь недаром будишь! –
Нас ведёт любви звериный гон.

Веткой на бегу бы
Смял, согнул в дугу!
Буду грубый! Смяты будут губы…
Спёкшиеся губы на бегу.

 23.10.1979 
               
       ГОДОВЩИНА

В день такой для жены –
                те ли были, не те ль? –
Вспомню свадьбу и то не слабо! –
Я цветов накупил, а супруга в постель
Повалилась! Рыдает! Баба!

И не глядя – в подушках она с головой.
Не хватало мне слёзной прозы!
Не пойму: то ли веник дарю полевой?
То ли чьи-то мужья, те – розы!

Я, конечно, полез утешать, обнимать.
Надо ж, мокрая, будто рыба.
«Да чего ж ты, чего размокрюнилась, мать?!
Неулыба – шепчу – неулыба!»

«А дыхни!» …И дыхну! Удивится, а зря!
На знакомом лице – морщины.
Столько прожито! Жил! Ни цветка, ни даря.
В день такой и решил! Годовщины!

Двадцать пять наших лет!
                Пусть ни звёзд, ни луны!
Не тревожить опять соловью нас!
Стали суше глаза и любовью полны.
Словно оба вернулись в юность.

      8.1980


         ГОЛУБЫЕ БЕРЕТЫ.

Набекрень голубые береты.
И в тельняшках! Беда – не беда!
Ожиданьем любимых согреты
Были мы и везде, и всегда.

И с небес ждали нас, и живыми с войны.
Были мы небесам и десанту верны!

Небо – куполом! Стропами – нервы!
Марш-бросок! И в атаку! И в бой!
В бой – не первый приказ! И не первый
Кровью залит, берет голубой.

Нам солдатская доблесть не зря дорога!
Мы в боях рукопашных крушили врага!

И служили мы честно Отчизне.
И хотелось – недаром! – прожить.
И не жаль, ради Родины, жизни
Нам, не пятясь, в боях положить.

Нам ни шага назад! Не бежать от судьбы!
Пусть к любимым не мы возвращались – гробы!

Только мы никогда не прощались.
И любой шли навстречу беде.
Мы – десантники! Мы – возвращались!
И с небес! И всегда! И везде!

И везде, и всегда горд недаром собой,
Кто однажды примерит берет голубой.

    1982. 

    ГУСИ – ЛЕБЕДИ

Затаиться и ждать во мгле беде.
Вороватые камыши,
А над ними да гуси-лебеди!               
Так – не высказать! – хороши.               
               
Птицам радостно милые видеть места.
Закурлычут,  и неспроста.

Где-то вечно-цветущи дали.
Да к родимой влечёт земле.
Гуси-лебеди встречи ждали.
Вспыхнул выстрел во мгле.

Смерть подкралась нежданная издалека.
Взвилось эхо под облака.

Птичьей кровью душа его сыра,
Чей был выстрел над озерком.
И с нелёгкой добычей с озера
Он, убийца, бежал тайком.

Миг и вскинуты были глухие стволы.
Сверху – перья, белым-белы!

Бойкий выстрел – души утеха.
Добивай же концом весла.
Обагрённое кровью эхо
Мгла кругом разнесла.

Им лететь, и лететь бы; другой стороной.
Возвращаться к земле родной.

Что ж вы кружитесь? В жалком лепете
Всё-то кличете в камыши.
Гуси-лебеди, гуси-лебеди.
Так - бессмысленно! - хороши.
    
    26.7.1983.   
               
        ГРУСТЬ

Окаянную, свою
Грусть верёвочкой завью!

Словно петелька совьётся.
Воздух - зыбок! В петле – пуст!
Так верёвочка завьётся –
Позвонков по телу хруст!

Мне, проклятую змею,
Придушить бы грусть мою!

Нет же! Грусть и жжёт, и жалит,
Впиться в душу мне спеша.

То ли дьявол пятки жарит,
То ль горит огнём душа?!

И завою, и запью.
Душу – всю! – вином залью.

Окаянно ль, покаянно
Жизнь – пойму – была тщетой.
Тонет грусть на дне стакана,
Да стакан давно пустой.

Запою, запью и пусть!
Ты сгубила душу, грусть!

       2.5. 2002

      ГОЛУБЫЕ ВЕЧЕРА

Несказанная грусть голубых вечеров –
То ли просто земля кругла? –
Под родимый, когда-то оставленный кров,
Сына блудного привела.

Всё мне памятно здесь, всем ранима душа.
Листьям падать, лететь, шурша…
Тихий сумрак сквозь ветви топорщит звезду
В голубом, дремотном саду.

Знаю: исподволь всё, всё приходит не вдруг.
О покинутом грусть гнезде…
Ввысь ли выпорхнет кто из родительских рук?
К дальней, колкой взлетит звезде!

Вечно манит к себе неба млечная мгла.
Тесен мир и земля -  мала!
Пусть вернутся назад -  все в небесной пыли! -
К звёздам взмывшие корабли.

Лишь бы не было с кем и не стало со мной,
После многих в судьбе дорог,
Всю-то пыль и весь прах неземной и земной
На пустой принести порог.

Лишь бы встретила мать; цвёл по-прежнему сад.
Словно тысячу лет назад.
И манила бы грусть голубых вечеров.
Под отцовский, памятный кров. 

          10.7.1981.


             ГОРНАЯ ОДИССЕЯ.

        Помню: сборы были скоры.
        Сборы – в горы! Всем привет!
        Нескончаемые горы
        Застят людям белый свет!
       
        Горы – чуть ли не с вокзала.
        Мне ль вершина высока?
        Как – любимая сказала –
        Впрячься в лямки рюкзака.

Помню: снял с любимой ношу! Не составило труда!
Я не думал то, что близко ли? ...далече? ...
Взял у милой рюкзачишко, да и за спину, туда,
Где и мой рюкзак в мои врезался плечи.

                Не вершина высока мне!
                Все ль за мною? Мы – за кем?!
                Шёл и думал: что за камни
                У любимой в рюкзаке?!

                За собой не поспевает –
                Вдруг – река! Сплошное дно!
                А теченье – посбивает
                С рюкзаками заодно.

Говорят, в горах на диво зори чудные, закат!
Только воду злым и потным вижу взглядом.
Поскользнуться б – утопили два проклятых рюкзака, -
Мой рюкзак да рюкзачище той, кто рядом.

                А рюкзак и мой – битком он!
                Хлеще рек в горах ручьи!
                Чьи под гору смех и гомон?
                Голоса под гору – чьи?!

                Вверх – труднее! Вверх – иначе!
                Завалюсь да на траву.
                Я дышу! Дышу! А значит
                Существую и живу!

Надо мною – помню – встанут, покраснеют облака.
На закате с нами рядом ни души нет!
С милой с ней идём обратно, двое под гору, пока
Все другие знай пируют на вершине…

                Брошу – думалось – походы.
                В горы – лезь! Иди, скользя.
                Лучше дома - нет погоды.
                Да и выдумать нельзя!

                Только есть на свете горы.
                Белый свет и застят весь!
                Снова горы! Сборы скоры!
                Всё прикинь и прежде взвесь!

А не лезть – нельзя и думать! Заикнуться б о таком…
Нет нас дома, дни за днями неспроста нет!
Я за милою шагаю, за весёлым рюкзачком…
А смеяться надо мною перестанет!

                3.12.1982

                ДАР
   
           Дан талант! Изволь нести!
           Дар – тяжёл; дошёл – не падай!
           Мне бы рюмку – чем не стих? –
           Хлоп! - за труд бы да наградой!

           Затужил иль заслужил?!
           А за рюмкой – рюмка снова.
           Дар за рюмку заложил
           Поэтического слова.
          
          Загулял! Заковылял!
          Упадёшь, и дар задавит.
          Да не лгал бы, не вилял;
          Бросить ношу, кто заставит?!

          Заложил за воротник.
          Душу дьяволу заложишь!
          К чарке чёртовой приник,
          Глядь, и словом занеможешь!

          Пей и пой! И пой, и пей!
          Легче ноша – стать не станет.
          Пой и пей! Себя добей!
          Нет исхода! Неспроста нет!

              20.4..2005
 
               
            ДАЧА ПОКАЗАНИЙ

От башмаков до самого затылка –
Сплошная боль! Неделя – во хмелю!
То мучил зуб, а то стервоза дырка.
«Дай в долг, сосед! Измучился!» - молю!

А вырвать зуб – супруга наперёд
Предупредила, дескать,
Наркоз-то на похмелье не берёт!
И хватит пить, и хватит водку трескать.

От боли – пью! И столько – помню – выпил,
Аж одурел от боли и вина.
А что окно соседу выбил,
Нет, не моя! – и вовсе не вина.

Так мучил зуб – с ума бы не сойти!
Зуб к ручке двери мною был привязан.
Я лез в окно, чтоб выйти иль зайти…
И вот он, зуб! Уликою при вас он!

Но что за чёрт? Ловите – слышу – вора!
Окно – чужое! Сдаться ли? Готов!
По лестнице пожарной – свора
За мной легавых! То есть вас, ментов!

Да, признаю! В чужое влез в окно.
И бить соседа – вышла, мол, ошибка!
Мне влезть в окно, рвануть бы двери, но
Ошибка, а карается так шибко!

Как «воронок» зафыркал да затыркал,
Досталось мне болящему сполна!
И ладно – зуб! От выбитого – дырка
Начнёт болеть! Начнёт зудеть спина!

И что ещё возьмёт, и заболит?
О нары стёрта поясница!
А как начну лечить радикулит,
Что заболит? – позднее прояснится. 
 
25.4.1980.




     ДВЕ БЕРЁЗЫ.

Росли берёзы, обе-две
Сестры в одном огромном поле.
У них и кровь одна в листве.
Одни и радости, и боли.

Одна другую обняла,
От бурь и вьюг уберегая.
Одна была белым-бела,
Белым-бела была другая.

Росли берёзы, две сестры.
Ну что ж, земли клочка хватало!
Вдаль годы схлынули – быстры! –
Водою паводковой, талой.

Хватало неба синевы…
Им жить бы, жить! Не вышли сроки!
Но что нам, людям? Вы? Не вы?
Всем о насущном печься проке!

Но кто-то выйдет поутру
К берёзам – рухнут под пилою.
Дров даровых не подберу
Ненастья гибельной порою.

Затихла дрожь, а по листве
Не слёзы ль выступили соком?!
Берёзы…Будет в синеве,
Так пусто, в небе их высоком!

     17. 10. 1986    

           ДВЕ ЖЕНЩИНЫ

Две женщины в моей душе всегда.
Две женщины – и радость, и беда.

В одну влюблён и ей любим навек.
Другая – сон до смертной дрожи век.

Поэта беспробудная мечта
Одна из женщин! Та ли иль не та?!

Одной из женщин грежу наяву.
Другую ли единственной зову?

Одна с ума навек меня свела.
Другая – песней в сердце расцвела!

Две женщины, влекущие к себе.             
Беда и радость в песенной судьбе.
               
    6. 4.2002    
          
       ДВОРИК

Был и я влюблён, и… просто молод.
Неурочной осени порой
Мне вернуться в детства милый город,
Листья жгущий, ветреный, сырой.

Листья в кучи дымные сгребая,
Город жил и память ожила.
Малость несусветная любая
Невозможно стала тяжела.

Что же, здравствуй, нас взрастивший дворик!
Я вернулся, память бередя.
Тлеют листья…Дым осенний горек.
Горек запах дымного дождя.

В небо дым под самые под крыши.
Дым – в глаза, как будто в чём виня…
Здесь жила – каким окошком выше? –
Девочка, влюблённая в меня.

Был одной невысказанно-дорог.
А скрывала, сердцу вопреки,
Выдаст чувства лёгкий трепет шторок,
Дрожь ресниц при встрече и руки.

Мы взрослели! Тлеть остаткам лета.
Листьям тлеть, и школьница ещё,
В зябкий плащик так неотогрето
Прятала румянец нежных щёк.

Я ведь знал: в слегка прикрытых шторах
Взор украдкой мне из окон – вслед.
Тихо тлеет листьев дымный ворох.
Тлеет ворох давних, дивных лет.

Вот и всё! Прощай ли, здравствуй, дворик!
Жизнь прошла, былого не верну.
Горек дым и день осенний горек…
А любить – любил её одну.

   1979

                ДЕРЕВНЯ

Ни дымка над сонной, вымерзшей деревней.
Рано здесь ложатся, а когда встают…
Здесь один от века чтят обычай древний,
Девок и не спросят – замуж выдают.

Солнце – пегим зайцем; полем – за леса вон!
В реку иль с нелюбым в лютую постель?!
Свадебного платья снежный, белый саван
Для тебя, невесты, выткала метель…

Ах, кого любила – был в любви неробкий!
Но другим в острастку и тебе не впрок,
У лесной, звериной, заснежённой тропки
Чуть приметный глазу вырос бугорок.

Стерегут – не выйдешь! Хочешь ли? – не спросят.
Будет муж нелюбым; сердцем – холодей!
Волчью шкуру в ноги молодым и бросят.
Продолжалась вечно б волчья жизнь людей!

    28.10.1993.

         ДНО

Я метил слово – камнем по воде.
И только брось – круги пойдут везде.

Вдаль – по глухой поверхности пруда.
Чтоб заиграла бликами вода…

Да ни кругов, ни бликов на пруду.
Так отклика, стою, напрасно жду.

Не то, чтоб слову силы не дано.
Да где ни глянь – одно сплошное дно!

   9.10.2006

      ДОМ

Дом в листвы золотом кружении.
Ночь! А всё на пороге стой!
Жизнь была – всех надежд крушение.
Да и не было жизни той.

Ночь шагами неслышно полнится.
Голосами прошедших лет.
Что-то вдруг наплывёт, напомнится.
И вглядишься былому вслед.

Столько пройдено! Столько прожито!
Пусть не нажито сердцу впрок…
Было мне ль одному дороже то,
Что осталось в пыли дорог?

Я ль о доме грустил оставленном?
При дороге плетню хромать.
На рассвете когда-то ставни нам
В добрый мир открывала мать.

Вспомню кротость родного облика.
Опоздаю навек и я…
Здравствуй, дом! Уходящий в облако
Золотого небытия.   
                 
      1980

               ДОЛЯ.

Кличу долюшку в тёмном полюшке.
Полыньи по краю бреду.
На любовь не скупиться долюшке.
Не скупиться и на беду!

Я была весела! Доля щедрой была:
Не жалела другим ни любви, ни тепла!

Что ж теперь, только выйду на люди –
Все печали, беды – мои! –
Вдаль по хрусткой иду по наледи
Расплескавшейся полыньи?!

Я по льду и бреду, по глухому по льду!
Утопить бы в реке и печаль, и беду!

Мне казалось: печали выпляшу!
И молва пусть будет худой!
Только что ж там у доли выпрошу?
Что ж любовь назову бедой?!

Та беда – навсегда! Где любовь, там беда!
Да людская молва не речная вода!

Полушалок поправлю, скомкаю.
На кого же брошу беду?
Кличу долю и стылой кромкою
Вдоль глухой полыньи бреду.

  1982. 

       ДОРОГА.

Вековечная, длиною в жизнь дорога.
Блещут в сини золотые купола.
До рукой подать родимого порога
Что ж такой дорога долгою была?!

Запою псалмы, забыв иные песни.
Блудным сыном возвращусь под Отчий кров.
Затеряться б в синевы безмерной бездне,
В душу свет вобрать летящих куполов.

Прахом по ветру за днями дни развею.
Видит Бог, обет молчания приму.
Я за каждой зряшной строчкой за своею
Забредал подчас в бесовских дебрей тьму.

Звоны, звоны колоколен – снова; снова.
Град небесный – Церковь Божья! - предо мной.
И звучит в душе молитвенное слово.
И не нужно сердцу радости иной.

   25 10. 2001.

              «ДРУГ»

Он влез в «друзья»; и… нет паскудней рожи!
Подходит бес так явственно ко мне.
С ним знаться – жуть! - всегда себе дороже!
А бес, глядишь, подлезет и во сне!

Он рад обнять! В похабной, гад, улыбке.
Чуть оступлюсь, да не подам руки.
Объятья беса пакостны и липки,
И неослабно до смерти крепки!

Бес и во сне – кто он! – готов напомнить.
И мучает порою наяву.
Рад – вечный враг! – жизнь ужасом наполнить.
Ждёт, может быть, и другом назову.

Ужели, так до самой смертной дрожи?!
Я взглядом в небо! Всё одна беда!
При мне мой враг! А с ним держись построже!
Бес влез в «друзья», и… денешься куда?!

    10.11.2006

   ДОРОЖНАЯ ПЕСНЯ

И шпалы, и рельсы – не просто шоссе!
На тёмном вздремнёшь перегоне.
И кажется: в мчащейся жизни мы все,
Как в люто-летящем вагоне.

Ах, жизнь – тот вагон, тот состав роковой,
Где спятили все машинисты.
Лишь высунись – шапку сорвёт с головой.
Вперёд ли вглядись, оглянись ты!

Мы в гору пыхтели, но «стоп» наш состав.
Глядишь: и числом поредели.
Свой путь полегоньку мостить перестав,
Назад под уклон полетели.

Гремим по разъездам и – что за дела?!
Вагонов за дюжину было.
Какая же сила всех нас развела?
Смешала! Столкнула! Разбила!

За нами – вперёд несложившийся путь.
Пред нами такое творится!
Разобраны рельсы, про шпалы – забудь!
И как под откос не свалиться?!

Но всё же трясётся вагон и скрипит.
Не знаем, не знаем, что будет!
Кого-то колёс перестук усыпит.
Кого-то и за полночь будит.

   1995   


      ЖАСМИНОВЫЙ РАЙ.

Ах, жасминовый рай! Лепестковый дурман!
С милой сердцу вдовой мой бессрочный роман.

Так присушит вдова – дни смешались в один.
Вновь по веткам жасминовым – росы.
И сквозь дрёму зари – шорох душных гардин.
И шаги торопливы, и босы.

День ли? Ночь? В полутьме, в полусне различи!
Свет задёрнут оконный и слепы лучи.

Истомили меня – прелесть матовых плеч
И туманною бездной – очи.
Ей ко мне бы с утра на мгновенье прилечь,
Да, глядишь, время близится к ночи.

Дни смешались в один и с часами часы
От избытка тоскующей вдовьей красы.

В доме вдовьем не день, месяц минул и два.
Здесь на стенах по каждому снимку
Мне бы с милой вдовой, что ещё не вдова,
Пребывать бы до гроба в обнимку.

Жарким телом во гроб ей любого свести.
А жасмину – сиять, а жасмину – цвести.

Я шепну и: «Прощай!», и, прильнув, обниму.
Не встревожу роскошного сна я.
И неверною тенью скользну в полутьму.
И вернусь, чудный рай вспоминая.

И погубит меня тот жасминовый рай.
Где в объятьях вдовы догорай, умирай! 

     1982. - 9.7.2003.

  ЖЕНЩИНЫ И МУЖЧИНЫ

Женщинам в беде нужны мужчины.
Без любви – нет жизни всё равно!
А мужчинам от беды-кручины
Пить вино!

Пробкой в небо – не было промашки!
Боль от сердца только б отлегла.
Это не гаданья по ромашке –
Хруст стекла!

Это в душу ранящей разлуке,
Пусть уходишь, гордая, навек! –
Никогда не ткнусь в чужие руки
Дрожью век

Утешающих перебивая,
Я скажу: давно тебя забыл!
Словно крышка сверху гробовая.
И забил!

И слова, и жесты будут кратки.
Никого ни в чём и не виня,
Всем назло отвечу: всё в порядке
У меня! 

 5.1982
       ЖИЗНЬ – РЕКА.

Никогда, никуда не доплыть никому.
Вдаль уносят года, погружают во тьму.

Жизнь – рекою! А смерть – раз! – и вся недолга.
Расстоянья измерь – далеки берега!

Да и нет берегов! Жизнь – река и река.
И подобьем кругов – память, и коротка!

Всех поглотят навек воды гиблой реки.
Глянешь – был человек…Взмах прощальный руки…

Каждый – камнем во тьму, погружаясь на дно…
Никогда, никому, никуда не дано!

     3.05.2002
   ЖИЛ МАЛЬЧИШКА

Жил мальчишка... «Свет бедовый!»
Мать – о сыне! Так о нём.
Для подружки - цвет медовый!
И любила б день за днём.

Жил мальчишка…Возраст – вышел!
И – погоны, и – берет!
Жил – служил! Служил – не выжил!
Пулей намертво пригрет.

Поцелует пуля жарко.
Насмерть жаля горячо.
Пуле, губящей не жалко -
В губы, в шею ли, плечо?

Жил мальчишка. Жил и не жил.
Скажут: «Родине служил!»
Мать любил, подружку нежил.
Жил и голову сложил.

Многим нет печали в этом.
Но припомнится – такой!
Для кого – медовым цветом.
Для кого – бедовым светом…
Боже, душу упокой!

        4.05.2002

ЖИЛИН И КОСТЫЛИН.

Мы в яме, рабы, сидели в одной…
Я – жив! Он – лежит убитый!
Одною мы ложкой скреблись о дно
Миски пулей пробитой.

Над нами – решётка! Тёмный замок!
Не мною замок подпилен.
Он – Жилин! А Жилин, чтобы не смог?
Я – рядовой Костылин.

Бежать? А куда напрасно бежать?
Нас выручат! Верю в это!
Согреться б! Колени к лицу прижать!
Сдохнуть бы до рассвета…

Но друг на свободу жизнь променял.
Бежать – не моя затея!
Кто ж выручит? Помнит кто про меня?
Знает – и кто я, где я?!

  20.9. 1997.

ЖУРАВЛИ.

Взмыла стая, кружась! Были эти просторы близки ей!
В сердце будет он вбит, чуть надломленный клин журавлей.
Вы куда подались? В невозможные дали какие?!
За леса и моря – в те края, где под солнцем теплей?!

Да и мне б – за моря! За леса! И ни бед, и ни тягот!
Прочь от милых рябин, полыхнувших пожаром во мгле.
Всё равно холода и придут, и снегами налягут.
И так долго весны ждать оставленной солнцем земле.

Всё от жизни приму! Жизнь приму, будто смертную дрожь я!
С жизнью, будто навек, расставания горечь приму.
У родимых рябин отогреюсь во мгле бездорожья.
Злых снегов пережить, переждать бы и мне кутерьму!

Пусть летят журавли! Им вернуться в далёком апреле.
Не подняться ль, не встать мне когда-то с промёрзшей земли…
Но рябины горят, но рябины мне душу согрели.
Не зовите меня в невозможную даль, журавли!

         26. 12. 1991.

                Завещание
Или последний рыцарский сонет.

Звучал язык поэзии крылатый.
И лютни пели для Прекрасных Дам.
Примолкли струны, ржавы меч и латы;
Что ж, завещая, сыну передам?!

Будь верен, сын, Любви святым дарам!
Объятья вечной Истины распяты.
Ты меч и латы взял не для расплаты,
Но отстоять Господня гроба Храм!

Сын, повторяй сию молитву снова:
«Да будет вера – латами! – крепка.
Мечом – наследуй! – Божьей правды слово!»
Пой! То, что свято – свято на века!

Последний рыцарь – голову сложи,
Но Ей до смерти, Истине, служи!

      26.6.1990.

       Запоздалое интервью

          Или о моём отпуске,
          Музыке «поп «и «диско» и ещё про то, почему
          Прорастает быстрей высаженная матерью редиска.

Был отчий дом налево, за бугром.
Всё в отчей было памятно сторонке.
Вдруг так объёмно рявкнул рядом гром.
Куда равнять японские колонки!

Я в отпуск ехал, вечный домосед.
В деревню городскую вёз культуру:
С полсотни – как без ритмов-то! - кассет.
А к ним и всю аппаратуру.

Вёз целый воз! А молод был и глуп!
Мне думалось: на чём себе ни тренькай,
Но как врублю – заглохнет ихний клуб
И с вальсами, и с леткой-енькой!

Что ж, уши здесь любой побереги!
А ливень позабылся давний.
Встречала мать…Шкварчали пироги…
И тишина! Лишь ветер двигал ставней.

Мать – молочка! Мол, свежего испей.
От Сьюзи Кватро зря в ушах ли вата?
Вон выдал счётчик – был ещё и Спейс –
За полчаса не меньше киловатта.

Взял Бони Дзякс…Петух: кукареку!
А мать стенать: Совсем была здорова,
Но, дескать, впала в чёрную тоску
И так меланхоличная корова!
               
Врублю Битлов! И – будь здоров! – бедлам.
Затрясся шкаф! На полке – звон стаканов!
И с шустрых ног посбились в такт Битлам
С десятка два захожих тараканов.

 Часы ночные, вроде бы, тихи.
 Я спать ложусь – не ведаю напасти!
 Мешали спать – в отместку! – петухи.
 Сверчок зудел! Он дел запечных мастер!

 Я спать – не сплю! Уснуть стараюсь днём.
 Я уходил в поля и чащи.
 Мой верный «маг» - забыть ли мне о нём?
 Но если забываю – чаще!

 Стал удивляться – Надо же! Ручей!
 Сплошная светомузыка! А спятил
 На си-бемоль, когда повёл звончей,
 Повёл, повел, и дробь рассыпал дятел.

 А как поют – вы слышали? – дрозды!
 Мы ритмами, как рыбу, глушим землю.
 А я встаю до утренней звезды.
 Напевам птичьим так нежданно внемлю.

  Нет, мир не станет звуками бедней.
  Без лишних слов добавлю – неспроста ведь,
  Лишь отпускных прервётся горстка дней,
  Решаю «маг» у матери ж оставить.

  Мне с ним себя не жалко разлучать.
  Что Ганимед? Гремят на всю катушку!
   По голосам и стану различать
   Я массу птиц! А знал одну! Кукушку!

   Сверби, сверчок! Ночами соловьи,
   Что вытворяют?! В милой мне сторонке
   С магнитофоном я свои
   Приставки брошу и колонки!

   Не то оглохнешь! Впрямь с ума сойдёшь…
   Вот пишет мать, чтоб ритмы выслал «Диско».
   В колхозе остаётся молодежь!
   И, вообще, быстрей растёт редиска.
 
         1980
               
              В городах, оставленных нами, продолжают жить наши воспоминания.
   
      ЗАПОЗДАЛЫЙ УКОЛ.

Милые взгляды беспечно лови,
Той, кто любима была, не была ли?!
Юные зори давно отпылали.
И…всё не то, что от жизни мы брали,
Кроме непонятой первой любви.

Жизнь, ведь сама гениальный Шекспир!
Те же сюжеты звучат и капели.
Буйно мальчишечьи страсти кипели!
Помню: средь шумной весны канители
Треск боевой деревянных рапир.

Помню: девчонка в меня влюблена.
Я ль невлюблённый, о том и не зная?!
В сердце ли, в памяти рана сквозная?
Буду лишён и покоя, и сна я;
Помню - капели! С рапиркой – она!

«Бей прямо в сердце!» - поддаться б – «Коли!»
За полночь то, что не высказать – будит!
Будет укол! Запоздалым, но будет!
Что же былое мне душу не студит?
Что же зовёт, словно песня вдали?!

В памятный город напрасно вернусь.
В тот, навсегда мной потерянный город.
Воспоминаньями ль буду исколот?
Встретив – рвану вечно душащий ворот.
Перед любовью – добей! – повинюсь.   

    9.3.1990.
               
      ЗВЕЗДА ПОЭТА

И вновь о разлуках поют поезда.
О встречах поют поезда, не смолкая.
По всем перегонам попутно мелькая,
Не меркнет и встреч, и прощаний звезда.

И вновь о разлуках поют поезда.

Я сердцем к тебе – в ночь зовущей Звезде!
И связаны мы рельсов нитью стальною.
Ты – песней во мне, и звездой – предо мною.
Ты – в сердце поэта всегда и везде!

Я сердцем к тебе – в ночь зовущей Звезде!

Звездою поэта над миром лети!
Навек безвозвратна слепящая встреча.
Но всем на земле расставаньям переча,
Я свёл несводимые наши пути.

Звездою поэта над миром лети!

Притянут к тебе рельсов нитью стальной.
Качнувшимся – вдруг! – разминуться вагонам.
Но ты промелькнувшая где-то в оконном,
Сквозящем проёме – всегда предо мной!

Притянут к тебе рельсов нитью стальной…

Звездой воссияла мгновенная ты!
По свету мотаюсь, тебя вспоминая.
И все перебрал для Звезды имена я!
Другого нет имени для Красоты!

Звездой воссияла мгновенная ты!

1.1983

      ЗЕМЛЯ И МОРЕ.

А за волною на берег волна…
Земля и море в битве – или, или?
Глядишь: всплывут чудовища со дна.
И нет земли, где раньше люди жили.

Поглотит море землю до конца.
То море – мир, что с нашим и не схожий.
Другие мысли, души и сердца
У тварей тех под человечьей кожей.

У них по виду наша с вами плоть!
И лишь в глазах не брезжит свет небесный.
И мир чудовищ не перебороть.
Морских глубин всех нас поглотят бездны.

  19.04.2005
 
     ИВОЛГА.

Ни о чем, не ведая, не зная,
Там, где в чащах ягода поспела,
Иволга – печальница лесная –
Так она для нас, влюблённых, пела!

Дорогое памятное лето
Нам любовь и счастье подарило.
Та любовь навек осталась где-то.
Счастье мимо тропку проторило.

Мы брели, сплетая нежно руки.
Мы рассветы с иволгой встречали.
Только встреча – каждая! - к разлуке.
Только радость – каждая! - к печали.

И печали на душу налягут.
И – за летом – ягода на убыль…
Соком терпким, соком поздних ягод
Брызнут зацелованные губы ль?!

Мне теперь бы малую бы малость -
Жить, о многом и не вспоминая.
Да над нами видно посмеялась,
Иволга, печальница лесная.

  07.1980.
 
             ИЗМЕНА.

«Прости!» - прощаться…
  Нет, не прожить без моря моряку.
  И снова мне к любимой возвращаться,
  К единственному в мире маяку!

  Встреч – раз в полгода!
  Забросить к чёрту б зряшные дела!
  Я знал одно: погода, непогода? -
  На берегу любимая ждала!

  Не жить без моря!
  Так видно чёрт попутал на беду…
  К любимой к ней, с любовью к морю споря,
  Я раньше срока на берег сойду.

 «Встречай! Отплавал!»
  Но мстят моря изменами подруг!
  Забыли дверь…Какой заставил дьявол
  Про дверь забыть, а мне вернуться вдруг?!

   И сгинут оба!
   Коварнее всех дьяволов! – она
   Не только мне в любви клялась до гроба!
   Не только мне сумела быть верна!

   Смолчу про то вам…
   Но так любовь жестоко помяну!
   Запью слезу по кабакам портовым.
   Заброшу нож в угрюмую волну.

         6.1981      

            ИСТОРИЯ МОЕГО ПРИСНИВШЕГОСЯ
                ПОВЕШЕНИЯ.
                ИЛИ КЛИНИЧЕСКИЕ СУДОРОГИ
                ОБЕЗБОЖЕННОГО СОЗНАНИЯ.

1 – Вышла история – жить, помереть.
      Мне про горячку! Белую!
      Что ж – отвечаю – не помер? Но впредь
      В мыслях того не сделаю!
      Чтой-то в моём и свихнётся в мозгу.
      Пить не могу и не спать не могу!
      Даже где свежестью пахнет. Лесной.
      Внюхавшись – не пойму, как?
      Гроб! Освежёванной пахнет сосной.
      Вечною стала мука!
      Крышкою чудится над головой
      Темень – тяжёлая! Ночь – гробовой!

2 -  Видится въявь! Не подумаешь – сон!
      Гляну и неспроста на то!
      В чём-то! А байковых нету…кальсон.
      С пальцем колечко стянуто!
      Тёща – супруге: «Послушай! Постой!
      Зуб не забудь! У него! Золотой!»
      Гроб содрогнётся ж! Услышь о таком!
      Страшная – помню – картина!
      Чтобы молчал – обвязали платком
      Челюсть! Лицо – кретина!
      Люська поддакивает: «Вот, вот!
      Раньше бы дуре подать на развод!»

3 – «Не расходись – жалко требую – Люсь!»
      Клянчим у баб любви, зараз!
     Так-то разделимся – удавлюсь!
      Скушно без телевизора!»
      Люська, в суде разберутся в любом.
      Чтой-то ж моим, а нажито ж горбом!
      Мужа! Родного! Обворовать?!
      Мало диван-кровати?
      Хочешь помягче? Помягче – кровать!
      Мне и дивана хватит!
      Хочешь богатой остаться вдовой?
      Хватит верёвки! Не дашь? Бельевой!»

4 – Глядя на всё, да не сдохнуть? С тоски!
      Двигаемся! Колонною!
      Рада жена: мол, живём по-людски!
      С музыкой! С похоронною!
    «Дура!» - сказать… «Наблюдают! Они!
      Сволочи разной и просто родни!
      После держаться начнут. За бока.
    «Ох и рвалась! К нему же!
      В яму б ей прыгнуть? Была – глубока!
      В мёртвом и толку! В муже!»
      Эхма! Так выпей! И снова налей!
      Трудно поминок сыскать веселей!

5 - Льёт ктой-то с горя! За ворота край!
      Что обо мне хорошего?
     «К чёртовой матери! Помирай!
       Помер! Лежит! Не трожь его!»
       Стройка рабочих лишилась рук.
       Насмерть прораб разобиделся вдруг!
       Руганью – дело не в дело – корить!
       Дело всегда хромало!
       Можно и матом крышу покрыть.
       Мата, представь-ка, мало!
       Мало заботы ж о людях труда.
       Мрём! А причиною – сплошь ерунда!

 6 – Мало? Покажут и Кузькину мать.
       Чьим самогоном травишься!
        В долг самогонки идёшь занимать.
        С жаждою пить – не справишься!
        В сердце, пропившийся, носишь вину.
        Дескать, помру, а должишко верну!
        С мёртвого – стребуй! Должник да помрёт.
        А на живых – обида!
        К пойлу – для крепости! – птичий помёт.
        Мало, что мрём с карбида!
        Ктой-то слабее и брык! И сюда!
        Нет человека – на нет и суда!


7 -   Здесь никаких нет особых забот.
        Слазит щетины тьма с лица!
        Ну а живым за труды и за пот –
        Шиш! И с немного маслица!
        Правда лежу и застужен висок.
        Скрипы обрыдли сосновых досок.
        Тот же досуг – и пойти бы! Куда?
        Вечные анекдоты!
        Будут расспросы на дни и года.
        Дескать, откуда? Кто ты?!
        Шаркают сверху ни свет, ни заря…
        Мало, что снилось! Такое – не зря!

8 -   Спать мёртвым сном – ох, как долюшка зла!
        Сколько ж их на беду мою! -
        Всюду костяшек! А с кем и в «козла»
        Срезаться? Не придумаю!
        Каждый с тоски бы загнулся! Протух!
      «Дух!» - говорят… «У меня? И дух!»
        Духом не падаю! Духом – здоров!
        Волю даю мыслишкам.
        Ляжешь сюда – по вине докторов.
        И не буянишь слишком!
        Ктой-то с достоинством отошёл.
        Тоже про воздух напомнил: «Тяжёл!»

9 -    Думалось: вечный обрящишь покой?!
        Скушное это занятие –
        Жить! А помрём и другое на кой
        Нашей бездушной братии?!
        Хвастал зубами какой-то чудак.
        Дескать, берёг! Вот и скалится так!
        Этим жилплощадь – ведь надо ж! – мала.
        Тот раздражён супругой.
         Мол сохраниться получше б могла!
      «К новой уйду! К упругой!»
         Снова течёт! Суета! Маета!
         Вечность! Просохнуть бы! Гложет мечта…

10 -  Тёщу б дождаться! Мечта за мечтой!
         Золото мною пропито!
         Зуб-то поддельный! Сочла – золотой!
         Сдуру забыв о пробе-то!
         Люську дождусь. Разведенку. Жену.
         Тоже припомню паскудище: «Ну!»
         С Люськой условились. Наперёд.
         Ежели при делёжки
         Рюмок не тронет, пускай заберёт
         Все и ножи, и ложки.
         Так облапошить меня, простака.
         Нет ни вещей и забудь про стакан!

11 -   Стерву «скажённой» прозвали. За визг.
         Сам и гвоздю удивился я!
         Помню: подтяжкой случайно завис.
         Глянула – удавился я!
        Я и повис, пьяный выпятил глаз.
        Люська – в карманы! И вывернет враз!
        Чую: сорвусь! Ощущаю: вот, вот!
        Наши суды гуманны!
       Буркну жене: «И подав на развод,
       Лезешь в мои в карманы?!»
       Мне похмелиться бы! Что за дела?!
       Лучше с подтяжек взяла б и сняла!
 
12 – Вижу супругу – ну просто насквозь!
        Мысль отгоняю лешую.
        Позже и снилось: на клятый на гвоздь
        Люську и тёщу вешаю!

                1978   

Как я встретил Новый год.

Гости к вечеру – помню – сходилися.
Разных масок иль попросту рож!
Представлялись! К закускам садилися.
А супруга напялила брошь.
Вот и выпить не грех!
Я в закуску – язя!
Влезла жёнушка – Эх! –
С язвой, дескать, нельзя.
Помню – клялся! Большая беда ли?!
Раз дурной во хмелю, дескать, выдержу! Ну!
Ну а гости галдят и глядят на жену.
Язвы, будто бы не видали.

Настроенье гостей – новогоднее!
В гордость жёнину – холодец! –
Понатычут окурков охотнее
С жаром тостов и с пылом сердец.
Право, тосты пусты!
Пьют в честь женщин, а тут,
Дескать, выпей и ты,
Чтоб сынок – в институт…
Мало, пьют, поздравляя друг друга.
Все-то жёны мужьям не жалеют вина.
Разукрашены – сплошь! Ладно – брошь! Не видна,
Как и ёлка, моя супруга.

Всей-то радости в жалкой-то броше ей!
Красят женщину дети и муж!
За неё да за всё-то хорошее
Самый лучший, а тост подниму ж!
Помню: всем о своём
О здоровье: «Ни-ни!»
«За него-то и пьём!»
Говорят: «Помяни!»
«Будь здоров!» - пропустили по сто…
Помянули! Кусок оброню балыка.
Да пока по нему; подниму, да пока.
Встану, в общем, с остатками тоста.

«Тост жене посвятил! И не выдумал!»
«Шутки - щипишься -  хороши!»
 «Всё хорошее – из дому выйду мол –
Ждёт – воскликну – живи, не греши!»
Всё вокруг хорошо!
И трамвай – не беда! –
Шёл и мимо прошел.
Мне совсем не туда!
Пробежаться – хороший стимул!
Так вокруг хорошо! Да хорошая та
Под часами ждала; ах, дела! Суета!
Опоздаю! Прости! Прости мол…

Столько в позе в моей усердьица!
Суну розы! Ценой – в четвертак!
А хорошая – вижу – сердится,
Отвечая примерно так.
«Как?» …Добавлю! Готов!
А вокруг-то, вокруг
Разных щерится ртов,
С рюмкой тянется рук.
Кто-то прыщет в меня салатом.
«А жена – говорю, вижу – бледная с щёк!
Говорю: «Школьный друг! Мол, не вдруг, и ещё
Неженатой со мною была там.

Дескать, веник! Хоть в урну положь его!
Чтобы ждать – не бывает – парней!
Говорит: и всего, мол, хорошего.
И забудь с этих пор о ней!»
Тут уж визг начался.
Да и смолк сам собой –
Новый год на часах! –
Гулкий, праздничный бой.
Бьют куранты в концовку тоста.
А когда, побледнев от обиды иль зла,
Раз! – и на пол жена, вот же на! – и сползла,
Стало всё отрезвляюще просто!

После билась о стены посудишка.
Рай семейный низринут был в ад.
Что ж там не было, было – по сути ж как? –
Спору нет! – в тостах я слабоват.
Я ж дурной во хмелю.
И сболтнул потому,
Что и пьяный – Люблю!
Нет покоя в дому!
Быть и в этом году разводам…
На похмелье душа вся пылает, горит…
Тёща в гости пришла! Как прижгла! Говорит:
«С Новым годом, зятёк! С Новым годом!»
            
1.10.1982               
               
               
К ВОПРОСУ О МИГРАЦИИ НАШЕГО
          НАРОДОНАСЕЛЕНИЯ.

За югом – север, запад и восток,
Два крайних полюса, экватор…
Решали звери -  климат, чей жесток?
Где холодней? А где и жарковато!

Вопросы наболевшие зверья:
Что голодней? Экватор? Полюса ли?
И шкура пусть у каждого своя,
Да звери скопом шкуры и спасали!

Решали звери – двинемся куда?
Оно и так живётся еле-еле.
И так беда – голодные года.
А власти на местах – заели!

И кто о чём, и каждый про своё!
Сурок о чём? Он только о степи мог!
Где можно жить, а где и ой-ё-ё! –
Ещё терпимо.

Клянёт мелиорацию кулик.
Прогнившее в душе болото хвалит.
Хотя прямых и нет улик,
Кто виноват? – он в кучу многих валит.

Сказала ящерка – вертка!
«Крутиться надо! Выделены блага!
Да годы ждать и ждать века.
А дефицитна – та же влага! 

Чего сполна, так солнца и загара.
Неделями не выпить ни глотка.
Для многих, вроде сахара! – Сахара.
Да разве жизнь подобная сладка?»

На что баран – весьма душою прост! –
Хотя во лбу с тяжёлой, умной складкой,
Ответил: «Эй, прижми-ка, хвост!
Ишь, захотелось! Жизни сладкой!»

Насчёт питья, насчёт на выбор блюд,
Пред белым было выявлено светом.
У нас один воздержанный – верблюд.
Но если запил – меры нет и в этом.

Трудягу сразу видно по горбу.
А что верблюду слова не давали,
Плюющих на превратную судьбу,
Поймёшь едва ли.

Расчувствовалась мышь полёвка.
Сказала мышь: «Земля весьма жирна,
А недород, а засуха? Зерна
В полях и нет, да и тащить неловко!»

А птица голубь, житель городской –
Всю повидал бескрайнюю планету! –
«В одной столице – тишь да гладь! Покой!
Всего сполна! Прописки жалко нету!»

А средних обитатели широт
О муравьях рассказывали – ишь, как! –
Что лишку вечно-тащащий народ
Прихватывает! Каждый муравьишка!

А разный гнус и прочая мошка:
«В тайге – зудят – вагончик, да и печка,
И всех удобств! А мяса? Молока?
А расстоянья! Ну-кась! Обеспечь-ка!»

Кровососущих – отмели!
Пьют нашу кровь различных масса тварищ!
Но чтобы каждой гадине земли –
И друг, и брат, и всяческий товарищ?

А тут поднялись утки, журавли.
За ними – гуси, лебеди по следу.
С народонаселением беседу
Такую с ропотливым повели.

На юге де проводим отпуска.
Пускай у нас – ветра, морозы, вьюги.
А здесь у вас – бескормица, тоска.
Но много лучше, всё-таки, на юге!

Не всем и там живётся хорошо,
В местах, не столь когда-то отдалённых…
Вдруг – по воде - кругами слух прошёл;
Нигде не будет счастьем обделённых.

Всех нужно только… пронумеровать.
Всё под контролем, значит и в порядке!
И всё пометить, рассортировать.
Леса, луга, бесхозных пашен грядки.

Всем будет всё! Лети, беги, плыви!
Не пропадёшь! Из-под земли достанут!
А кто брыклив иль зуд в гнилой крови,
Тому, глядишь, и…путы ноги стянут.

И стало - так! Несчастных – поищи!
А звери, птицы думать не пытались.
Захожие, незримые клещи
Зверино-птичьей кровью напитались.

Кто не дурак, тот сам себе ответь.
Здесь на воде и воздухе, и суше,
Кто царствует? Конечно же, медведь!
Кто властвует? А клещ залезший в уши!


Но гнида где, какая б завелась,
Вмиг вычислят! Спокойнее б всем было!
Так не добила нас родная власть,
Да – этак! – неродная власть добила.

1979  16.01.08

          О, тяжело пожатье каменной его десницы!
               
           КАМЕННЫЙ ГОСТЬ.

Всё окно в решётчатом убранстве.
Жёстких роз железные цветы.
Мне ли знать в бреду кровавых странствий,
Как в молитвах снам отдашься ты?!

Грудь и плечи жарко облегая,
Льнёт к тебе ночных одежд покров.
С Командором ты была другая.
Что он медлит, каменно - суров?!

Дона Анна, слышишь, Дона Анна,
Поступь Рока из небытия?!
И любима ты, и многожданна;
Хоть на миг, но ты – моя! Моя!

Командор! Сама ли вечность в камне?!
Грозный лик, жилец могил, яви.
Я любим! И даже смерть легка мне!
Смерть - ничто в победный миг любви!

Страшный свет ударит сквозь ресницы.
Вечный свет пронзительней клинка.
И пожатье каменной десницы
Тяжело! И гибель – на века!

Дона Анна, дай же, дай мне руку!
Я ловлю прощальный трепет век.
Всё приму: и гибель, и разлуку.
Лишь бы знать – любим тобой навек!            

    1983. 15.10.2002.
               
           И В ПЕРВЫЙ РАЗ
                ДА И В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ

Мы скрасим жизнь любви нагими снами.
Слияньем губ, слепым сияньем глаз.
Жизнь будет сном и всё, что будет с нами,
И в первый раз, и не в последний раз.

Всё будет сном! Падём, падём в объятья!
И пусть на всё бесстыдный сон горазд,
Но ты – моя! И твой – опять, опять я
Не первый раз и не последний раз.

Ты снишься мне! И я – твой сон и грёза!
Устав от ласк, от наших бренных ласк,
Я не проснусь, и ты почиешь в розах,
И первый раз, да и в последний раз.

Очнёмся ль там, где близость вечной встречи…
Скрип райских врат, ключа бесстрастный лязг.
Но близость губ, но глаз нагие речи –
Всё в первый раз и всё в последний раз!

      25.10. 1983

        КЛЁН И ВЕРБА.

Пред юной вербой верный клён.
Склонялся горестной листвою.
Так был и я в Неё влюблён,
Влюблён всех чувств тоской живою.

Любовь – не радость, а беда…
Я к ней тянулся долгой тенью.
Вовек не деться никуда
Души ревнивому смятенью.

Что ж, ей меня и не любить.
Сплетать в объятьях нежно руки…
Мне просто рядом жить и быть
До мига смертного разлуки.

Но даже там, в безмерной мгле
Она мне будет всех дороже.
Я – тенью веток по земле.
Я – в листьев шёпоте и дрожи.

Я и в мороз, и в лютый зной
Горю, страдаю, коченею.
И сохнет сердце – лист резной! –
Пред милой вербою, пред нею.

Я большей радости не жду.
Стою пред вербой верным клёном.
И… на какую мне беду? –
Склоняюсь горестно-влюблённым.

     1982

           КНИГА ЖИЗНИ

Мгновенья жизни! В малом – Вечность! В миге!
Певец, монах и…каждый – при своём.
«Как жизнь прожить, водя перстом по книге?»
«Господне имя, братья, призовём!

Влачим любезной Вечности вериги.
С молитвой Книгу Жизни разберём!»
«Любовь – превыше! Глубже всех религий!»
«Что Бог – Любовь, псалмы, как раз поём!»

«Псалмы! Посты! Что Вечность? Где награда?»
Монах, певец и…нет меж ними лада.
«С водою – хлеб! Умри, плотская страсть!»

«С водою – хлеб?» …Скучна, скудна беседа.
«Нам пить вино! Желать жену соседа!
У Вечности мгновенья жизни - красть!»

   7.3.1991

           КОВЫЛИ.

Ковыли…Ковыли…
Нераспаханной мало ль повсюду земли?!

Рассчитали и повели.
Шли «ЗеКа» и хмуры, и сонны
И склонялись им вслед...ковыли…ковыли…
И вставали стеной вдоль зоны.

По этапу? Так не впервой!
Что же в душу холодом веет?!
Их не выспавшийся, полупьяный конвой
Подгонял, торопил – живее!

Номера, а не имена…
Был удел у всех одинаков!
И когда загремели затворы: «Хана!» -
Кто-то выдохнул, зло заплакав.

Ковыли…Ковыли…
Кто с молитвой, кто кроя матом,
Погибая «ЗеКа», побеги, повали
К пьяно-пляшущим автоматам.

Всех конвою добить! В упор!
Кто же будет помнить об этом?!
Проступала с расстрельных, забывшихся пор
Кровь по гулким, степным рассветам.

Стяг рассветный, кровавый стяг.
Плуг пласты целинные поднял
И привиделась пашня – повсюду в костях!
Время Жатвы – Суда Господня!

Ковыли…Ковыли…

                1982.

         КОЛЕСО

        Было? Нет? Игра? Не игра?
        Колесо, и – в реку с бугра.
        Колесо наверх закачу
        Да с бугра скатить захочу.
         
        Колесо и, малого-мал,
        Мальчуган-то, что понимал?
        Круг за кругом вдаль по воде.
        Где всё это? Где это? Где?

        То ли это явь, то ли сон?
        Годы катятся колесом.
        Жизнь - рекой, кругами - года.
        Да мутна забвенья вода.

       Канут годы, и налегке
       Я с бугра спускаюсь к реке.
       По воде забвенья...кругам
       К никаким уйти берегам.

                3.7.1986   
 

          КОЛЕЧКО.

              Ах, кольцо-колечко!
               Встречу - у крылечка.
Прямо в сердце брови злое лезвиё!
Ты, смеясь, примеришь то – моё! – колечко.
Только снять не сможешь то кольцо – твоё!
 
На кольцо ли глянешь? Верная ли проба?
И пляши, соседи! И гуляй, родня!
                Золоту и проба!
                А любовь – до гроба!
И не думай бросить, разлюбить меня!

                То кольцо – литое!
                Даром – золотое!
У крылечка,  встретясь,  обручимся вдруг.
И скуёт, и свяжет всех кольцо, литое;
Враг мне мой соперник – братом бывший друг!

И скуёт, и свяжет всех одно колечко!
Ждут родня, соседи: будет что потом?!
                Ах, кольцо – колечко!
                Встречу у крылечка.
И войдёшь хозяйкой в мой-то, в мужний  дом!

    15.10.1993.

        КОСТНАЯ МУКА.

Всё изменится – переменится.
Мукой жизнь была, да какой!
А с годами всё перемелется.
Костной мука станет мукой!

Прахом по ветру жизнь развеется.
От минувшего – ни следа!
А в хорошее только верится,
Что хорошее навсегда.

А хорошего – да на грош его!
На хорошее - грош не трать!
А не ждать ничего хорошего,
Значит, нечего и терять…

Жизнь – отплачется! Всё - оплатится
По неведомым нам счетам!
Ну а если не здесь отплачется,
Значит где-то в незримом там.

           6.4.2005.
 
      КРЕСТИНЫ СЫНА.

История продолжительных злоключений
Моего знакомого, припоминаемая им вновь и вновь;
Мною же пересказываемая в основных 10 – ти частях.

1 – Начало нашей истории.
2 - Ночной, в мыслях непрекращающийся разговор с женой.
      Сон. Сумбурное застолье.
3 – Стычка с попом.
4 – В милицейском воронке.
5 – Пересказ произошедшей стычки.
6 – Утреннее похмелье.
7 – В автобусе или попутные размышления о многом.
8 – Расправа.
9 –Комсомольское бюро.
10 – Суд.
               
                - 1 –

Крестины сына... Всё и началося,
Как только сына Тоська родила,
Как Вадькою порадовала Тося,
Ну – думаю – дела!

Грозились -  дочкой! Спорили – назвать как?!
Уж где бы, где – здесь бабы поперёк!
Сын – деда в честь! И зваться будет – Вадька!
И только так! Да будет сын! Предрёк!

С женою тёща высчитали сроки
И говорят: «Не жди сынка!
И меньше горя с дочкой и мороки!
И, вообще, кишка тонка!»

И вдруг – сыночек.
В одну из ночек.

Я помню: тёща снова не смолчала.
Кто на язык её резвей?!
В день выписки и брякнула: «Сначала
Да протрезвей!»

А я в роддом – букетище цветов!
Всех расцелую! Всех! Готов!


А пьян? Так что ж? Никак не протрезвею!
Кто ж сына Вадьку Вадькою назвал!
Беру такси, и хмель в пути развею.
Попутно тёщу взял…расцеловал.

Но тёщу – зря! С неё и началося.
Точь-в-точь
И в тёщу вся и все, переча, Тося
Хотела – дочь.

Старалась – дочку! И не понимала,
Когда задумала рожать,
Здесь бабьего старанья мало.
Кому и что - не нам решать!

Для женской логики – увы! –
Извилин мало головы.

Не вышло – дочка; счастлива – сынок!
Забытым гостем в собственной прихожей
Себя встречаю – одинок! –
И слышу: «Миленький! Пригожий!»

Шум, гам от жёниных подруг.
Откуда столько? Сразу! Вдруг!

Как сядут за стол! Мани, Тани, Вали.
А на десерт им сына б моего!
При мне троих по-русски их и звали,
А то – Снежана, с Жанною Марго!

Куда ни плюнь – с Анжелами Эдиты…
Я взгляд жены – когда ж поем? – ловлю.
Жена шипит: на кухню, мол, иди ты!
А гостьи, гостьи: «Люшеньки, лю-лю!»

То соску в рот сующие, то пальчик,
Подметили, сынишку теребя:
«Ой, девоньки, и верно! Мальчик!
Ой, Тося, весь – и глазками в тебя!

Ой, гули-гули!»
Смолчать смогу ли?!

Ждать пауз долго в бабьем «тет-а-тете!»
Жену захвалят! Просто молодец!
А я скажу, да как родятся дети.
В подобном деле важен, мол, отец!

Хлеб с кухни спёр, жую с водой и с луком.
А намекаю, будто бы шутя:
«Невелика и честь не по заслугам,
Но здесь отцу ж обязано ж дитя!»

«Чем сын обязан?» - отвечать? И
Невольный сделан жест рукой.
Жест о естественном зачатье»
«Ведь не пробирочный какой!»

Тут жёнин взгляд – глаза, куда ж не день ей! –
Потёкшей тушью вымочило век.
«Пробирочный, то про…происхожденье!
Он – говорю – такой же человек!»

Я Тоське тут же: «Милая, доколе?
Пелёнки, стирки, вечный тарарам.
Не завтракая, мне легко ли
Перебиваться так по вечерам?!»

О том же тёще! Тёща стала бабка.
Так разжую: «Коль вашей дочке – муж,
Коль – вот он! – внук, у внука – вот он! – папка.
Он тёще – зять! И голоден к тому ж!»

Ещё о тёще знаю да смолчу.
«Втянула в секту горе-комсомолку?!»
Зря бисер на бюро мечу.
Мол, богомолкой тёща – втихомолку!

Она, входя и в угол дома глядя –
А знак простой! Дом без икон – пустой! –
Чуть не плюёт и сына крестит: «Вла-а-дя!»
Ну – думаю – постой!

«Не Владя – буркну – Вадик! Вадик! Вадик!»
«Вот-вот! – в ответ – он маленький ещё,
Но вырастет и будет, будет в аде!
«Как?»  - «А поскольку не крещён!»

                -2-

Сказала и пошло, и началося.
И все дела – взяла да родила.
А подпряглась – туда же! – Тося.
А закусила удила.

Как спать легли – шасть! – нежно возражая,
Я к жёниному льну плечу.
«Нет!» - обрубила, как чужая.
Хоть ни за что, а мужа проучу!

Молчком утрусь, но выскажусь открыто.
«В корыте крестят, в церкви потому,
Что, видно, в доме нет корыта!
А нам к чему? Крестить – крести в дому!»

«О чём, о чём толкую!
Молчу всё больше вслух!
А делу вдруг такую
Дадут огласку! Ух!»

«Ты что же?» - скажут гаду.
Ну ладно комсомол!
Все глянут косо, мол,
Подвёл подлец бригаду.

С бутылкой – скажут – парень раздружился,
Так в церкви был – морально разложился!

«Нам годовую премию бы, ту!
У нас почин! Работы новый метод!»
Возник почин во здравом ли в уме тот?!
Быть маяком в работе и в быту.

А если, впрямь, всех почестей лишат?!
Мне даже снилась адская работа.
Кто выдал план, кто, сколько пролил пота? -
За нас верховодители решат.

Как в руку сон! Мученья продлевают.
Мы, в общем, в общем варимся котле.
А сверху – черти! – масла подливают.
Передовым командуют: «Алле!»

Давай! Давай! Повеселее!
За что работаешь? Тоска!
На главной в городе аллее
Для нас – Почётная доска.

Колеблем разум порчей, сглазом.
Живёшь, страшась; хоть плачь, хоть вой.
На Доску нас почёта разом
Вниз присобачат головой!

И в цех войдёшь – слова плаката:
«Даёшь!» - «И так – бурчу – хана!
Недодали проката,
А больше – чугуна.

А чтоб не дать металла
Стране? И мне чуток?!
Себя всю разметала,
Ну, прямо сена стог!

Послушай, Тося, ну-тка!
Всего одна минутка!»

А Тоська слезла, подлая, с постели.
Скрипела раскладушкой до зари…
И те ли мысли – помнится – не те ли?
Но лишнего чего не говори!

Так на бюро позорном, комсомольском
Я – сдуру! – дурь и выкажу сполна.
И всем разлаяться, как моськам
В посудной лавке на слона.

Молчать бы дурню, слушая попрёки.
Да на бюро шумят вокруг дубы.
Шумят о пьянства злом пороке.
Скорей исправился дабы.

Я на бюро о той скажу промашке.
«Что было? Как? А тяпну сразу пять,
Но тёща – надо ж! – полные рюмашки
Подносит мне - с ухмылочкой! – опять.

Я думаю: на радостях! За внука!
Но тёща, бестия, хитра!
В меня вливает: «Ну-ка! Ну-ка!
Опохмелю – шипит – с утра!»

Я в дым и стельку! В самую дрезину!
Тут – вижу – кум, с бутылкою, с кумой.
Брательник – что же? Тоже – к магазину!
Вот, чёрт хромой! Не ходит по прямой!

Брательникова тут же Танька.
Брат – не сказать – ну, чтобы рад!
Ей, дескать, «Язва! Перестань-ка!»
Он весь навстречу, бедный брат.

Ей – плохо, дескать, и влияю.
И разрушаю их семью…
Пример являю! Не виляю!
Гну прямо линию мою!

«Дня б с «язвою» твоей не выжил,
Брат – говорю - «Прикинь, Петруха, взвесь!»
«А где брательник? Помню – был!» …И вышел!
Сочувственно мне кум поддакнул: «Весь!»

Мы песни пели, водку пили.
У кума глотка здорова!
Потом пошли ещё купили.
И…по колено трын-трава!

              - 3 –

Потом не помню: что и как там?!
Был просто пьян и в памяти прокол.
Составлен акт! Поставят перед фактом!
И подпиши дознанья протокол.

Всю на себя возьму вину.
Размыслю позже – так! – в себе сам:
Через пристрастие к вину
Я лютым был попутан бесом.

Меня бы в шею! Дальше б от амвона!
Пинками б в зад! Башку прижать к пупу!
«Шикарненько!» - бубню и вижу: «Вона!»
И лапу жму товарищу попу.

Подобное всегда чегой-то значит.
Я, видно, пьян! Решаю – не иначе!

Попы и сами часто купоросят.
Не буду глуп!
Пугну попа: «Гляди-ка, поп, попросят,
Когда сносить начнут под клуб!»

Я говорю: «Давай решайся! Ну же!
Не голос – паровозная труба!
А поп народу разве нужен?
Ба!

Да по тебе эстрада плачет!
Талант от мира кто же прячет?!

Иная – говоришь – манера?
Одно в миру и делаем, что пьём?!
От пионера до пенсионера
В народном хоре пляшем и поём!

Наденут галстук или галифе там…
На пробу раз ли, два раза!
А сцену – здесь! И вешалку с буфетом!
Здесь на другие сменим образа!»

Я говорю: «И в то, и в сё, и в душу!
Я правду – матку высказать не струшу!

Отдашь…кадило?!»
Я говорю: «Да, мало, что нахал!
На Пасху, где процессия ходила,
Пущая дым, кадилом кто махал?!

Я выражаюсь, видимо, туманно?
Так ежели вопрос ребром!
И без религиозного дурмана
Мы проживём! И требуем – добром!»

Глядь – у жены сырой лицо калошей!
Поповы тёща схватит рукава:
«Как трезв – он, парень-то, хороший!
А выпьет – вовсе дурковат!

Ты, батюшка, прости!» …Прости мол!
Мне сдуру слышится про стимул!

Бюджет семьи припомню тощий.
Озлюсь, что нет большой мошны.
Жена – кликуша вслед за тёщей:
«Ох, батюшка – вопят – грешны!»

«Прости! Прости!» …И требуют за это
Прощения просить меня.
«За что?» …Но обе, гомоня,
Про списки и напомнят горсовета.

Смолчу и вижу: сына да в корыто.
Свидетелем кого-то из родни…
Всё шито-крыто!
Никто ни-ни!

Но тёща – глядь – за красненькой такую
Купюру вынет! Эко дело! Стоп!
Всех растолкаю! Растолкую!
«Покайся, растаковский поп!»

«Имей, хотя бы совести чуточек!
Обкрадываешь…детвору!»
Фраз непечатность парой кончу точек.
И что ору? Нигде не ко двору!

«Прекрасненько и видел, и заметил –
За красненькой – бумажка «четвертак»
Мне горло драть не из-за меди,
Но четвертак! Обидно так!

«Отдай купюру! И не медли!
Иль жить не хочешь по труду?!»
Бумажка пакостная? Медь ли?
А по Святым по всем пройду!

«Обыщем! Будет, будет ордер!
А будет мало – так по морде!
Где понятые? Можно без!» …
Вошёл в меня, вселился бес!

И в церкви мне спасать бы душу,
А я зарежусь без ножа.
Дай нож – всажу в любую тушу,
Собой и то не дорожа.

Меня и держат, не пуская,
Чего б не сделал над собой.
А не держать – наверняка я
Ещё бы в больший впал запой!

Меня-то под руки! За двери!
А бес – в окно! Меня – сдержи!
«Ага! Не ждали?» - всех заверил.
Начну склонять, как падежи!

Я говорю: «Сидел и сяду
Ещё! А бью – два раза кряду!

Учла бы каждая зараза!
И, чтоб никто не забывал.
Я бью два раза!
Оба – наповал!»

А все: «Ну да?» …И сразу началося!
Меня вконец и кума развезло.
Всему виною - тёща, Тося…
И пьянство – пребольшое тоже зло!

                -4-

По пьянке? Нет? Не знаю ж, отчего так!
Ни с кем в ментовке не был и знаком,
А спутал парня с корешем – погодок,
Дружок по роте! – С Колькой Меньтюком.

Я говорю: «Послушай, Колька!
Послушай, Колька, друг любезный, ты
И стал ментом? А платят – сколько?!»
А! Гады! Сволочи! Менты!»

Сказать бы: «Друг, припомни хорошее!»
Но трясся – трассой – клятый воронок.
Среди ментов – а плечи – во! – и шеи,
Сижу, гляжу, уныло-одинок.

Разбитой молча кровь жую губою.
Да! Навалились! Храбрые – гурьбою!

Что ж – думаю – слегка вам
Пришлось меня помять.
Но что к чему, легавым,
Да где уж вам понять!

За что – скажите – бьёте
Беспутного меня?
А сами – что? Ещё и хлеще пьёте,
Самих себя закона выше мня.

«Эх, Колька!» - вновь коснусь опасной темы.
«Дружны мы были! Время – было! Эх!
А нынче кто мы? Где мы?
И смех, и просто грех!

Служили два товарища, а ныне
Тебе, служаке – вот ведь гад, каков! –
Тебе, служаке, видимо цены нет,
Друг разлюбезный, Меньтюков!

По стойке «смирно» кто-то ведь и гнётся!
Комроты помнишь? Выпили с полста,
А выпили – ему икнётся!
Ик…кто б ни вспомнил? Дескать, неспроста!

А как забудешь? Нюх – собаки!
И пьёшь, а вдруг? Фуражка! Баки!

Кто ль настучал? И «кэп» с проверкой!
Кто – в самоволке? Пьян ли влом?
Бей! Только судьбы не коверкай!
Лишь не в «дисбат!» …А взбучка? – поделом!

Боксёрский профиль! Гири – кулачищи!
Наш «кэп» и спит – нас видит на «губе!»
Пройдётся матом – дворников почище!
Тому – наряд! «Губа» - тебе!

На «кэпа» глянешь – пугало из пугал!
И мне: «Дыши!» …Приказ повис в тиши…
И – ёк! – душа, и глядь, с испуга
И в пятках нет её, души!

Бывало жутко!
Кулак – не шутка!

А кроме нервов, крови, крови сколько
Нам «кэп» -то портил! Помнишь это, Коль?!»
«Не Колька!» - мент в ответ – «Не Колька!»
«Молчи! Замри! Доколь?!»

Я говорю: «Теперь тебя не трогай!
И звания добился, гад!»
Из тех ментов, пока тряслись дорогой,
К любому обращаюсь наугад.

                -5-

«Вот – говорю – с того и началося.
Как – дело прошлое! – домой
Да привезла сыночка Тося,
Я взял и сразу высказал: «Не мой!»

А так – не мой! Купай, купая!
Полы и моют! Не дитя!
Немой? Сама слепая!»
Вверну словцо, шутя.

«Я вовсе не про это!
Сынок весьма пригож!
Глаза, гляди-ка, цвета
Никак не моего ж!

Горластый – ба! Горласта – кто? Глазаста!
В тебя! В тебя! На слёзы – кто легка?!
И я шумливый! Лишку дёрнув! За сто!
А пьяный, что ли с молока?!»

«И, вообще, измерь, возьми носы – на!
Сынок родился коего числа?
Приметы! Пол! Ты бирку припасла?
В роддоме – люди! Выдали – не сына!»

Шучу, подлец, да шутки не к добру!
А сплетня будет пущена кумою.
Мол, за бороду батюшку беру.
От всех – ору – грехов отмою!

Дьячок увёртлив! Мыслю наперёд:
Хоть синячок оставлю на лице том!
Не лезет – шельма! – а берёт
Всё больше голосом! Фальцетом!

Супруга, с тёщею, с кумой
Упрутся – не стена я!
«Давай – орут – а ну, домой!» -
И плача, и стеная.

Поп закрестился, только в том
И толку, видит, нету!
Поп окрестил меня скотом!
И – всё! – хана бы мне тут.

«Изыди – поп воскличет – сатана!»
А я попу на это – на!

Так садану!
И сам не встану!
Поп: «Изгоню – воскличет – сатану!»
Рвёт на груди жидовскую сутану!

Мужик – здоровый! Хоть куда!
А с чёртом сдюжь! Сумей-ка!
Одна трясётся – борода!
И всё! Лежу! А надо мной – скамейка!

А кума, как назло,
В ответственный момент и развезло.

Кум – на рогах! Помочь? Да кабы смог!
А говорят: «Подвальный сбил замок!»

Заборы ль красить, кум-то спёр кагор?
Но даром краску пить никто не станет!
Дьячок был рядом; да на ноги скор!
Был рядом, был; и вижу – неспроста! – нет.

Ох, не впервой!
А что прибрёл нескоро?
С таким попом в церковной кладовой,
Быть может, вовсе не было кагора?!

А кум и с ящик, дескать, уволок.
С пол-ящика в подвале выпил.
А я, бандит, порушил потолок.
А двери – выбил.

Мне с кумом жуткий был предъявлен счёт.
Какой про то придумал охламон там?!
И я кричу: «Недаром и течёт,
С текущим если медлите ремонтом!»

Кричу попу: «Разбой! Грабёж!»
В церковной кассе - ишь как! -
Деньгу лопатою гребёшь,
В лихих погряз делишках.

«Нет – замечаю – неспроста,
Нет на самом тебе креста!

Высокий сан! А сам, а сам!» …
Гляжу: старухи – Боже! –
К моим и лезут волосам.
Хватать! Попу – слабо же!

Кричу: «Старухи,
Вы что же, глухи?!»

«Пригреть – пригрели! Вора!
И денежки…тю-тю!»
А бабок злая свора
И сунется к дитю.

Я – адовой жаровни! -
Визжат – не избегу!
А тёще, Марь Петровне,
Товарки! – ни гу-гу!


А с Тоськи требуют: «А ну
Уйми Ванька, шалава!»
Обороню свою жену.
Ведь замужняя, право!

Обступят кума и куму.
Откуда столько прыти?
Я вмиг забуду: что к чему?!
А сын забыт в корыте.

Старухи – чёрным вороньём.
А дело – вижу – к ночи…
Как было дальше? В утречко о нём:
«Ну что – спрошу – сыночек?!»

                -6-

Конечно, Тоська взвизгнула напрасно:
«И в церковь шёл, не мог не выпить чтоб!»
Я говорю: «А книжицею красной
Чего стращал разбойник-поп?!»

Супруга с тёщей чуть не плачут.
«Да что попы под рясой чёрной прячут?
Ты красной книжки видеть – не видал!»
«Как не видал? Не в космосе витал!»

«Поп коммунистом быть не может?
Да всё на свете может быть!»
Но обвиненья Тоська множит.
И тёща: «Меньше надо пить!»

Дошёл! До чёртиков допился!
Семейный кончился покой!
Жена – права! Чего добился?
И тёща в морду мне клюкой!
                ,
Дела – плохи! Не просто – плохи!
Грехов за мною – короба!
Я гнусный был продукт эпохи,
Где шла с религией борьба.

И мы боролись! Напоролись!
Не вяжем лыка во строку!
А как с религией боролись,
По мне заметно – дураку!

«Мы просто пили.
И кум, и я.
А вы где были,
Родня, семья?!


Я зенки залил, а понасказали!
Не мог и видеть вашего попа!»
Словесная посыпалась крупа.
«И впрямь подлец! Безбожно зенки залил!»

Наговорят! Ушам и тем не веря:
«Опохмелите, женщины!» - молю.
«А буен был – так нету зверя
Страшней, чем заяц во хмелю!»

Я – за духи! Мол, что за дело?!
И выпью! Будто бы всерьёз!
«Хоть задушись!» - мне тёща прозудела.
И влезла совесть: «Мало бабьих слёз?!»

По совести – стаканом!
Хлобысть! И жизнь легка нам!
«На!» - стопку мне жена.
Мной так поражена!

          -7-

Иду, как на параде!
Как тактика? Ага!
Мне ж опохмелки ради,
И честь не дорога!

С тем из дому! С утра с тем!
Автобус – подлечу!
А сзади кто-то: «Здрасьте!»
А сбоку – по плечу!

Меня в автобус втиснули и вмяли.
Что за автобус? Даже не взгляну!
Себя теряю! Словом – я ли,
Не я? – кого сейчас лягну?!

Держусь, покуда в силе.
Уже готов рыдать.
Билетик попросили
Кому-то передать.

Бородка ли? Беретик?
«Кому? Кому билетик?!»
Налягу на соседа.
Молчит! И вся беседа!

А моему недолго рту разжаться.
«Стоять мешаю? Так, поди, спешишь?
А жизни – фигурально выражаться –
Сложиться так, что в результате – шиш!


Вот мне кричат: «Билетик! Передали?»
А кто кричит? Беретик? Борода ли?
В деваху прямо-таки влип!
Не влип, стоял бы, где вдали б!

Тряхнул автобус и второй,
И третий раз! И дале, дале!
Да, хоть карманы перерой!
Кричат: «Билетик? Передали?»

Я говорю: «Послушайте, беретик,
Я, что ли скушал ваш билетик?»

Так – огрызнулся – борода
На это подивилась.
Не продолжала спора! Да!
Собою подавилась.

А я молчал, молчал и стал…
Молчать, как нож под горло!
С похмелья был и был устал,
А подошло, подпёрло!

Захвачен, в общем их ажиотаже,
Кричу: «Билеты! Милые! Когда же?

Дождёмся, люди! Будем оптимисты!
Билетик – свой! – хотите, передам?
Пожалте, мисс! Ах, ах, не мисс ты!
Тогда пардон-мерси, мадам!»

А все кричат: «В общественном-то месте,
Вы, пьяны в дым и стельку, и в дугу!»
А что кричат? Из подлой мести!
Не смеют пить, а я могу!

Я знаю сам до спазм и тихих колик:
Любой мужик сегодня алкоголик!

Мужик туда, где пиво были воды.
А где есть пиво? Где – вода?
На воле нет её, Свободы!
Здоровью масса в ней вреда!

Мы, как в игру играли – прятки!
А всех водил – зелёный змий.
Спивались в массовом порядке.
Теперь не выпей! Чёрт возьми!

Оно, конечно, всё равно
Жизнь по своим идёт законам.
И травишь душу самогоном.
Не марочное жрёшь вино.

Наряд милиции ввалился
В один – порядочнейший! – дом,
Что ж? – самогон и там варился…
Культурны, гады! Пьют со льдом!

Я пить – не пил! А началося:
Всё ждал! Жена, когда родит.
Не виновата, в общем, Тося.
Турусы тёща городит.

Я с год не пил! А сын – родился…
Ни-ни! Ещё, когда решил!
Не в тогу святости рядился.
Здоровьем сына дорожил.

Сын родился – пошли крестины.
И, тлея, вспыхнула зола.
И нет печальнее картины,
Чем рецидив былого зла.

Настанет время и повсюду,
Чтоб всяк тупого был тупей,
В любую будут лить посуду
Любое пойло! Только пей!

И в церкви – быть себе дороже!
Задастых баб! Одни штаны!
Поп, вроде член масонской ложи…
Сплошное царство Сатаны!

Он, вольный каменщик, довольный,
Где б нечисть ни поразвелась!
То революции, то войны…
Плюралистическая власть!

Семи цветов и ста расцветок
Свет белый был! И жизнь – ясна!
Теперь гляди и так, и этак;
Кругом одна голубизна!

И всюду – секты! Поналезли! 
Деньжищ! Откуда? – не пойму.
Нужны кому-то позарез ли?!
Суди, ряди, гадай – кому?!

Порою – мысль: угомонись ты!
Глобально – всё! Весь мир дрожит!
Капиталисты, коммунисты;
А кто за всеми? Вечный жид?!

Свобода! Вышло всё на то ж!
Нет – жить без денег! – интереса.
И врёт экран, и брешет пресса.
И Высшей правды не найдёшь!

Всё в жизни ясно и понятно.
Земля – кругла! На солнце – пятна!

Как вол – в работе! Пьяный, как свинья!
До Вадькиной, до памятной купели
Мы жили проще: ели, пили, пели.
Что мог по жизни? Думать, разве? Я?!

Поймёшь с годами – жизнь такая штука.
Как вышла жизнь, так пальцы и сложи.
И в дом беда войдёт – ни стука! –
Лишь атмосфера в доме…лжи.

Темнят чегой-то бабы наши.
Супруга, с тёщею, с кумой.
Но всё другое нам-то на шиш.
Пей – не хочу! Хоть руки мой!

Я – пьяный! – выгляжу кретином.
Какая совесть, ум и честь?!
И кум обязан был крестинам,
Что неприятностей не счесть.

Ну, было дело! И подпили!
В отцовских чувствах – каждый прост.
А на другое – нас подбили.
И кто подбили – с них и спрос!

Так - набок я башкою съеду! –
В автобусе – гляжу – кричу:
«Чу!» -  пьяным шёпотом соседу,
И пуговку ему кручу.

Я жизни: «Шиш, а не стезя ты!»
Соседу: «Что?» – с наскоку: «Да?»
«За пуговку-то взяты,
И денетесь - куда?!»

«А как? Женат ли? Нет ли?
Ты, время потяни!
Женитьба – хуже петли.
Опасней западни!

Быть, быть до свадьбы… жёнам,
Как Богом бережённым!

День свадьбы! Всех позвать бы!
Никто б не позабыт!
Но вся любовь – до свадьбы,
А дальше – проза, быт.

Все – под одну гребёнку!
Прилёг – не спи! Вставай!
Чуть не с рожденья – «классиков» ребёнку,
Беги, давай, для школы доставай!»

Попутчику автобусному так -
О том, другом, о пятом и десятом,
На поручне, болтаясь и вися там,
Знай, говорю! А поболтать – мастак!

Все, все учёны, чья губа не дура!
И деньги есть, а по деньгам и честь!
Что институт? Звучней магистратура!
И бакалаврам тоже надо есть.

А нам и два хватило б класса.
Ведь мало горя ж от ума!
Что классика? Народу – масса!
За Пушкиным – такая тьма!

И что за чувства каждый будит?
Бросает зёрна в снег! Зимой!
А классиком никто не будет.
И даже классики самой.

Я и жене: «Реформа школы!
И скоро классы будут голы!

У кума – дочек! Наш сыночек!
И в первый класс, и – ой – ё – ё!
Доверят мальчику станочек.
Девчонке с первого – шитьё!»

Я чей-то голос – нет мол! – перебил.
«Не с первого? Так мало то, что рано!
Я пил и спирт, и воду из-под крана!
А пьян с утра? Вчера и перепил!»

«Я со второго пьян…воды!
Стакана два на дрожжи
Вчерашние и…не лады!» -
Вверну какой-то роже. …

Я говорю: «С чего и началося…
Ребёнок…Тося…

А выпьешь – канули заботы.
Согласен? Вот моя рука!
А без отрыва трудно от работы
И выучиться, чтоб на моряка?!

Эх, Вадьку жаль, а так бы на полгода.
И чтоб радиограмм не принимать.
Сказать жене: «Помехи! Непогода!»
А тёще вовсе – этакая мать!

Эх, Вадьку жаль! С одним и жить бабьём?!»
Стою, соседа под руки толкая!
Стою, бубню: «С того – бубню – и пьём!
Мужская доля горькая такая!»

О чём-то снова
Спрошу – ни слова!

Соседова меня зазлила прыть.
Моя беда – на что ему чужая?
И мой вопрос опережая,
Себя газеткой сунулся прикрыть.

Обиженный и выхвачу газетку.
«Сам из деревни – тёмного села!»
В газетку, будто пальцами в розетку.
Аж оторопь меня взяла!

                -8-
Я где-то слез! Набрался где-то сразу!
На вешалку в прихожей погляжу:
За шкирку тёщу вздёрнуть бы, заразу.
Пиджак повешу, тёщу – погожу.

Бутылки три и выпью бормотухи.
А с кем и где?!
Весьма не в духе!
Быть беде!

Я ничего не помню после третьей.
Но тёщу сгрёб – сидела над «лото» -
В газетку тычу – ближе рассмотреть ей
Написанное! То!

Пятнадцать мне бы лучше дали суток.
С почёта разлучили бы Доской!
На первую чем полосу так
Попасть газетки заводской!

Теперь хоть плачь, а зря не сетуй.
Был фельетон! Паскудный тон!
Меня, как муху, бить газетой?!
«Под мухой в церкви!» - гнусный фельетон.

Вранья в газетке – больше про меня!
Острастки пущей ради и писали.
На Бога, что ли, да на небеса ли
Он коллектив рабочий променял?!

И между строк – в газетке…Ё-моё!
«Семьёй живём единою, большою!
Люби! Твори! И некто – нищ душою! –
Ушёл от жизни! Словно из неё!»

Жену и тёщу, дескать, совратя.
И малое дитя.

Теперь и плана вовсе не даю!
И не прочел ни книги за год.
И ни того, и ни тую;
И врёт газетчик, врёт в мои глаза, гад.

Я так самим испуган был собой,
Что жалким тиком дёргается веко.
Религии устроив смертный бой,
Убили в человеке…человека.

Ох, чую – месть…продажного попа!
Нет в сердце Бога – разум не на месте!
В газетку – думалось – попал
Из-за поповской, подлой мести.

По горло сыт всеобщей ложью.
Я сам – дурак! – и заслужил.
«А поп, а поп во славу, что ли, в Божью,
Подавши списки, паству заложил?!

Он в паспортах копался неспроста ведь!
Не взяли в толк!
Но списки всех крестившихся представить -
То для попа…партийный долг!»

И что шумлю-то?
Зверею! Люто!

Так разойдусь – направо спотыкаюсь.
А слева – бес! Подталкивает! Рад!
За всю хулу на батюшек – покаюсь!
Но более бы надо! Во сто крат!

Я всё кричу: «Мне вроде незнакомо?!
Наверняка – да, да! – наверняка.
Рука везде…горисполкома!
Незримых органов рука!

А то и просто в горсовете
За списки ведают за эти!

А что в каком-нибудь особом
Отделе! Р – раз! И вдруг – ознобом!

И кто крещен, и кто ни спи с кем,
Мол, если что-то! – был и тьфу!
Отметили в секретном списке.
Внесли в надёжную графу.

Плевками, дескать, опорочим.
Открутим попросту башку.
Куда ни рыпнись, между прочем,
А скажут: «Рыльце-то в пушку!»

Газету скомкав, мыслю здраво.
« На кой читать всё это  ляд?
Травите крыс! Одна потрава!
И та – статей газетных яд!

Ах, дело пятое – газета!
Здоровье чти и вовсе не дыши.
Газета непригодна для клозета;
Годна ль она для сердца и души?!

И шрифтика свинцового опасней.
И краски типографской превредней
Всё это, ядом пышущее в ней,
В любой статейке, злобной ставшей басней!

А в басне даже не было морали!
А просто имя – честное!» - марали.

Мы в церкви были – «тёмные» такие!
Потешная состряпана статья.
Читайте, верьте простаки ей,
О цели, смысле бытия.

Так любо-мило!
Аж защемило!

Любую жвачку могут изготовить!
А рты заткнуть, заставить – замолчать!
Духовной пищею, и кто ведь?
Родная пичкает печать!

Так оболгать! Ах, на голову с ног
Перевернут о вроде бывшей драке.
Что жив – то главное! Сынок!
А всё другое – враки!

Но врали так, что знать не знали меры!
Ребёнка, дескать, энного числа
Крестили и топили изуверы.
Общественность и вовремя! – спасла.

Отец в религиозном де экстазе
И сам, и сам
Топиться лез в церковный тазик.
Дорога – думал – к небесам!

А я не лез! А как туда забрался?
Так видно вдрызг душа была пьяна.
Упал! Со всеми как задрался!
И напрочь вымокла спина.

                -9-
На ком-бюро, простужено хрипя там,
Не грех-то! – исповедаю…Беду!
И чтоб не поддержать меня ребятам?
Не поддержи и снова упаду!

У всех нервишки на пределе.
Мол, было дело! Проглядели!

Притихли все и дело – слышу – глухо!
Что глухо дело – тут уж напрямик,
Услышу даже краем уха,
А всем отвечу в тот же миг.

«Что глухо дело – кто-то пьёт?
Не бьёт баклуши!
А тот не пьёт – баклуши бьёт.
И дело – глуше!»

Так отвечая, ткну перстом.
Перст чёрен, будто шпала.
На чьём лице? Врублюсь – на том!
Не тычь, куда попало!

Она, зараза, вот как
Коварно губит – водка!

В него и ткну – в очках напротив «Некто!»
А возражать – не смеешь! Не велят!
Глаза глядели важного субъекта,
Свой линзами усиливали взгляд.

Сам тип в очках не шишка ль из обкома?
Наш секретарь – мальчонка молодой!
Так выражаться мог ещё б о ком он?
Что и теперь товарищ под балдой!

Все молча смотрят на меня,
Как будто впрямь за что виня!

А тип в очках и глянул, точно тля я!
Окраску делу – этакую! – вдруг,
Крутым баском сидящих подавляя,
Придал! И предал славный друг!

Что имя? Звук! И вляпался – терпи вот!
Настолько друг – не нужно было фраз!
А сблизило нас только пиво,
На пару питое не раз.

И все-то скромненько ж, убого
Да в ту же в дудку: «Ла-ла-ла!»
«Позорно комсомольцу верить в Бога!
Безбожно пить и вовсе не дела!»

Обкомовец – ну что? – воскликнет.
Очёчками под самый потолок.
«Что нету в доме радио и книг нет?
Ребёнка в церковь, дурень, поволок!

В котором веке? Разве не в двадцатом?
Летали в космос! На луну!»
Обкомовца послушать, мудреца там:
«Да где ж он, Бог? Видали разве? Ну!»

Стою и жду – с какого, значит, бока
Добьют морально? В жалкой тишине:
«Ты сына крестишь! Веришь в Бога!»
«Ну да – скажу – вернее, то есть, не!

И тыщу лет, и крестят на Руси,
А в Бога верить – Боже упаси!»

Обкомовец, очёчки протирая,
И сел; и вижу – тряпочка сырая…

Соседка встала – Кошкина Маруся.
«Я – говорит – что люди говорят!
И потому судить про всё беруся…
«Звездины» - есть! Советский наш обряд!»

Там это было? Позже где-то ль? Было!
Любая кошка – драная! - горит
Законным возмущением! А пыла!
Усердия! Крестинами – корит!

Стою пред нею.
Стою – бледнею.

А говорю: «Послушайте, ребята.
Я говорю Марусе не в упрёк.
Крестить ли? Нет? Маруся, для тебя-то
Неважно как! Не вдоль, так поперёк!

Тебе, Маруся, видно по глазам уж -
Ну, бешеные! – просто надо замуж!»

Мне тут же секретаришка – навстречу!
Про тот же, про обрядишко – «Звездин!»
Но я и здесь найдусь, отвечу.
Да прямо в рифму: «Не свисти!»

Не где-то разморило – в духотище!
Ругался, говорили кореша:
«Да за какие разве тыщи
Позволю отуречить малыша?»

Я всё кричал о гнусных, о «Звездинах!»
Об «Октябринах!» … «Есть у вас обряд!
Со школой загс в усильях во единых
Наперебой готовят октябрят?»

Дошёл, дошёл до самых околесиц.
Про иго плёл и: «Каждого спроси!
Да к нашим звёздам ежли полумесяц,
То вовсе быть затурканной Руси!»

                -10-
 
Был позже суд! А судьи – все-то! – бабы.
Ну – думаю – засудят! Не спасут!               
Из мужиков ну кто-нибудь, хотя бы!
«А так – шумлю – предвзятый будет суд!»

«Судилище!» …Глядят, как на паяца!
А захихикали – «Ну, да!»
Смекну, мигну – мол, нечего бояться!
Товарищеский – это ж ерунда!

Товарищеский – это всё равно ж нам!
Какой ещё – скажите – выездной
За столиком за доминошным
Суд с выпившим сидеть бы стал со мной?!

И – ба! – гляжу: знакомые все лица.
Спросить: «Ну, как оно?
Пришли повеселиться?
Бесплатное кино?!»

«А сами? Цирк! Меж вами – гляньте – рядом
Не Клепиков, а Клопиков сидит.
Сигналы шлёт! Чернильным брызжет ядом!
На целый мир и злобствует! Сердит!

Писать – не пишет! Ядом пышет!
Разводит вонь чернильный клоп.
Где кто-то пашет, кто-то пишет.
И тоже – делу помогло б!

А вот Чин-Чиныч! Эти рады
Делить наш общий каравай!
Язык протрут! Про труд – тирады!
То бич, то кличь – давай, давай!

А там – зевнут и ясно, что со скуки ж!
А вот – характер! Вечно за душой
У Мякишева – кукиш!
Для всех – большой, большой!
               
А Тани! Мани! Вали!
Хоть не было б дождя!
Глаза ж намалевали,
Спеша сюда ж, идя!

Чтоб видели и сели.
Один и вижу – съели?!
               
А суд шумит: устраиваю драки!
Подружки Тоське: дескать, не в любви
Была несчастной, так во браке!
С ним – оглашенным! – поживи.

И стихли разом.
Ко всем заразам!

А всё она! Энергия Петровна!
Вот ухватиться мухе за вола!
Ударница тридцатых ровно
Тянуть за хвост, речугу завела.

Что нужно ей, двадцатых пионерке?
Предостерёг – не помню – кум о чём.
А с ней – трибунка! Вижу – из фанерки!
Обита красным, гордым кумачом.

Ну, смех и грех! Былинных лет обломок!
Реликт навек забытой старины!
А голос – дребезжаще-громок!
Слова – непримиримы и стальны!

«Ты – прошлого позорный пережиток!»
А я в ответ: «Бабуся, не скажи так!»

Мне: «Встань и стой, чтоб дети поглядели,
Который – враг!» …Позиций не сдаю!
«Что ж, хорошо! На самом деле -
Не садите!» …И встал! Стою!

Стою, как перст, подъятый к небу.
Один, как перст и налегке!
Издёвкам палец на потребу,
Где вся-то сила в кулаке.

Событья стал опережать я!
Но бей, кулак, искусно поднырни!
До братского далёко так пожатья
Распахнутой беззлобно пятерни.

Я говорю, что пьющих тыщи - тысяч!
Шепну кому-то, глазом поманя:
«Подсечь порок, не значит - высечь
Всем в назидание… меня!

Со мной работу в массовом порядке
С одним ведут! И кто, во что бы вник!
Уж лучше бы сажали грядки,
Под окнами разбили бы цветник!» …

Уже кричат: о Штирлице шестая,
Мол, серия! Пропустим! Жалко! Ша!
Гляжу: детей вспорхнула стая.
Ни друга-брата алкаша!

Две пары лиц к моей подлезут роже.
«Порочишь образцовый дом!»
«Что ж, - говорю – судите, люди, строже!
Упорным искуплю вину трудом!

Хотите? Кошек!» …Бедная Маруся!
За каламбур невольный, тот
Я извинюсь, и помирюся!
А, словно грудью, лез на дот!

«Хотите – кошек! Мало кто их гонит?!
Поизловлю, и…соли под хвосты.
И всех делов! И проще ничего нет!
Добьюсь в подъездах вящей чистоты!               

Жить в нашем доме – сразу ватой,
Входя, забьёшь и ту ноздрю, и ту!
Окрашу стены краской розоватой
Под розовую жить у нас мечту!

Хотите, люди?» …Сплошь – пенсионеры!
У язвенников жалости – ни в ком!
И наивысшей требуют мне меры.
Не пить, не быть под малым под хмельком!

Мол, водку – нет! – не смею трескать.
И никого не ставлю ни во грош!
А за меня, пропойцу, дескать,
Взялась общественность! Хорош!

Поддакну: «Что ж! Ничуть неплох!
Хорош? Ну что ж! Бываю хуже!»
А в голове – сплошной чертополох!
Пошёл молоть по пьянке чепуху же!

Скажу: «Стыжусь! И каюсь! Ни при чём!»
Про чьё-то время скажут – было!
Отметят: жизнь, тогда ключом
Целебного нарзана била!

Пока ж на стрелки смотришь у часов.
Скорей с утра к пивной и ломишь к бочке.
А завтра – глядь! – замок, засов
На каждой бывшей винной точке.

Вот будем жить! Ни пьяных похорон!
Хоть помянуть – боржомом не подпоишь!
Не пить совсем – большой урон?
Ни буйных свадеб, ни побоищ.

Да, чтоб не пил, тебе – хитро! –
Внедрят чегой-нибудь в нутро.
И ты – не ты! И сам не свой!
Хоть, в общем, парень с головой!

Как некий знак пометит лоб.
Чтоб жил – не думал! Остолоп!
А там и на руку – печать.
Не то, что взял – так отвечать!»

Тут море – слышу – голосов:
«На твой язык и взять – засов!»
Сидеть у всех не стало сил.
«Встать!» - суд и встал, и возгласил.

«Учитывая слёзную мольбу
Жены – и слёз-то бабьих – лужа! –
И в чёрном видела гробу
Жить одинокая! Без мужа!

И парень, дескать, молодой.
Всем, дескать, миром
Мы с вечной пьянства справимся бедой!
И разнести повестки по квартирам!

Собранье завтра! Жэ-кэ-ка!»
И все: «До скорого! Пока!»

«Последнее – скажу – давайте слово!»
«Наговорил – ответят – на пять лет!»
Внучат укачивая, снова
Мне женщины плевали вслед.

Короче, порицанье-приговор!
«Отметьте – буркну – в горе-протоколе:
Святоши! А припри ково,
Раскаянно припомнит про такое!

А тёщу чуть не выбросил из окон?
Жалею ль о содеянном? Уже!»
Чуть не сказал: «Жалею – не высоко,
На первом обитаем этаже!»

Не брякнул, чуть: «В большой я был в печали,
В расстройстве чувств, а «подлую змею» -
И с пятого, а помнится, кричали:
«Давай, дружище, выброси мою!»

Я промолчал! Ребёнок…Тося…
У тёщи странно выгнута нога.             
А я ж не шут! С чего и началося –      
Шепну своим – забудемте! Ага!      
 
             1.11.1979.  9.5.2007.

            КРЮК

Когда сигареткой подмокшей дыша,
Проходишь – совсем одинок! –
И кажется выстуженною душа,
А мокрых не жалко ног.

Фонарь, как покойнику в руку свеча.
А дальше – ни зги!
Бредёшь, будто ношу, себя и влача.
Колодкой в ногах шаги.

И снова – стеною – тьма.
И грязен просевший снежок.
Идёшь или медленно сходишь с ума.
Окурок дотлел, обжёг.

Приветил, приветил не сразу, не вдруг.
Ах, пёс потревоженный, спи!
Единственно-верный, стареющий друг,
На ржавой затих цепи.

А в доме так пусто! Ни капли тепла!
Нащупать замок.
Кепчонку – на крюк! Только что за дела?!
На крюк зацепить не смог.

Свет гаснет! Беда! Беда!
И спичкам не слушаться рук.
На крюк! Ну а спичкою чиркнешь, тогда,
Привычно пугая - крюк!

         10.1979. 

   КУДА-ТО В НИКУДА

Всё ниже, ниже катишься, Россия,
Залезшая в бездонную бутылку.
А вдруг бутылка вдребезги? И мучась,
Загнёшься на похмелие, страна?!
Тебя, страна, себя ли расспроси я?
За мыслью мысль, как обух по затылку.
Предвижу ль нашу пасмурную участь,
И пью, и напиваюсь допьяна!

Я твой, страна, с рожденья алкоголик!
Россия, твой по крови и по духу.
Здесь мы бывали, здесь и мы пивали,
Да вышло в жизни всё наоборот.
Запретный плод с годами ах, как горек!
А в юности мы пили бормотуху.
И сладостью постылою блевали,
И проклят будь гнилой запретный плод!

Пробулькает в бутылке чья-то старость.
Потянется к бутылке чья-то юность.
Всё ниже, ниже катимся куда-то.
А катимся куда-то в никуда!
На донышке да что ещё осталось?
Россия, кто ж удержит на краю нас?!
Но гибели, спасения ли дата –
Да что в какие сбудется года?! 
   
22.12.2005

КУКУШКИНЫ СЛЁЗЫ.

Кукушка, тоскуя, летела к чужому гнезду.
Подброшены дети Бог весть и кому, и куда.
А люди, не зная про птичью беду,
Кукушку услышав, считали года.

Я вспомню другое: права ли молва, не права?
Ей вдруг спохватиться, детей растерявшей, кукушке.
Но вечны кукушкины слёзы – трава
На чёрной, лесной опушке.

Бездумная птица на долгом, бездомном веку
Кукушка хватилась – откликнулась эхом беда.
Накличет кукушка мне в сердце тоску.
Тоской отзовутся пустые года.

Опять обмираю у тёмного памяти рва.
Над сердца потерями плачу, внимая, кукушке.
Но вечны кукушкины слёзы – трава
На чёрной, лесной опушке.

Слёз в сердце - попробуй, их выплачь до самого дна.
А каяться поздно – Страшней да не будет суда!
Кукушка тоскует – осталась одна!
А люди считают, считают года.

             28.12.1983

      КУЛЬТУРА И ВАНДАЛЫ.

Они в бессмертной, варвары, столице.
Толпа вандалов хищно расползлась…
Всем Рок воздал погибельной сторицей!
В руинах Рим! Иль ты, сестра, спаслась?

Куда бежать возвышенного жрице?
В какую тьму сгустится время, длясь?
Я смолк, поэт! В толпе же стёртолицей,
Культура, ты вандалам отдалась…

Они грядут! Их толпы – вдаль идут,
Сметая всё! И даль – жестока, зрима!
Что им кумиры гибнущего Рима?
И…лавр они в коней хвосты вплетут!

Вандалы! Тьма – зловещею стеною!
Культура, ты ли девкой площадною?   

 10.3. 1991
.

     ЛЕНТОЧЕК ВЕСЁЛЫХ ЯКОРЯ.

А мне всего дороже было море.
Я ради моря из дому сбегу.
На штормовом окончу жизнь просторе!
Скиталец в море! Гость на берегу!

«Кто любит – любит!» - выл мне ветер в уши.
Трещали снасти: «Ждать не будет – зря!»
И стали непричастны суше
На ленточках весёлых якоря.

Я морем жил! Мечтал о море с детства!
Не слёзы – волны, думал, солоны!
Был в синяках – в одно и верил средство! –
Примочку у свинцовой брал волны.

И вновь, штормя, ревело море, злилось.
И с ног валила всех, кто слаб! – волна.
Волна моряцким потом просолилась.
Волна – слезою женской солона.

Но от любви и море не излечит.
Пред милою ли в чём-то повинюсь?!
Я к ней вернусь, кто ждать не будет встречи,
Я в давний город к милой, к ней вернусь.

По мне ль она, любимая, скучала?!
А если нет – мне будет всё равно!
Так в первый раз на суше укачало
И сбило с ног меня…вино.

Я всё оставлю в дальнем городишке
С тельняшкою, просоленной моей.
И провожают пусть меня мальчишки,
Потрёпанного дюжиной морей.

В сердцах мальчишек вечный посвист норда…
Сам – ради моря - из дому сбегу.
Моря штормят, но держат ноги твёрдо!
Ждут моряка – на каждом берегу!

Мне душу всю морским отдать просторам.
А ленточек весёлых якоря,
Чужие – не мои! – укором,
Укором ей привидятся не зря.

8.12.1982


            ЛИСТВА.

Мне бы жить и жить, не умирая.
Жить бы, жить и видеть каждый год,
Как с дерев листва летит сырая.
Каждой скорбной осени исход!

Мне бы слышать листьев поздний шелест.
Не хочу усмешкой мёртвой рта
В этот мир оставленный ощеряясь,
Быть всем тем, что прах и немота.

Мне бы жить! Пусть радостей на свете,
Что прорех у нищего сумы.
Снова листья рвёт и мечет ветер.
Мгла гнетёт предвестием зимы.

Я бреду во мглы промозглой сырость.
Что ж, листва, меж нами ль нет родства?!
От ветвей родных и близких силясь
Оторваться, гибнешь ты, листва.

Пусть же нас живые держат корни.
От ветвей куда, листва, не рвись,
Нам и жить простором Неба горним.
Небом – жить! И рваться, рваться ввысь!

29.8.1987.    

                ЛЮБОВЬ.

Любовь, говорят, нужно просто беречь.
Нет, плахой любовь! Так, что голову с плеч!

И – пламя! - любовь; так, что сердце – дотла!
Иначе б любовью любовь не была.

Живём, не страшась ни хулы, ни молвы.
Безумцам в любви не сносить головы.

Будь плахой, любовь; будь костром, где горю!
Иначе, зачем о любви говорю!

Под игом любви, не вставая с колен,
Любви буду петь восхитительный плен.

И ты, мной любимая, только люби!
А если не любишь – наотмашь руби!

Не любишь – гони, равнодушьем казня.
Моя же любовь отомстит за меня.

Ты вечно пребудешь – Любимой! – такой.
Пылать будешь вечно слепящей строкой!

      10.3.2002.

        ЛИЦЕДЕИ ВО ХРАМЕ

Им, лицедеям, рыться риз во хламе.
Волхвы с дарами; ценник: что, почём?!
Каким их, Боже, выстегать бичом,
Торгующих, меняющих во Храме?!

Им приговор их вынесен делами.
Но Храм – вертепом! Сдан алтарь в наём!
Толкуют о Христа голгофской драме.
А вот и крест; актёр повис на нём!

Христа ведут, ведут на суд Пилата,
Во все века звенит бесстыдно злато.
Но славит бескорыстье лицедей.

Молитвы дом – теперь он дом разврата!
Их не пугает вечных душ растрата,
В бесовских играх занятых людей.   
   
   29.10.1990.

            ЛИШНИЙ ОПЫТ.

Столовая! Но очередь здоровая!
Иной – гляжу – в затылке почесал.
А я смекну: в почёте, знать, столовая,
Коль рад любой прождать и с полчаса!

Меню! И кто-то мину сделал жуткую.
А я себе и здесь не изменю.
У них первоапрельской, видно, шуткою,
Хоть и позавчерашнее меню!

Кричат: подносов, дескать, не мешало бы!
Мол, нету мест!
На аппетит у многих вечно жалобы!
Кто хочет есть - найдёт местечко! Ест!

А тут - сосед, во всю крича столовую.
В борще соседа всех поразвлекла,
Отнюдь не мышка тушкою лиловою,
То…свёкла на зуб с косточкой легла.

В объедках стол – и ты, чудак, не в радости?
Порадуйся, товарищ, не война.
А будь война? И крошки хлеба – сладости!
И всё бы ел в иные времена!

Сказал и ем! И точно кто в живот ногой!
Ой! – тут и я хватился, трепеща.
А вдруг и по ошибке…рвотного,
Да вместо сунули борща?!

И если нынче вижу, где «Столовая».
При мне мой личный, лишний опыт мой.
От память будоражащего слова я –
«Столовая» - блевать бегу домой.      

      5.1979.

        ЛЮБОВЬ СЕВЕРЯНКИ

Упадут, примнут осенний лист они.
Скорбно лягут первые снега.
На мостках забытой всеми пристани
Никому стоишь недорога.

Не вчера гремели здесь уключины.
Пароход о глыбы тёрся льдин.
Жизни дни все в памяти прокручены;
Мил-дружок и нужен был один.

Разбитной походкою матросскою
Он сходил вразвалку на причал.
Он чадил манерной папироскою,
И на суше по морю скучал.

А тебе в любовь, девчонке, верилось.
Был твой мир безгрешен, да и прост!
Та любовь залётная развеялась
Злым дымком чадящих папирос.

Ах, любовь! Любовь – откуда взяться ей?
Море так не вычерпать до дна!
Не придёт он с новой навигацией.
Северянка, ждёшь и не одна.

 1.10.1982
     ЛЮДИ-ВЕЩИ

Не последнее ль время зловеще?!
Век прошёл – новый гибельней век!
Человек – продолжением вещи.
Вещи – весь подчинён человек.

Для вещей нынче люди родятся.
И за жизнь погибают в борьбе.
А бездушные вещи – плодятся.
Да и сами живут по себе.   

Вещи – всюду! Их тысячи -  рядом!
Обступили несносной гурьбой.
Всеми чувствами, слухом и взглядом
Будешь к вещи притянут к любой.

Человека долой с пьедестала!
Вещь – ценней; век недаром зловещ.
Вещь людей под себя и сверстала.
Человек существует, как вещь!

Сон мне снится и жуткий, и вещий.
И проснёшься – душой холодей!
Нас…бессмертными сделали вещи.
В людях, в нас уничтожив людей.

Нет людей – так и Бога не надо!
Оболочкой вещей – человек.
Безысходностью вечного ада
Вещный веет, начавшийся век.

     3. 11. 2001.   

       МАРТЫШКА И ДУБ.

Прежде мораль: да каким занесло было ветром
К дубу мартышку? По веткам и прыгай и лазь.
Дубу толкует о будущем славном и светлом.
Тут же за ветви, чтоб сесть поудобней взялась.

Дуб-то, он дуб! Да и кто же из нас без изъяна?
Корни подгнили иль веток засохших полно?!
Ей, что не так, совестится – ей-ей! - обезьяна.
Задом краснеет! Мартышка! Ведь то-то оно!

Те ли? Не те? - «лишних» веток и пообломала!
Бестия продувная вертка!
Дубу до веток и дела мало.
Чтобы сказалось – годы нужны, века!

Но отчего ж обезьяна старается этак?!
Дубу ль во благо? Тщеславится ль? Быть на виду б?!
Дров поналомано, щепок осталось от веток…
Сохнет и чахнет мартышкой ободранный дуб.

Ей и друзья, кто понятлив её вполовину.
Тьма паразитов - повсюду, куда ни смотри!
Рады ствола изглодать сердцевину.
Дуб и подтачивают изнутри!

Корни у дуба – устои! Попробуй-ка, сдвинь их!
Братская помощь ли всем поналезшим в корысть?!
Мало друзей, так набились в товарищи... свиньи.
Корни дубовые свиньи не против подгрызть.

Перебывало мартышек, на бедном дубу том!
Не разобраться в мартышечьей их чехарде!
Был бы он, дуб, весь в бананах, в кокосах! Да  будто
Дуб и не дуб; вот и прежние жёлуди где?!
 
Ей, что не так? – и на дуб у мартышки досада!
С корнем бы вырвала! Задом натужно красней!
В том и мораль, что мартышка всегда краснозада!
Дуб в желудях, ну а кормит всё новых свиней!

        1990.

     МАРУСЯ

Я Марусю полюбил,
Да и душу погубил.
Знай, Марусенька, Марусь,
На тебя всю жизнь молюсь.

Не со мною ты нежна.
Ни подруга, ни жена.
Бог судья тебе, Марусь.
Я с бедою не смирюсь.

Чем тебя другой прельстил?
Я ль не вовремя простил?!
На меня, Маруся-Русь,
Плюнь при всех – слезой утрусь!

И – такую! – во хмелю,
И беспутную – люблю.
Что ж, Маруся? Ах, Марусь!
То ли плачу, то ль смеюсь?!

   19.04.1991

МЁРТВАЯ ДОРОГА.

Вся надломится вдруг на глазах одряхлевшая мать.
Время свой уголок присмотреть на бескрайнем погосте.
Тяжело даже к небу глаза подымать.
Ноют – вновь к непогоде – кости.

В поминальный канун – в день похожий на тысячи дней –
В доме час пребывания краток.
Будет церковь молчальника- дома родней.
И не так одиноко меж всеми забытых оградок.

Мать – она вдоль оград в налипающей вязнет грязи –
О неприбранный холм и запнется невидящим взглядом.
Словно сын и схоронен здесь, где-то, вблизи…
Но могилы молчат – ряд за рядом.

Ржа листвы по кустам…Где Бог весть? Обрывается там
Путь, что был в никуда; стынуть рельсам во мгле непрогретой.
С чуть зарытых могил – чьи ж те слёзы росой по кустам? –
Вновь бесследно уйдёт бесконечно-короткое лето.

Мутным, жутким бельмом вновь на землю уставиться небу.
Мать-Россия, твоя эта память и мука – твоя!
Верю: гибли не зря, века прихоти злой на потребу,
Но Россия, твои шли этапами в ночь сыновья.

Воля Божья ль на всё? Ах, от Бога ль безбожная власть?
«Не суди их, Господь – мать о людях – не взыскивай строго!»
Словно бред сумасшедшего, оборвалась
Та в жестоких снегах дорога.

Что ж, молись на помин запропавшей сыновней души.
Тает воск…Догорает лампадка.

Только Богу известно: в какой там глуши,
Сколько брошено тел в чёрных топях любого распадка.

Мать истает сама – в Божьем храме незримом свеча.
Вижу: скорбно крестясь, мать из церкви беспомощно выйдет.
Над огарком свечи и помедлит, шепча:
«Видит Бог! Всех в могилочках видит!»

Вдаль – не рельсы! – года…Каждый путь по костям – в никуда!
Судным ужасом труб ветры мёртвую будят округу.
Но в ледовый торос вмёрзли – рельсами! – вмёрзли года.
Чьим же душам, Господь, в ночь выстанывать муку друг другу?!

Проступает рассвет жертв бесчисленных тягостной кровью.
Что ж, Россия, твоя эта память и мука – твоя!
Меж оград и холмов – да к сыновнему ли изголовью? –
Вновь старуха брела, за молитвой – другую творя!   

 1978   15.12.1990

       МЕСТЬ ЗАКЛЯТИЕМ.

Да сбудется вьюга!
Там на сердце – боли короста.
Где милого друга
Забудешь бестрепетно-просто.

В перила крылечка
Прощания врезана дата.
Дарёно колечко,
Да вот закатилось куда-то.

Ах, серебро-злато
Любви бесполезным залогом.
Но вьюга была та,
Но вьюга напомнит о многом.

Ждёшь вечного стука.
Но будет за встречею снова –
Разлука! Разлука –
Заклятия мстящее слово!

На серебро-злато
Колечка да кто ж там наткнётся?!
Но вьюга была та!
Но вьюга займётся, начнётся!

Прощание – будет!
Пусть лютая вьюга другая
В ночь-за полночь будит.
Тоской одиночеств пугая.

      2.1.1982.

           МЕТЕОРИТ
 
     Вспыхнув, тут же сгорит
     В атмосфере земной
     Просто метеорит,
     Что летит надо мной.

     А ребёнку – бежать.
     Отыскать бы в саду,
     И покрепче прижать
     К сердцу чудо-звезду!

     Звёздам – падать! В ночи
     Загадай о любви.
     Звёзд нагие лучи
     Юным сердцем – лови!

     Звёздам падать и впредь.
     В ночь, во мрак, в пустоту.
     И звездой бы сгореть
     На лету, на лету!
 
     А старик поглядит:
     Не моя ли звезда
     Сорвалась и летит?
     Упадёт – ни следа!

     Что кому говорит
     Да горит надо мной
     Просто метеорит
     В атмосфере земной.

                9.9.1990
               
         МОЕЙ ЗВЕЗДЕ

Ты – Звезда! Красотой – притянешь!
Очаровывая меня,
Ты Звездою в ночи предстанешь,
В даль немыслимую маня.

Мне вовек не нужна другая.
Я в Любви лишь в Твоей – тону.
Душу в каждой строке сжигая,
Пел – Тебя! Воспевал – одну!

Без Тебя небеса пустели.
А на грешной душа земле,
На воздушной, как пух, постели
В бело-облачной, пышной мгле?!

Мне ль, поэту, забыть о звёздах?!
Да… закружится голова!
И, бросаемые на воздух,
Вечных песен – Тебе! – слова.

Без Тебя – ничего не стою!
Ты – бессмертие Красоты!
Ты в ночи для меня – Звездою!
Дня при свете - не меркнешь Ты!

             6.6.1987

      МОЁ ЗАКРЫТИЕ АМЕРИКИ

Америка! Америка! Сошёл – решат – с ума!
Соседи крутят пальцами: «Куда плывешь? Зима!»

    На лодке да в Америку?
    Семь футов и под киль?
    Америки и… к берегу
    Семь тысяч долгих миль!

Америка! Америка! Лети, плыви! Плати!
А раньше – предал Родину! И держат взаперти!

    Супруга – та в истерике!
    Как будто не моя!
    «Мечтаешь об Америке?
    Там жить – на что семья!»

«Обстиранный, ухоженный! Плохие разве щи?!»
А мне - волну попутную, и ветра мне - свищи!

    А мне бы -  вдаль под парусом!
    Ну что за благодать!
    С одним собой на пару сам,
    А суши не видать!

И кажется – когда ещё откроют Новый Свет?
Гордиться будем джинсами: «Каков покрой и цвет!»

    И с кокой, с пепси-колами
    Живём теперь и мы.
    И словно ходим голыми
    Без ихней без фирмы.

Ввезли привычку – травимся куреньем табака…
А джинсы были признаны пока, пока.

    Наивный, им доверься я,
    А вдруг – и слух не нов! –
    Обширная диверсия
    Под маркою штанов!

Сегодня джинсы, Мальборо! По-ихнему побрит.
А завтра в наши метрики Джон имя впишут, Рид?!

    Глядишь – заселят неграми
    Наш выморочный край.
    И церкви – скажут мне – громи,
    И просто вымирай!

Куда ни плюнь – Америка! На их манер живём!
Им доллар с детства соскою, а мы свой хлеб жуём!

    Там крутятся и вертятся!
    Все – белкой в колесе!
    Зубов улыбкой светятся,
    Поголубели все.

А я, как в их Америке жить вовсе не хочу.
А я всё бьюсь над лодкою – долблю и колочу!

    А мне бы выйти на море
    Есть вёсла и компас!
    Хоть голодом жена мори,
    Я сухарей припас.

Америка! Америка! Пора! Прощайте! В путь!
Мне сниться – год проплаваю! Бессрочным отпуск будь!


    И дело не в романтике!
    Романтика – в былом!
    На косах дочки бантики
    Вяжу морским узлом.

Америка! Америка! Нагаданный маршрут.
Бугрятся волны, пенятся! Характер каждой – крут!

    Но снится – правлю к берегу.
    И всё плыву, гребя.
    Открытую Америку
    Закрою для себя.

            3.01.1982.

       МОЙ ВЗГЛЯД НА ИСТОРИЮ

Думалось: годы страшные, канув,
С выцветших и шелестели б страниц.
Сонмища идолов, истуканов…
Кланяйся! Падай ниц!

Верилось - горды! – встанем с коленей.
Годы летят, идут.
Запахи трупные воскурений.
Мёртвые там и тут!

Беды, страданья! Что за напасти?!
Будто стада гоня,
Кто-то нас губит в дьявольской пасти
Жертвенного огня.

Глаз не сомкнёшь и ни сна к изголовью.
Стонов людских тщета.
Разве земля человечьей кровью
Будет, когда сыта?

Только догадки – безумны ли, здравы?
В мире-то всё, как встарь!
Кровь – на алтарь надменности! Славы!
Алчности – на алтарь!

Вот и раздачи венцов! Терновых!
Век ли жестокосерд?
Вечные капища требуют новых
Идолов! Идолы – жертв!

            И на конкретные обстоятельства.

Голове – не пить с руки ей!
Мир – не тот! Куда ни глянь!
Обстоятельства какие?
Всё подробно! Дело – дрянь!

Раньше – деньги! Мани-мани!
Копишь? Тратить ли спешишь!
Нынче – карточка в кармане.
Сунул, вынул! Глянул – шиш!

Электроники – повсюду!
В банке счёт у всех и вся!
Что ж пустую сдать посуду,
Бродишь, карточкой тряся?

Банкомат побеспокою.
Спросу мало с дураков!
Суну карточку с башкою,
Пусть рассмотрит: кто ж таков?

Электроника не бредит.
Не расчёты подвели.
Не сошёлся дебет-кредит.
Мой баланс – одни нули!

Станет карточек до чёрта?
Мне б, ребята, предложить.
Вместо карточек – для счёта! –
В руку – чип! И легче жить!

Разговор да не по теме?
Много лучше для страны!
В электронной чтоб системе
Все безденежно - равны!

И не скажешь: «Ё-моё!» - ты.
Ниже мысли воспарят!
Нас и метят банкомёты,
Будто карты, всех подряд.

У меня с бутылкой дружба.
Ноль на банковском счету!
И налоговая служба
Ставит жёсткую черту.

Взять бутылку? Сдачи – нету!
Сдал пустую? Благодать!
Самому б себе монету,
Мне, как нищему, подать.

Вы с налогами – дружите!
Мне, пропойце, не к лицу.
Золотому и служите
Богу - всех и вся! – Тельцу.

Я в карманах зря не шарю,
Сыт ли, нет? Сглотну слезу!
Сам себя и ем, и жарю.
Просто поедом грызу.

                1980 - 6.10 2007.

       МОНСТР.

Монстр ли? Мозг? – за счёт меня жиреет.
То кормлю стихами в должный срок.
То, и вправду, монстр меня жалеет.
«Пей!» - нашепчет…Сыт блевотой строк.

Монстру жизнь приемлема любая.
Я то пью, а то пою взахлёб!
Мозг итожит, строки разгребая:
«Ну, строка! Не в бровь, не в глаз, а в лоб!»

В Божьем храме бухнусь на колени.
Для чего живу, дышу, пишу?!
Мозг ли, монстр исполнен всякой лени?!
В Божий Храм не зря душой спешу.
      
                15.2.2004.

      МОРЕ ДЕМОКРАТИИ

В … езде – и за границей,
В Париже ближе с Ниццей!
Я всюду побывал!
Глаз видел и не видел!
Любой разрез и выдел!
…оп! – сразу наповал!

И всюду жизнь культурна!
Куда ни плюнешь – урна!
Сплошною урной жизнь!
Да не одна…беда ли?
И ноги – не педали!
Но только удержись!

Мы жили, всех ругая.
Недаром жизнь другая,
У всех других была.
По роже ли, по коже? –
Мы были непохожи!
Приплыли! Ну, дела!

Голубы…иностранцы -
Обычные…засланцы.
А нос подзадерут!
И бабы иностранки
Типичные засланки.
А наших баб затрут!

Мужей-то им не надо!
Мадам закажет на дом
И… вибромассажёр!
Что хочешь с жару, с жиру -
В…езде! -  и массажируй!
И жар сгоняй, и жор!

И мы дошли до…ручки!
Начав да с…уха дрючки!
Где всё понять суметь?!
И курс менять легко ли?
Ослами! В жизни-школе!
Но уши драть – не сметь!

Мир – демократий море!
Мы жили и -  в изморе!
Ни с кем не по пути!
Мы были глухи, немы.
Поплыли! И…на дне мы!
На самом дне почти!

                9.06.2007.

  МЫЛЬНЫЙ ПУЗЫРЬ

Как в детстве мальчишки – позырь да позырь! -
В соломинку дуют - им любо и мило! -
Чей больше и красочней выйдет пузырь...
Но - хлоп! - только брызгами искрится мыло.

Так наша пред кем-то в усердье страна,
То ль мощи полна, то ль искрящейся фальши.
Впрямь дует нам в задницу сам... сатана.
И тужимся, пыжимся! Что же там дальше?!

Лопнем? Или
Опа! - в мыле...   

    23.4.2007.

    МЫТАРСТВА ДУШИ

Ангел-Хранитель! Иль рядом его нет?!
И погибаю! Душа – на краю!
Ада кругами бес и погонит
Бедную, грешную душу мою.

Вот и пойму: что ни грех – так увечье.
Ты ли, душа – не пойму – иль не ты?!
Так в помрачённой душе человечьей
Дьявольские проступают черты.

Мне бы душою к небесным отрадам.
Бездны разверзлись, и бесы вокруг.
Ангела мне бы Хранителя рядом!
Где мой защитник и преданный друг?!

Душу спасти ли какому заклятью?
Ангела предал Хранителя сам.
В ад, увлекаемый дьявольской ратью,
Взглядом напрасно тянусь к небесам.

Ишь захотелось небесного царства!
Сила бесовская зла и гнусна…
И не кончаются муки-мытарства!
С Богом за душу в борьбе сатана!   

                2003.
         НА ВЫБОР

Зелен сад, а яблоки – поспели!
Падают на жёсткую траву.
Яблоки едва созреть успели,
Для тебя – и ждать не ждёшь! – нарву.

Золотые ль, с розовым отливом?
По душе, мне будет цвет любой!
То ль в разлуку? То ли быть счастливым?
И с тобой, и даже не с тобой!

Жёлтые, медовые – мне в руки
Сами так и просятся – нарви!
Сладок вкус пусть будет у разлуки,
На поминках горестной любви.

Красные из яблок, аж лучатся!
Что обиды? Были, да и нет!
Да за что бы мог ещё ручаться
Жарко - раскрасневшийся ранет?!

Ах, прогонишь? Или приголубишь?
Будто мимоходом и зайду.
«Хочешь яблок? Знаю, знаю – любишь!
Все на выбор яблоки в саду!»

    17.7.2007

      НА КРЫЛЕЧКЕ.

Помню каждую ступеньку! Целовались на любой!
Кто сказал, что мы с годами строже в чувствах и степенней?
Мне припомнится крылечко, и как – шалые! – с тобой
Расставались до рассвета под ворчание ступеней.

Разве мало одряхлевших здесь расшаркивалось лет?
Милых туфелек топталось, каблучков сбегало, гордых…
И летели здесь над нами, и любви недолгой вслед
Вновь обрушивались вишен лепестковые аккорды.

Дорогих порывов сердца про запас и не тая,
Здесь и мы с ума сходили в голубом угаре мая.
К переломанным перильцам прижимались ты и я,
В пылких сумерках друг друга, ах, как жадно обнимая!

Нет, не будет вёсен жарче! Поцелуев – горячей!
Жаль за встречами – разлуки! Зори – холодны и росны…
Где-то вишни серебрятся лунной проседью ночей.
Лепестковой сединою обметало наши вёсны.

Кто ж их топчет – облетевших, чудных вёсен лепестки?!
Вспыхнут звёзды над крылечком; звёзды всем в ночи светили…
Расставаньям да разлукам, тем, что будут! – вопреки,
Здесь меня с тобой ступени, будто впрямь с ума! – сводили.

 1979

НА ПАПЕРТИ

Я поставлю свечу.
Постою, помолчу.
Пальцы крестное вспомнят знамение.
Да не знаю, за что помолиться хочу:
За души упокой или здравие?!

Сколько нищих, калек!
Их-то кров и ночлег –
На затоптанной, ветхой паперти.
И, как всякий пропащий тянусь человек,
Ближе к образу Божьей Матери.

Ничего не прошу…
Камнем душу ношу.
Бить поклоны бы, слёзно каяться.
Но пред Господом я и грешил, и грешу.
Ведь не верую! Просто, кажется!

Верой душу б спасти!
Боже – молвить – прости!
Тьмой кресты по церквям обглоданы.
Мне б на паперть упасть, на коленях ползти,
Сыну блудному блудной Родины.

Умалюсь, умилюсь.
Иль навзрыд помолюсь.
Словно камень, душа расколота.
Неразменно в тебе, злая Родина-Русь,
Куполов многозвонное золото.

     1988

 НА РАССВЕТЕ.

Хоронили на рассвете.
Погрузили, да и в путь.
А за гробом – только ветер.
Кто б ещё? Да кто-нибудь!

На рассвете, на рассвете
Эха стылый перещёлк.
Но, прощаясь, только ветер
Смял щетину мёртвых щёк.

Заклубился на рассвете
Над могилой снежный мел.
Трубно взвыл, поднялся ветер,
Похоронно загремел.

После пили…На рассвете.
На помин и на согрев.
Кляли чёртов этот ветер,
Сами чуть не околев.

Растащили на рассвете
Из дому ничейный хлам.
Разбежались! Только ветер
В доме выл по всем углам.

Чьё же тело на рассвете
Коченело во гробу?
По кому рыдая, ветер
Дул в остылую трубу?!

    1979

  НА СМЕРТЬ ПОЭТОВ

Беспутный малый, милый и простой.
На смерть поэта слышали историю?
«Он с этой, значит, снюхался – постой! –
Ну как её? С танцовщицей – которою?!»

А века басголосое дитя?
И про него базарной, подлой сплетнею;
Мол, тыщу раз влюблялся, не шутя…
А взвёл курок – из баб винят последнюю!

Пропойца-бард, чей всем любезен хрип –
Расструнил душу, лёг во гроб с гитарою! –
И про него – с любовью де и влип!
Винят артистку! Тянут сплетню старую!

Рви нервы струн, сердца и души рви!
Любовь до гроба? Лира – так нетрезвая!
Душой поэт в запёкшейся крови!
Всю жизнь идти рискнёте ль краем лезвия?!

Поэты мне по-всякому близки!
Я сам поэт! О жизни ранюсь грани я!
Любил и пил! А пулю в лоб с тоски?
И жизнь – тупик! И смерть не выход ранняя!

И пусть умру – незначащ, невелик.
О мой народ, мои друзья и недруги,
Поверх могилы что ни навали,
Я весь не тот в моей посмертной метрике!

Кто с похорон летит, как с именин?
Поклонник – чей? В башку бы мысль ему сию!
Я был, поэт, примерный семьянин.
А с толку сбит одной из женщин – Музою!
               
1984         
           -               
     НА ВЫХОДНОЙ.

На выходной, которых нынче два,
Чтоб любящим семью крепить супругам,
И пить не пьёшь, но голова
И трезвая, представьте, кругом!

На выходной мы сплошь одна семья.
Там сядут кум и друг семьи Федотов –
Большой знаток по части анекдотов! –
А дальше – тесть, а там за тестем – я.

Там под опекой тёщиной – жена.
Ещё кума и женского их пола
Ещё одна, и так развращена
Сметаной кошка тёщина – Виола!

Тесть разольет, и выпить не спеша,
Скривится кум: «Эх, нет хорошей водки!»
А друг семьи добавит: «Хороша
И водка та, что в глотке!»

А я смолчал! Мне слова не давали!
И выпили, и тут же стали есть.
А кум изрёк, что шар земной овален!
Но в дураках остался круглых тесть!

Как подопьют и спор-то, ради спорта.
Мол, кто – кого! Тот – круг! А тот – овал!
А друг семьи, на их и глядя спор-то,
Я с детства, дескать, угол рисовал!

А тёща: «Ах!» …Мол, надо ж! Мол, опять
Политика в её квартире.
А куму тесть, мол, дважды два – четыре.
Лишь умники выдумывают – пять!

А тут кума: «Подумаешь, дела!»
Она, кума, забыла, где читала,
Что пятерых полячка родила!
А друг семьи: «Видать в конце квартала!»

А Тоська: «Мам! Евреи все – врачи!
И почему?» …А тёща подсказала.
Мол, успокойся! Вредно! Помолчи!
А тесть: «Вот - вот! Не жрут евреи сала!»

Тесть о евреях тему всем подбросит:
«Пьют нашу кровь и пить не устают!»
Хочу сказать, но слова не дают
В еврейском, вечно длящемся, вопросе.
Врачи всегда при спирте и крови.
«И все врачи – вмешался кум - евреи!
Их на крови, пархатых, подлови!
Пьют нашу кровь – закусывать скорее!»

Я не сдержусь! А друг семьи Федотов:
«Да к водке – хмыкнет – вовсе не беда!
И пара-две солёных анекдотов –
Не огурцы! А закусь, хоть куда!»

А тесть напомнил куму про Бейрут.
А кум за ложку, плюнув на ладони.
А тесть опять: «Ужо-то проберут
Израиль в том» …А кум в ответ: «В ООНе!»

Тут все кричать: «С евреями – кончать!»
И я смолчал, а тесть поддакнул: «Вот как!
Они ещё права качать!»
А кум: «Не пей!» …А тесть: «На то и водка!»

Я пить не пил, а друг семьи Федотов,
Мою рюмашку попросту зажав,
Подкинул пару глупых анекдотов,
И все на стол попадали, заржав.

А тёща: «Всё!» …А стервища-кума,
Что много пьём – поддакивает: «Хватит!»
А тесть ругнулся: «Пьяная сама!»
И падал тесть, «ложась на две кровати!»

Так друг семьи, Федотов, паразит –
И шутка немудрящею была там! –
Всех юмором дешёвым поразит.
И станет кум в лицо плевать салатом.

А Тоська: «Ах!» - руками за живот.
А друг семьи: «Да этак-то недолго,            
Смеясь, родить!» …И влезла тёща: «Вот!»
Во мне – кричит - ни смысла нет, ни толка!

Кричит кума – бегу, звоню врачу.
А тёща: «Стой!» …Стащу с жены сапожки.
И не сдержусь, и тоже закричу:
«Пошла к чертям! Расселась!» - крикну кошке…

На выходной, которых нынче два –
Чтоб им обоим поровну, супругам! –
И пить не пьёшь, но голова
И трезвая, представьте, кругом!

  5.10.1982

              НАПАСТЬ

В мире, что за напасть? Все куда-то летят!
А куда и зачем? В никуда – не глядят!

Я, ребята, скажу - скорость, кто задаёт.
Бес! Во-первых, не спит! Слишком рано встаёт…

Бес, ниспавший с небес – двух от роду копыт.
На своих на «двоих» -  возмущеньем кипит!

Нам – четыре не зря подавай колеса.
Так летим, аж бетона трещит полоса!

Бес, он знает – ага! – скоро схватят за хвост.
Да и спрятал рога! Стал посланником звёзд!

На тарелке-то бес выдаёт кругаля!
Хорошо – не топор! И не кролик – земля!

Говорите – ну, вот! Всё наврали попы!
Я, ребята, не поп! Да и вы неглупы!

Вы, ребята, в пивной посидите с моё.
Разглядите ещё не такое зверьё!

Чуть ни дай им взаймы, подойдут не с добром.
Кто ж на рожу не крив, на копыта не хром?

Пострадали, видать, в давней звёздной войне.
Пострадать бы душой, искалечиться – мне!

Пострадать бы и всем! Пусть летят -  в никуда!
Я, ребята, в пивной; ждать осталось – года!   

   6.01.2008
 
             НАШ ГОРОДОК.

Наш городок насквозь продут ветрами.
В нём пыль столбом и знали все кругом
О личной, о Козлова драме.
О Кузькине, что стал ему врагом.      
               
А всё жена, Козлова инженера.
Не зря в театре кличут инженю.
Её весьма престранная манера -
Гноить живого мужа на корню!

Сказал Козлов до слёз родной супруге.
Который, значит, инженер.
«Ты – женщина! Тебе и карты в руки!
Давай корми!» - сказал Козлов жене.

А та сказала: «Куча репетиций!»
Она – талант! Её – один главреж
И ценит! Р-раз! Порхнула птицей.
Хоть сам картошку жарь, вари и ешь!

Она в театре этакою цацей!
Ударниц ей играть и не с руки!
А Кузькин – жох! Поклонник женских граций.
Супружеской морали вопреки.

Козлов пошёл и взял бутылку пива.
Он пить – не пьёт и сдуру выпил - две!
С тоски и натощак – не диво! -
Ударило по голове.

Козлов главрежу дать решил по роже.
А Люська в торг работает сети.
В постель насильно гостя не положит.
А посидеть, ну как же не зайти?!

Козлов зашёл, а что ей взять с Козлова?!
Козлов решил – в отместку! -  изменю.
Под честное и вдовье слово,
Что знать его не будет «инженю».

Козлов сидел, и чудо видел ножки.
И шейку – то ж! Куриную! В борще!
Козлов глядел: а нет ли больше…ложки?
И ничего не видел, вообще.

А Кузькин – жох! На что ему харчишки?!
Голодный инженер и перепил.
А тот зайдя: «Чтоб не было мальчишки!»
Хохочущую Люську перебил.

Козлов со зла и скажет, будто срежет.
Такой-сякой! И прочие слова!
А гнусный Кузькин ляпнет о главреже.
И говорит: «А чёрта с два!»

Припомнил Кузькин про бутылку.
В кармане, значит, коньяка.
А что ж не бил Козлова по затылку?
Да прошибить решил наверняка!

Жена с главрежем! Честь забыл и меру!
Он, кузькин – жох! И знает их дела!
И так обидно стало инженеру
Вставать из-за роскошного стола!

Другому чтоб достались эти ножки?
 «Ох, пропадать!» - подумал – «Всё равно ж!»
Демонстративно к ложке
Он кухонный придвинул нож.

И вилку во вторую взявши руку,
Привстал, как будто невзначай.
А Люська вдруг услышала по стуку –
И, что главреж стучится к ней на чай.

Ей не понять ничьей беды-кручины.
Так раскраснелась! Яблочко-ранет!
Знакомые – все прочие мужчины.
А муж – один! Хоть мужа вовсе нет!

И нет ещё в подъезде лампы.
И лыс главреж, а фразой – кудреват!
Он обещал огней какой-то рампы!
А Кузькин – лампу в двести сорок ватт.

А что Козлов? Кричит - и всё главрежу.
Мол, Кузькину покажет мать.
Причём она? А знай – рычит - зарежу!
И стали все Козлова разнимать.

Жена прознав: «Уеду» - плачет – «К маме!»
Тот не пускал: «Останься! Покорми!»
Не объяснить и лучшими умами
Размолвок между близкими людьми.

А где мораль? А в чём причина слухов?
Да в городишке в нашем, продувном!
Сболтнёт язык! Своё расслышит ухо!
И в личной жизни всё идёт вверх дном!      
 
    21.11.82.

       НЕВЕРНЫЙ СОНЕТ О РОЗЕ.

Я сорвал было Розу; нежно Роза цвела!
К лепесткам прикоснуться Роза многих звала.
Не сдержать было дрожи к ней протянутых рук…
Вот и сломана Роза, как-то походя, вдруг!

Ах, какие б над Розой петь могли соловьи!
Я же вечно влюблённым был в сонеты свои.
Роза, бедная Роза! Смят невиннейший цвет!
А прекрасней и чище, знать, не видывал свет!

Мной ты сгублена, Роза! Кругом шла голова…
Я в неверном сонете плёл печали слова.
Чудной Роза находкой для поэта была!

Росы? Росами слёзы? И свежа, и бела…
Уж завяла та Роза, прежней Розы уж нет.
Оттого ль и печален мой о Розе сонет!

     23.10.1989.
               
    НЕБО НАД БУХЕНВАЛЬДОМ.

Чтобы дым к небесам поднимался –
Чёрен ветер над пеплом печей! -
Здесь кирпич кирпичом подминался,
Громоздился на кирпиче.

Для живых ли? Для мёртвых? – и крепла,
За стеной застывала стена.
Вся насквозь человечьего пепла
Кладка вечная будет полна.

Мир весь чёрен от пепла и сажи…
Жизнь продолжится, печи туша.
Здесь над жуткими трубами, чья же
Порывается к небу душа?!

В это – ветром сквозящее – небо
Плач возносится жертвенный – чей?

Длится жизни жестокая треба.
Небо меркнет над пеплом печей.

       17.10.86
               
                НЕЛЮДЬ.

Мир нелюдям разрушить, а не войнам.
Из наших нелюдь вылеплена тел…
Жить в мире детям – донорам невольным?
Об этом я стихами не хотел.

Не знать бы горя – многого не видеть!
Но будто сам ребёнок я слепой.
И некого любить, а ненавидеть…
Возьмёт за горло Муза – вот и пой!

Я чуть не плачу вашими слезами.
Нет горше влаги! Чем её запить?!
Кто ж вашими глядит на мир глазами?
Отняв глаза, кто смог про то забыть?!

Отнимут зренье, слух отнимут, кожи
Тебя лишат! Продолжат чёрный век…
Чем на людей те нелюди похожи?
Чьё по-привычке имя – человек?!

Себя из мёртвых нелюдь воскрешает.
Мы все живым для нелюди сырьём.
Не люди – нелюдь глаз детей лишает.
И скрыто всё, и даром слёзы льём.

Кого проймёт холодный, липкий трепет?
Ко многому привыкнем и не раз!
Век нелюдей кроит, сшивает, лепит
Из наших душ, да и сердец, и глаз.

     14.10.1993.

НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ
      ПО ДОРОГЕ ДОМОЙ ИЗ КАБАКА.

Завсегдатай старый кабака,
А сказать верней – пивного бара.
Ничего не стоит мне пока –
Рюмка, две и пива – кружек пара!

Я себя за рюмкою спросил:
Проливаю сколько пота?
Сколько лошадиных сил
Требует моя работа?

День за днём и так одно и то ж!
В кабаках пивное хлещешь пойло!
Отпахав, шатаешься, идёшь,
Словно конь, в навек родное стойло.

Лошадь у меня жена.
В рыжий цвет и красится недаром.
Сумками вовсю нагружена,
Цокает по тротуарам.

Ломовых жена породы кляч!
Выходного ждал, субботы.
А супруга думала - запрячь
Муженька б в нелишние заботы.

Подопью и горе – не беда!
А супруга этак-то картинно
Подбоченится – ну да! –
Кто же я? Выходит, что скотина!

Ржу чего? А мне уже ясней.
В рыжей гриве треснула гребёнка.
Отчего и в каждом вижу сне
Я себя – ведь надо! – жеребёнка.

      8.1980

         НЕТУ ПОВЕСТИ ПЕЧАЛЬНЕЙ…

Пьян? Так что ж! И пусть напутал:
                Где -  Ромеро? Кто -  Джули?
Что моя супруга – Тоська? Для примера!
Спать завалимся, а Тоська жарко шепчет: «Не шали!»
И зовёт меня по имени – Ромеро!

Я – конечно! Я – ревную! А супруга мне: «Приляг!»
«Что за хахаль?» - призову жену к ответу.
«Ты совсем отстал от жизни! И в кино сходи, пошляк!
А душить – уж лучше моду брось-ка эту!

То ж картина в нашем клубе! Расчудесный просто фильм!
Ах, билетик завалящий, а достать бы!
В том кино любовь такая!»
                «Для наивных простофиль!»
Говорю, что всё хорошее до свадьбы!

Разобиделась, бедняжка! Спать легла со мною – врозь!
Убеждает о красавчике Ромере:
«Нету повести печальней и билетов нету!»
                «Брось!
Спекулянты есть, по крайней мере?»

Мы идём назавтра ж – оба! Две семьи в кино – враги!
Так целуются и скачут - на экране!
Грянул выстрел, а супруге прекословить - не моги!
Не убит её любимчик – ранен!

Тоська плакала, а дома стала блузку выжимать
Выжима, всё-то плакала, покуда
К тёще лез, предупреждая: «Повлияйте, вы же – мать!
Там любовь, а здесь немытая посуда!»

Там амуры! Шуры-муры! Здесь нестирано бельё!
А пора и просушить бы и развесить!»
Говорю, талдычу тёще; та супруге – про своё.
Мол, в кино она идёт на «десять».

Что ж там после? Не припомню!
                С водкой смешивал боржом.
Говорят, едва проспавшись до рассвета,
Полотно в паскудном клубе резал кухонным ножом…
Только – враки! Я-то помню! Это!

А жену и стерву тёщу под ружьём привёл домой?
Пред законом я за всё ответил!
Нету повести печальней! Пусть и срок условен мой!
Нету повести печальнее ж на свете!

                7.1982
         ОБРУБОК.

Скрипела дорога в рассветном тумане белёсом.
Мать сына ждала, и предчувствие длилось беды.
Гроздьями стаи ворон по берёзам –
Осени злые плоды.

Мать Бога молила: «Спаси и помилуй
Грешного Твоего раба!»

Дням проходить, будто нищим по миру.
Дряхлых плетней городьба.

Зябнет околица…Дали…
Кто ж там? Впотьмах…Одинок…
Глаза матери – ждали.
Губы шептали: «Сынок!»

1
   
Рассвет заплутал, затерялся полями.
Мать сына ждала – через миг постучится.
Иль ветка в окне, где, стекая по раме,
По стёклам промозглая сырость сочится?

Всю ночь до рассвета колотится ветка.
Но было: ни свет, ни заря постучали.
Сыновняя – «Жив!» - Божьей милостью вестка.
Знать Богу молитвы не зря докучали.

С молитвой пред Ним под иконами падай.
Спаситель Христос в чудном видится блике.
Над медленно-чахнущею лампадой
Святые во мрак отражаются лики.

Кто? Кто ж там во тьме бесприютный и сирый?
Закрестится мать в тяжких думах о сыне.
Чей стук там, в окно с новой мукой и силой?
Кликушей в окне биться веткой осине?

Росточком-то …чуть! Приблудилась – откуда?
Собой неприкаянной за душу тронув…
Мать сына ждала; не уснуть ей от гуда
Летящих составов, гремящих перронов.

         -2-

Крепь сына спасла, крепь непрочная штрека.
Горазда судьба да на всякие штуки!
И – кончена жизнь! – только имя « ка-ле-ка»
Дробилось по стыкам в колёс перестуке.

Тяжёлыми дали мутнели снегами.
А с кем – и не вспомнишь – потерянно пилось.
Отшвыриваясь, под чужими ногами
Пустая бутылка, распитая, билась.

Дорога! И каждый в дороге знакомый.
И кто ни попутчик – любому и то рад!
Плыл сине-сивушный простор заоконный.
Да много ли в далях острожных простора?
  
Тянулись этапами вдаль перелески.
Состав, накреняясь, выгибался дугою.
Прожекторный свет ли? Сполохами – резки! –
Огни поздних станций? Одна за другою.

Всё в памяти! Всё! Время в памяти сжалось!
В решётках мостов полумёртвые реки.
И – камнем придавит проклятая жалость! –
Гармонь по рукам: «Передайте! Калеке! 

«Калека!» - и гудом, и грохотом эхо -
По снегом навек занесённой округе.
Всучили гармонь: « Будет хлопцу утеха!
«Ну как без неё? Мужику без подруги! «

Ещё к ней привыкнуть бестрепетным пальцам,
Застёжки её, впрямь ли бабьи! – срывая.
На все-то лады каждый рядом трепался.
Куда- то стезя вывозила кривая.

        -3-

Составы…Года…Рельсы в гуде и стоне.
По стыкам вагонов бездумная пляска.
В пути, буферов ударяя ладони,
Сцепляться вагонам, сдвигаться, пролязгав.

Толчкам отзываться в обрубленном теле.
Оттуда, из далей таёжных, острожных
Летели составы и годы летели
В мелькании стрелок железнодорожных.

А жизнь под откос! ... «Так утешься, приятель!»
« Пей!» - новая билась бутылка, распита.
А жизнь - про неё да некстати ль? –
Одна, да и та – разбита.

А в жизни – в пивных да в задымленных чайных
Хватает пропойц! Кто ж не пьёт по России?
Насилуй гармонь, чтоб от песен печальных,
Размякнув, стакан и другой подносили.

Тебя, совестясь, и жалели б…в оплёвках.
Неведомо что, будто – походя! - спёрли.
Не песня затянута, а верёвка
На хриплом, давящемся воздухом, горле.

О матери песня пропащего сына.
Там в окнах металась беспомощной веткой,
Стучала по раме, по стёклам осина.
Всё будто о сыне,  кто к матери с весткой.

И были черты материнские хрупки.
А годы – по, чьей же вине? – одиноки.
Встречала! А к ней торопились…обрубки.
Спешили сыновние бывшие ноги.

        -4-
И грохот, и гуд…И потерянно пилось…
О том, что калека – не помнить попробуй!
По стыкам нещадное эхо дробилось;
Земли так промёрзшие комья – по гробу.

Составы – казалось – живьём отпевают.
Ревут паровозы многоголосо.
Казалось – чечётку во мрак отбивают
Вагонов раскатистые колёса.

Врываются в памятный шелест черёмух.
Где, словно черёмуха, девушка в белом.
А после – единственный выдался промах,
И надо подняться расстрелянным телом.

Свирепою плетью команда чужая.
Корябнул висок! Так бессмысленно выжил!
Свои! И прищёлкнет затвор, угрожая.
И – срок за измену! И выжил! И вышел!

Где смерть миновала, там жизнь добивала!
Грохочут вагоны, куда-то стремяса.
А в памяти – гибельный грохот обвала.
Последние корчи кровавого мяса.

И вот из угла – страшно ль рухнувших крепей? –
Вой сдавленный – давнего ль отголосок?
Везенья вовек не придумать нелепей.
Везло – вот и жив! Хоть сейчас под колёса!


Калека! И снова не смолкнет в оконном
Проёме – «калека…калека…калека».
Калека! И вновь содрогаться вагонам.
Да что им обрубок и пасынок века?!

Искромсано веком безудержным тело.
И душу летящим кромсало металлом.
Кажется – время само летело
По жизням людским, по костям да шпалам.

Кажется – жалкие! – всё кружатся
На снег безотрадные письма-записки.
Глазами – сквозь память – к решётке прижаться.
Молить: «Перешлите! По адресу! Близким!»

Сквозь память – составы; и хрипом, и храпом
Приблизятся, людом обритым наполняясь.
По снежным, по долгим российским этапам
Проносится время. Былое. Напомнясь.
                    
Ко всем да не каждому время жестоко.
Со всеми и с каждым в жестоком родстве ты!
По шпалам прогнившим, оттуда, с Востока
Кроваво и страшно сочатся рассветы.

      -5-

Ну вот и перрон! И гудки за гудками…
И – ты подсобить никого не попросишь! –
Нашаришь гармонь, что всегда под руками.
Женою – гармонь! Поиграешь – не бросишь!

Скорей на перрон бы! И так не терпелось
К покойной, к живой ли? – но к маме-старушке
Калеке добраться! А пилось, а пелось,
А вновь дребезжащие сдвинуты кружки…

Жизнь – кончена! И поминалась недобро…
Кто свёл на перрон – дело сделал простое! –
Божился, что сплошь переломаны рёбра.
А жить и безногому нужно и стоит!

Мать неспроста по ночам не сходила с порога.
Сыновнюю душу – молитвами – так и спасла.
Где-то впотьмах проскрипела дорога.
Подвода с бугра сползла
               
Что ж, поспешай к обретённому сыну.
Взоры плачущие не строжь!
Всхлипнет крыльцо…Осину
Бросит в чёрную дрожь.

Мнилось: кепчонку заломит.
Спрыгнет с подводы…Сынок.
В налипшей, сырой соломе
Обрубки елозили ног.

     -6-

Припомнится карк бесконечно- зловещий.
Вся жизнь подытожена вязкой дорогой.
Культи на телеге – вещи
Единственные, и – «Трогай!
                      
Крыльцо под культями скрипнет.
Мучительно повторяя,
За первой ступенькою всхлипнет,           
Застонет, заплачет ступенька вторая.

А детством повеет. Босым – да по росам…
Сочился рассвет по размытому следу.
« Куда?» - с разучастливым кто-то с вопросом.
« Куда? Подыхать – еле выдохнул – еду!»

          6. 1979        7.1.1990

       О ВОРОВСТВЕ

Воруют все; и прежде воровали.
Кто не ворует? Здраво посуди:
Кто покрупней? Посадят! Но едва ли!
На мелочах попался – посиди!

К чему пришли – такого не бывало.
В котле-то в общем частный был навар.
Сказать по-правде, много было «вала».
А в дефицит – поштучный шёл товар.

Сегодня прут - не то, что было прежде.
Кто с полстраны сумел разворовать,
Не брал, не крал! Признается? Хоть режьте!
А что в кубышке – тёще под кровать.

И раньше – помню – крали, и помногу.
Собаковод – вот сучий кот! – и тот,
Говяжью присобачивая ногу
Протеза вместо, шлёп себе, идёт.

Былую ж ногу псы владельцу съели.
Слушок про псов – некормлены! – прошёл.
Воров немало было! Сели!
Зато пожили хорошо!

В жизнь воровскую – окунись ты.
Таланты мало гибнут в ком!
И тепловозов машинисты
К нам с пивзавода – и с пивком.

Под их состав приладишь мяса.
Кому не хочется пивка?!
И воровства примеров – масса.
И «несунов» толпа – ловка!

В «туфлях» мясцо - шматками! - вроде стелек.
Артисты – есть! Куда какой орёл!
Иной, глядишь, цветной японский телик –
Был дефицит! – а сразу ж приобрёл.

Вахтёра в честь назвал сынишку Власом.
Чтоб сам один, к тому же нездоров,
Обделывал подобные дела - сам! -
Не наломав притом немало дров?

Жизнь воровская так уж… хороша ли?
И то, что всё «один решает суд!»,
Конечно, врут! За нас верхи решали:
К чему платить? Потащат! Понесут!

Была система – каждому по ложке!
И что сказать о давешней, о ней?!
А главные при славной при делёжки,
Всех в аппетитах были поскромней?

Кто наверху, у них – машины, дачи.
Жируй, высокочтимое ворьё!
А ты, народ, в решении задачи:
Ну, как урвать законное? Своё!

И рвали -  все! И всё разворовали!
И все воруют! Здраво посуди!
Кто покрупней? Посадят! Но едва ли!
А мелкота – подумай! Посиди!       

  1979  – 10.6.2011

         ОДИНОЧЕСТВО.

Мне просто - пить! Грустить за часом час.
Печь растопить, глядеть, как пышут угли.
И думать, будто не стучась,
Войдёт любимая ли? Друг ли?

Её ли быстрые черты
Во мгле заиндевевших окон?
Что ж, милый ангел, ты ли, ты?
Из отступившей темноты
Щекочущий склонится локон…

А если вдруг пропойца-друг.
Ах, если друга моего речь,
Мужских пожатье верных рук! –
Допьём вино за встречу вдруг.
И где вина былая горечь?!

И пусть с годами жизнь во всём ясней.
Пускай встают негреющие зори.
Но друга нет! А с милой, с ней
Я в навсегда забытой ссоре.

                1980.

О ЖЕНСКОЙ ПЕЧАЛИ.

Одиноко окошко светится…
Мне с тобою вовек не встретиться.

К мёрзлым стёклам прильнешь…Таешь, словно свеча…
В шаль укутываешь плеча ли?
И… слеза горяча? Или шаль – на плеча?!
Стынет в зябкой душа печали.

Нелюбимою быть отчаялась.
Оттого ль и душа печалилась?!

Да и что за печаль? Да и что за беда?
Просто полночь сгущает краски.
Тают годы-года; да и слёзы – вода.
А тянулась к любви и к ласке.

Всё в душе безнадёжно вымерло.
Словно комнату чисто вымела.

И, как вся заперта, и пропали ключи.
Будет каждая ночь – постыла!
Кто бы видел в ночи – капли слёз горячи.
Да в печали душа застыла.

От кого и печаль утаивать?
А стеклу в уголке – вытаивать!

Выдавали тебя, ах, Бог весть и кому! -
В уголочке-то стёкла, тая.
Я ль один и пойму? Ты вглядишься во тьму.
То ли грешная, то ль Святая?!

Мне с тобою вовек не встретиться.
Одиноко окошко светится.

      1982. 

                О ЛЮБВИ.

Люблино! Окраина Москвы…
Ту узнать окраину едва ли!
Но о давней, может быть, и вы
О любви мальчишкиной знавали.

Где-то здесь в нетесной проходной
Не мелькнуть заломленной кепчонке.
Но звучит над века сединой
Имя! Имя юное! Девчонки!
               
Что ж, в любви душа поэта вся!
Не любим ли? Скрыть любви не в силах?!
Так поэты любят, вознося
Имена единственных и милых.

Имя…краской там на заводской
На трубе и вывел он в обиде.
Иль за всё признательной рукой
Начертал, чтоб видно всем и…Лиде.

Ли
     да – сверху вниз по кирпичу
Выводил он буквищи вкосую

И наверно думал: «Захочу
И по небу имя нарисую!»

Я гляжу – столицы тихий гость-
Рядом жизнь и молодость иная! –
Остаются буквы - сверху-вкось! –
Вечно о любви напоминая.               

   7.1980.   
               
    О СУЩНОСТИ КРАСОТЫ

И красота смертельною бывает.
Пред невозможной лилией замри!
И роза – ярче, вычурней зари! –
Законченностью линий убивает.

Что красота? На лютик! Посмотри!
Он робости пред розой не скрывает,
Но пусть небросок! – душу согревает.
Намёк, набросок; то, что изнутри!

И вновь бежишь от вечных роз и лилий.
Мне будто яд насильно в душу влили.
Что роз и лилий злой, надгробный цвет?!

Цветы иль раны в сердце ножевые?
Застыли формы, будто неживые!
То красота – в чём жизни тихий свет!

                27.2.1990

                О ТЕБЕ

В тёмной дрёме бесконечно-грустных комнат
Все-то скрипы, все-то шорохи вокруг
О тебе навек далёкой и напомнят,
О тепле твоих напомнят рук.

Здесь в часах настенных горестно кукушке
Спохватиться; будто вновь считать учась,
Из клетушки, перекошенной избушки,
Выкликать и всё один и тот же час.

Мёртвый голос обеспамятевшей птицы
В каждый шорох буду вслушиваться – чей?
Не шаги во тьме и дрёме - половицы
Лунной поступью тревожимы ночей.

Неприкаянно толпятся вещи…
Вновь кукушка – деревянная душа –
Из часовенки зловеще проскрежещет,
Позабыть ли, вспомнить прошлое спеша?

Дом замрёт, во сне вздохнув о чудной гостье.
Ты ли гостьей в этих комнатах была?
Ты несла всему распахнутые горсти,
Жаль недолгого - да что жалеть? - тепла.

Скрипнет ветер никому ненужной ставней.
В окнах ветви тихо замерли, скорбя.
Всё и живо здесь тобой далёко-давней.
Всё и помнит уходящую тебя.

  10.1.1982

   ОЗАРЕНИЕ ЛОШАДИ

Иду и не знаю: приду ли к чему?
Но время – погонщик! И верю – ему!

Погонщик мне в торбу добавит сенца.
Бреду за маячащей торбою.
Погонщик – за кнут, пропадает ленца.
И прямо, по кругу ли топаю?!

Не выест мне потные веки слеза.
Погонщик не зря мне зашорил глаза.

О славном аллюре, трудяга, забудь…
Но - вот озарение лошади!
Круг жизни протоптан и вымерен путь.
Иди! И пускай тяжело ж! Иди!

Кто юн, тот и вскачь! Тот в задоре пустом!
Всех жёстким погонщик осадит кнутом.

По кругу, по кругу устало бреду.
Кручу колесо, какое ли?!
Кто – на живодёрню! Кто – пал на ходу!
Взбрыкнувших – кнутом успокоили!

И я… колесо мирозданья кручу.
А сплю – жеребёнком полями скачу.

Круг жизни протоптан ещё до меня.
Уляжется пыль, развеется…
И… торба маячит, призывно маня.
И в рай лошадиный верится.   
 
         31.05.02.

             О ШЕКСПИРЕ, КУЛЬТУРЕ,               
                НАШЕМ КЛУБИШКЕ ЗАВОДСКОМ
                И ПОЛИТУРЕ.

Культуру в массу двинули! Сказал жене: «Идёшь?»
Артисты самодельные, всё больше молодёжь.

И в нашем горе - клубишке поставили Шекспира.
Ну, сценки, значит, разные! Об них и будет речь.
На жизнь вполне буржуйскую – достойная сатира.
Поднять попутно уровень, от пьянства уберечь.

Кричали по столичному и «браво!», и «брависсимо!»
Дурнее кто и – «бис!» - орал, и – «во, даёт Шекспир!»
Ну, спасу нет – культурные! А гляньте независимо:
Все дрязги те придворные – из чьих они квартир?!

Отелло, вроде Кузькина! Соседа! В чём и дело!         
На сцене благородная и ревность не страшна!
Красиво – дальше некуда! – жену душил Отелло.
Сидеть за то же Кузькину, какого ж там рожна?!

У нас ещё с Монтеками найдутся Капулетины.
Петровых кот у Сушкиных котлетишку стащи.
И началось, поехало! И всё из-за котлетины.
Санузел оккупируют, плюют себе в борщи.

Исчезнут кухни ль общие! Разъедутся – враги!
И Ромка с их Джульеткою встречаться – не моги.

Конечно, дети выросли и в том несчастье Лира.
Из дома предка выгнали и плохо с головой.
И весь Шекспир, коль вдуматься! – как раз моя квартира.
А глянуть шире – попросту мой дворик типовой.

Внучат – видали – пестует? Ну, чистая Макбетиха!
На пенсии Даниловна тиха, глуха!
А потрясите прошлое – сама ли по себе тиха?
Недаром в тихом в омуте – далёко ль до греха?!

И тёща с тестем, помершим – куда ж до них Макбетам?!
Замяли дело! Тёщею отравлен бедный тесть.
Он в тот же час преставился, покончивши с обедом.
И щей, коль тёщей сварены, вовек не стану есть!

А кто при шпаге? С черепом? Таким на сцене Гамлетом!
То ль в жёны брать Офелию? То ль «быть или не быть?»
Там обойдут по должности, пройдутся по ногам ли там?
И впору призадуматься: а пить или не пить?

Не датский принц, а всё ж таки, видали простака?
Да бабы сплошь Офелии! Не замужем пока.

Ещё скажу про Гамлета – и трезвый был задира!
И не чета актёришкам! И так Шекспир непрост!
Кто в мире злободневнее покойного Шекспира?
Пить, иль не пить? Насущнейший – вот в чём вопрос!

А то, что режут, колются…Америка? Европа ли?
Чужие дрязги личные, приличные дома!
Актёрам – помню – хлопали и вновь туда потопали,
Где ставить собираются, что «горе от ума!»

Сиди, гляди, не думая и все-то сплошь культурны.
На сцене время прошлое, былых эпох года.
И вся твоя культуришка – бросать окурки в урны.
Знать, переходом пользуясь, на свет какой – куда?!

Что ж клуба в завсегдатаях маячу рожей хмурою?
В буфете пиво кончилось; здоровье береги!
Стоит вопрос классический и дышит политурою.
И синие, зелёные в глазах круги…

Да что мне эта классика? Лишь тем и хороша:
Хожу в наш горе-клубишко – отстали кореша.

 7.9.1982

         ПАМЯТНИК

Желанное зачатие ль? Оплошка?
Рождён – запишут, в метрики внося.
Не книга ль жизнь? Тяжка её обложка;
Гранитная ли, мраморная ль вся?!

Гравёры зря над мрамором корпели.
Скребли гранит – и камню выйдет срок!
Но трубы марш безрадостный пропели.
Встал памятник - суров, гнетущ и строг!

На камне имя, даты ли проставить…
Пора! Хоронят Божьего раба.
Чья жизнь была…Была и неспроста ведь
Темна, как ночь зачатия, судьба!

Вся жизнь меж дат рождения и смерти.
Что жил, что не жил тленный человек.
И ценность жизни, вы, живя, измерьте!
При счёте сбросьте медь с бескрылых век.

Кто скромно лёг, под речи лёг ли прочих-
Кто в рай пошёл, а кто низвергся в ад-
Где жизни быть, меж тёмных, куцых дат
Рождения и смерти – прочерк!

Дни - кратче строк! Страницами - года…
Не книга ль жизнь? И прочерк, и ни слова!
Так до конца! До Страшного суда!
Всё в жизни так! Встал памятник сурово!

          1979 .

     ПАВШИМ.

Из теплушек и на перрон.
Мы безусы, мы юны были.
И – ни свадеб, ни похорон.
Юны были да всех убили!

Каждый наскоро был побрит.
И в окопы – готовься к бою!
Разве мощью надгробной плит?
Нам Россию прикрыть собою!

Ну, а сгинем! А пропадём!
Вечно память о нас храните.
Мы вернёмся, мы к вам придём
В обелисков глухом граните.

Будет вёсны встречать страна.
Дрожью по сердцу да по коже –
В камень вбитые имена
На живых имена похожи!

Пусть в теплушках и смех, и гам…
Юны мы и впервые бриты…
Плачут матери по слогам
На гранита глухие плиты.

      21.1.1983.

    ПЕРВОЕ ОБРАЩЕНИЕ.

Крест меж двух крестов посередине.
И хулить разбойнику Христа.
На кресте Господне тело стынет.
Умер Бог – Вселенная пуста!

Мрак над миром гибельно сгустится.
«Что же, мёртв?» - под рёбра ткнут копьём…
Но другой разбойник обратится:
«Помяни во Царствии Твоём!»

        2000.

     ПАСХА В КИБУЦЕ.

Не требуют с нас никаких контрибуций.
Подчас не поймёшь: да не наша ли власть?
Но жизнь, вроде Песаха-Пасхи в…Кибуце.
И радость – не в сладость, и горечь – не всласть.

Порою гляжу: эк, и дадено – во, нам! -
Свободы – народу; бери – не хочу!
Жизнь… вечно-пасхальным озвучена звоном.
И каждому – празднуйте! – по калачу.

Калач – не кулич! Эта Пасха – не та ведь!
Не тот, не туда, не оттуда исход.
Что празднуем? Даже не мог и представить!
Незримого закабаления год!

Из рабства да в рабство? Другого пути нет?
От Пасхи в Кибуце душок тошноват.
Нас долго водили в безбожья пустыне.
И вот привели - в раем названный ад.

 13.6.2007

      ПЕСЕНКА О СОЛЁНОЙ РОМАНТИКЕ.

Чужая чайка сонным вымпелом на клотике.
Здесь жемчуг солнца намывают на корму
Лагуны полные безжалостной экзотики,
Обрыдшей каждому, ненужной никому.

Здесь мы скучающе сходили просто на берег.
Грузи кокосы, бочки выгрузив трески.
И пей, моряк, и напивайся допьяна бери! –
С тоски по дому и по Родине с тоски.

Где б ни скитались мы, бродяги иль романтики –
Пот наших будней океана солоней!
Седой кормилице баюкать нас, Атлантике,
Топить в туманах знойный блеск чужих огней.

Пускай штормит, пускай не балует погодкою.
Не ждут на том, давно промозглом берегу.
Там от земли навек отвыкшею походкою
Шагаю трепетно! Иначе – не могу!

Свой долг отдаст моряк земле швартовами!
Нет, никаких и благ особых не суля,
Зовёт и манит огоньками припортовыми
Моя, не чья-нибудь! – родимая земля.

    10.1981.   

ПЕСЕНКА ПРО СТРАШНОГО КОВОТА

Всего сполна – мазута и тавота.
Угля и пашен, кучи всяких дел.
Так на кого-то вечно будет квота,
Кто б дело делал, даром не сидел.

Сполна всего – станков, руды, металла.
Но если дело встало вдруг,
Так, видимо, кого-то не хватало,
 «Ковотовых» усердных рук.

Станок молчит, лопата ждёт «Ковота».
И знанье – свет, и толп учёных – тьма!
А затяжная дождичка зевота
Ковота сводит бойкого с ума!

Над каждою бумажкою склоняться?
Глядишь – начальство свыше наорёт.
По кабинетам лень пришла – слоняться.
И нет Ковота! Весь ушёл в народ!

Он явлен был; само ль явилось чудо?
Да что за жизнь! Да что за времена?
Жизнь поменять захочешь? Не хочу! Да?
Так получи; ещё и в морду – на!

Ковота ждём – Он мир переиначит.
И с гиблой точки сдвинет пуп земли.
Придёт Ковот – чёт поменяет на чет.
А нечет из-за вычета – в нули!

Что было низко – можно и повыше б.
И плюс на минус – верный выйдет… плюс!
Чей болен зуб – да взял бы челюсть вышиб!
Коль нет зубов, куда и делся б флюс!

Всё хорошо – везде, кругом и всюду!
То всяк в себе рефреном заучи!
Чтоб не беднеть, бери – побольше! – ссуду.
По милости Ковота – в богачи!

И всё кругом рассыпалось, распалось.
Возникло вновь, и склеилось опять.
Воскресла жизнь, сама собой распялась.
И почему бы снова не распять?

Блеск не мешал бы царственной короны!
Ковота нет; но ждём – вот-вот! – грядёт.
Кто не кладёт пред Явленным поклоны,
На плаху буйну голову кладёт!

Ковота лик для всех врагов престрашен.
Врагов сотрём, не глядя, в порошок!
Всё хорошо; и вин полно, и брашен!
Всем хорошо! Всё будет хорошо!

Паси, пастух! Паси, чтоб сытно было!
Что стаду надо? Стадо ест да пьёт!
Крепка рука! В сортире не добила,
Наверняка так исподволь добьёт!

Всё! Дождались! И не было, так - во! – та
К нам снизошла бо-о-о-льшая благодать!
Мы вечно ждали Пастыря-Ковота!
Загнали в стойло! Надо было ждать! 

           7.1983. 9.01.2000


            ПЕСНЯ БОЙЦА.

А доблесть мужчины во все времена – война!
Пусть женщина ждёт, и не ждать не вольна – она!
А женщина ждёт! И не год, и не два – вдова!
Могильная, злая, степная трава – права!

Смиренной травою к живым прорастём! Придём!
Пускай и не вспомниться мёртвым о том – про дом!
Но в детях мы вечны! И траур готов – для вдов!
И каждый из врытых в бессмертье крестов – пудов!

И звезды бессмертны! И вспыхнет звезда – седа!
И кровью сочатся – не просто вода! – года.
Дом сыном оставлен! Ждёт мать и жена – должна!
Что ж, доблесть мужчины во все времена – война!

  30.09.1993   

 ПЕСНЯ О МИЛОМ

Не рядом он был, а в таком далеке,
Что зябла душа в ожиданья тоске.
              За край ли земли
              Плывут корабли?!
Светить маяку в их неясной дали.

Мне пальцы пред Богом в молитве сплести.
«Скитальцам пристанище дай обрести!»
              Гость милый в ночи
              В окно постучи!
Я встречи ждала – не гасила свечи.

Сбылась наша встреча; свеча ли в окне?
Но милый пришёл, постучался ко мне.
              Какого ждала –
              Желала тепла! –
Под окна прибьёт оголтелая мгла.

Нагаданный гость нежно молвит: «Люблю!»
«Ты свет маяка моему кораблю!
               Края ли земли
               Мы сблизить могли?
Нам Бог предрешил нашу встречу вдали!»

        15. 9.1990

   ПЕСНЯ ДУШИ.

Живёшь! А судьба? Везение?
И любишь, и даль – ясна!
В любви что-то есть весеннее.
Вновь песней томит весна.

Мне в песне другое слышится.
И плавящий душу зной
Сгущается и колышется
Под облачной крутизной.

И каждого звон в душе листа!
О, где бы слова сыскать,
Из ночи нагого шелеста
Созвучий узор соткать.

В черёмуховых луна в кустах.
Там ветви ломались, там
В мелькании звёздном августа,
Былым догорать мечтам.

И стайками к солнцу поздними
Лететь мотылькам, лететь.
Сединами да по озими
Вдаль изморози блестеть.

Забудется жизнь иль вспомнится?
Но жить на земле спеша,
Душа новой песней полнится.
Ты песней жива, душа!    
         
  8.1985.  2.8.1994.

        ПЕСНЯ О ПОТЕРЯННОЙ
                РОДИНЕ.

Где-то отчий остался дом.
Где ни буду, загину где,
Мне под Южным лежать крестом,
В океанской пустой воде.

На далёком погосте – мать…
Я ль сыновний свой долг верну?! 
Океану, штормя, вздымать
Надо мной, мертвецом, волну…

Скорбно лязгнули якоря.
Мне по курсу бы – сто морей!
Ну а в жизни, видать, не зря
Дна достигнешь всего скорей!

Мне в кабак да из кабака -
В каждом новом, чужом порту.
Будет Родина – далека!
Потеряю – не обрету!

И – до слёз! -  проберёт вино.
В сердце шорох сырых осин.
Вечной Родине всё равно,
Где её пропадает сын.

  7.11.1980. 23.9.1993.
 ПЕСНЯ ПРО КУПЦА И МОЮ, ИМ УКРАДЕННУЮ, ЛЮБОВЬ.

Ехал купчик большаком.
Встречу – ветром в поле сам! –
И топор за кушаком,
За разбойным поясом.

Оп! Гоп!
И топор за поясом!
Гоп! Хоп!
За разбойным поясом.

Кушаком перекрутить –
Всяк добром поделится!
Топором перекрестить –
Никуда не денется!

Оп! Гоп!
Кто, куда и денется!
Гоп! Хоп!
Никуда не денется…

Аль за нищего меня
Милую б и выдали?!
Он успел, мошной звеня…
Под венцом их видели!

Оп! Гоп!
С кем венчалась – видели!
Гоп! Хоп!
Под венцом их видели…

Полем, купчик проезжал.
Пропустил – к возлюбленной!
Знал бы: в поле б он лежал
На куски изрубленный!

Оп! Гоп!
Не жених – изрубленный!
Гоп! Хоп!
На куски изрубленный…

Порешили мать с отцом
И венчалась милая.
Обворованный купцом,
Нищ, пойду по миру я!

Оп! Гоп!
И пойду по миру я!
Гоп! Хоп!
Нищ, пойду по миру я…

Для чего разбой, грабеж?!
Пой же, голь нетрезвая!
Топором себя добьёшь,
Лютым взмахом лезвия.

Оп! Гоп!
Жилы – взмахом лезвия!
Гоп! Хоп!
Лютым взмахом лезвия…

                29.11.1991

ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ

                1

Что ж, так в могилу сыпаться песку.
Глаза прикрыть – струить песок барханам.
В песок упасть умершим, бездыханным.
Изжить навек безвольную тоску.

Но предо мной барханами года.
И ни следа в песках времён за мною.
Всю жизнь блуждай пустынею земною.
Кружи в песках дорогой в никуда.

Везде вражда мятущихся племён.
Вражда, резня и кровь за кровь – расплатой.
И я бежал от жизни, прочь проклятой.
Но вышло: стал пустынею пленён.

Струился вязкий под ноги песок.
Упасть, пропасть - на кости ль кто наткнётся?
Пора песчаных, знойных бурь начнётся.
Жёлт купол неба! Жуток! Невысок!

Песчаной бури в дыбящейся мгле
Мне вечной жизнь привидится пустыней.
Красивее прожить бы и картинней,
А не влачиться тенью по земле.

Где впереди последний мой привал?
Где смерть и жизнь в мои играют кости?
Я брёл на солнцем выжженном погосте.
Песок мне рот кричащий забивал.

Я был в песках затерян, мал, убог.
Слепящей бездны зла и знойна плаха!
Зачем, к чему щепоть живую праха
Сознанием карает Бог?!

                2

Глаза прикрою – вижу и сейчас:
Ползком по склонам, веющим песка я.
Меж пальцами песок и пропуская,
Гляжу – мгновенья канут, иссочась.

А с неба льёт мгновенья звёздный ковш…
И минул миг, и новый начался миг!
Песочными Вселенная часами.
Безжалостно размерен ход веков.

Где времени песчаная тропа
Людские вдаль уводит караваны,
Какие сны взыскуемой нирваны
Осклабленные видят черепа?

Чему смеются, нам ли глядя вслед,
Провалами глазниц бездонных.
За ними следом нас ли всех бездомных
Влекут пески, струящиеся лет?!

Уйдём, исчезнем! Бог там весть о ком
Кто будет помнить! Что за жизнь была здесь?!
Но по-собачьи ветер, ластясь,
В лицо мне ткнётся жарким языком.

Но, как в часах, безбрежный путь верша,
С барханов течь песчинок мириадам.
А жизнь и смерть всегда бок о бок! Рядом!
И выжжена пустынею душа…

                3

Я подведу под будущим черту.
Костями снег ложится в ночь, белея.
Я, воспалённой памятью болея,
Песочные часы приобрету.

Моя пустыня – вечно под рукой.
Стряхну песок и времени крупица
Людским, упорным потом окропится,
Слезой и кровью сдобрится людской.

И только память гонит годы вспять.
В часах песочных мерной время зыбью.
Пью – не пьянею! Глядя на часы, пью!
Не жажду мыслью жалкий мир объять!

Струя песка в часах узка, склизка.
Цените время! – дьявольская шутка.
Коль так безостановочно, так жутко
Дни струйками текут песка.

Цените время! – так невелика
Цена всему! Два гроша вам на веки,
Глаза прикрыть незрячие навеки,
На – злым песком струимые – века.

Течёт песок, течет песок, течет.
В часах песочных логика простая:
Текут песчинки, в холмик вырастая,
Часам идёт бездумный счёт.

Кто рядом был – уж тех наперечёт!
Да много ль смысла в холмике песчаном?
По гробовой-то крышке и стуча нам,
Он для других течёт песок, течет.

              4

Течёт песок и чёрному вину
Невысохший бокал наполнить.
О будущем себе напомнить,
Песочные часы переверну.

Заслышу стук. В души посмертный час
Зложданный гость, пришелец поздний кто к нам?!
Костяшками так лупят в окна,
Ко всем иным в ночи не достучась.

Замри, душа! Замри! Замри!
Рассвет, обвисший в окнах - замер.
Кроваво-наслезёнными глазами
Невидяще таращил фонари.

А ветер – воя! Ветер – по лесам!
А ветер – псом, прижавшимся к порогу.
Собравшись в безнадёжную дорогу
Я помяну себя сегодня сам.

Да на себя, хоть всех собак спусти…
Рассвет – обвыт! Не знаю: сам отпет ли?
Но тело, будто вынуто из петли.
Но душу, будто некому спасти.

Я всё в песках. На склоне лет пустом –
Казалось – мною шаг постылый сделан.
Обвис мешок давно чужого тела.
А в окнах – рамы! Каждая – крестом!

А в окна – стук, с ума сводящий стук.
Там ветер за промёрзшею стеною.
Там бить в окно ладонью костяною
В обнимку с ветром дикому кусту.

С каких погостов жуткий, тёмный гость?
Свой смертный миг тщусь разглядеть упрямо.
Могильная всё выправила яма.
И стало прямо всё, что было вкось.

Себя ли мне сегодня помянуть?
В часах песочных логика простая.
Стекут песчинки, в холмик вырастая.
Но жизни вспять вовек не повернуть.

 8.11.1986    11.5.1998.


 ПОГОРЕЛАЯ СТОРОНА.

Ночи гибельный простор
Крив и тёмен речью?
И… не зря топор остёр!
Рушь добро! Добро – в костёр!
Не слюною ль кто растёр
Кровь на топоре чью?!

Сторона тиха, глуха.
Без огня – во мраке.
Да подпустят «петуха!»
Жги добро! Добро – труха!
Злей бы не было греха
И кровавей драки!

Ох, не зря пожар во тьму!
Чей настал не зря час?!
В лютой ночи кутерьму
Тушим? Тащим? Что кому!
С топором в огне-дыму
Я бегу, не прячась.

 С топором – пожар, погром? –
 Стороной горящей.
 Живы? Целы? Вдарь по трём!
 Сладим! Песни поорём!
 Над растасканным добром
 Пляшем люд гулящий.

Погорелой стороной,
Ночью воровскою
Погулял народ хмельной!
Чья растёрта кровь слюной?
Ночь удавлена струной
З – звякнувшей с тоскою.

        19.4.1991

      ПОГОРЕЛ.

Помню: свет по всей пропал округе.
На пропой – в объятьях чудной тьмы –
Спёрли с Мишкой – что сказать о друге? –
Сто кило говяжьей туши мы.

Сто одёж на тушу без разбору!
Обернём дурное рыло в шаль.
Плащ, колготки – всё дурёхе впору!
Ведь на бабу тряпок нам не жаль!

В самом деле, баба в самом теле!
А другие нам-то на хрена?!
Как на крыльях мы любви летели.
И в колготках фирменных – она!

Славной кражи кто бы знал о факте?
Кое-кто глаза пока протёр,
Только нас и видели…на вахте,
Где сидит, не дремлет вор-вахтёр.

Прёт народ! Мы боком тушу, боком!
Щупай, дурень! Благо – не твоя!
Туша вся в молчании глубоком,
Про себя ни мысли не тая.

А вахтёр на женщин дюже слабый.
Лезет к нам, как чёрт из темноты.
Встану в позу: «Баб хоть всех облапай!
Да мою не трогай тёлку! Ты!»

Миг, другой – потянут лет на десять!
Вот и чую, чую – погорел!
Гада взять на крюк меня подвесить!
С перепою лучше б околел!

Что же вижу? Плюнь в мои глаза там!
Вся под вёрткой Мишкиной рукой
Нервно вздрогнет жирным туша задом.
Недотрогой станет – вдруг! – такой…

Через миг и врубят освещенье…
С тушей мы в объятьях липкой тьмы.
Трёт очки в задумчивом смущенье
Вор-вахтёр, и: «Сзади» - шепчет – «Хмы!»

Сто кило мы спёрли глупой туши.
Лопнула б от зависти родня!
С бабой – вот ублюдочные души! -
Дескать, Мишку видели, меня!

И живьём заест меня супруга.
Пьян будь в дым и стельку, и в дугу,
Я, когда чегой-нибудь сопру, гад,
Чтоб тащил к родному б к очагу.

Не принёс грудинки ей говяжьей.
Жару мне супруга задала!
Доказать ничто не в силах я ж ей!
Брошу наши с Мишкою дела!

 3.7.1983   6.3.2000.   

  ПО ГРИБЫ ДА ЯГОДЫ

По грибы да ягоды: набраны лукошки.
По грибы да ягоды: полны короба…
Да по какой ни пройду по стёжке,
В сердце – грусть, в кошёлочке – ни гриба!

Ах, о том ли вспомнится? – канувшем до срока.
Здесь нас ива прятала, здесь ольха росла.
Выследит нас по кустам сорока,
Слухов, сплетен по лесу – без числа!

Губы милой вспомнятся в шепоте: «Взгляни-ка!»
Раскраснелась близкая, подвернулась вдруг
Ягода, ягода - земляника…
Да недаром ягода мимо рук!

Брызнут губы смятые, сочны – в землянику!
А потом – в разлучную всё-то мне в тоску!-
Ждать не дождаться её каникул,
Ну а в гости внученьку – леснику!

Зла разлука вечная! Расставались – на год!...
Не в лукошко ягода, царский белый груздь –
Давние стёжки навстречу лягут…
Ни гриба в кошёлочке, в сердце – грусть!

Мне ль теперь за ягодой, по грибы – к обеду?!
Если ж собираются, кличут на беду,
Едут по ягоду – не поеду,
По грибы торопятся – не пойду!

                8.10.1982.
   ПОД ЯРМОМ

Божия в мире была благодать.
Храмы стоят, а людей не видать!
Люди – скажите – вы делись куда?
Эхом пустым отзовутся года.

«Время за нас ли решило само?
Мы под чужое попали ярмо.
Хлебу духовному – хлев предпочли.
Да и…скотиной под нож мы пошли.

Были мы пронумерованы сплошь.
Вот и под нож! И цена-то нам грош!
И ни имён; и каких мы племён?
Стали скотиной и каждый клеймён.

Хлев предпочли – никому не спастись!»
Новые будут стада здесь пастись.
Ну, а для стада – кормушка и плеть.
Храмов не надо! И ныне! И впредь!

      12.08.2006

      ПОЕЗДА

В привокзальном ресторане,
Не в каком-нибудь в ином,
Всю тщету людских стараний
Наблюдаю за вином.

Поезда проходят мимо.
Поездами вдаль – года.
В суете неутомимой
Пассажиры – кто, куда!

Чья-то сладостная встреча
Промелькнула предо мной.
Ничему и не переча,
Шар вращается земной.

Будет шар земной вращаться.
Как живущим угодить?!
Возвращаться, как прощаться.
Чтоб навеки уходить.

Канитель и видя эту,
Ни о чём, грустя, сужу.
Кружит люд по белу свету,
Я за столиком сижу.

Шпалы стонут! Рельсы гнутся!
Пролетают поезда.
Поездам ещё вернуться.
Разминуться – не беда.

Вот и мне – лиха беда ли? –
В поезд сесть бы да в любой!
И в невидимые дали,
За неведомой судьбой.

Чья-то радость, чьё-то горе…
Все расходятся пути!
Я и сам отбуду вскоре.
И…Господь меня прости!

         16.4..2003.
             ПОКАЯНИЕ.

Я ль грешнее других? Только всех окаяннее!
Только удержу нет в буйной страсти любой.
Жизнь мне, Господи, дай...завершить в покаянии.
Да пребуду с Тобой! Да пребуду с Тобой!

Отпоют и меня в церкви зыбкой от ладана.
Над могилой прочтут поминальный псалом.
И пойму для чего жизни мука была дана;
Всё прошло! Всё в былом!  Всё прошло! Всё в былом!

Не к Тебе ли душа порывалася, Господу?
Снизойди и прости! Суд вершить не спеши!
А с души все лохмотья грехов так легко спадут!
С покаянной души! С покаянной души!

И грешнее ль других или всех окаяннее? –
Я взываю к Тебе в неизбывной мольбе:
«Даруй жизнь  мне, Господь, завершить в покаянии.
Дай быть верным Тебе! Дай быть верным Тебе!»      

 11.2006

    ПОСЛЕДНЕЕ ЖЕЛАНИЕ

Перебираю строк предсмертных чётки.
Молитвы ли, проклятия шепчу?
Тюрьмою – жизнь! Дни – прутьями решётки!
Но выход – есть; навстречу – палачу.

Мятётся дух, а тело – прах из праха.
Так не скули. Не бейся. И не плачь.
Есть выход! Смерть! Смерть – всех живущих! – плаха.
И беспристрастен вечный Рок! Палач!

И я смирюсь в отчаянье глубоком.
Пусть жизнь – тюрьма! Пусть мир – жесток и дик!
И я склонюсь в молитве перед Богом.
И мало нас, кто жизни суть постиг.

А средь молитв мне слышатся проклятья.
Мне ль жизнь проклясть, к Творцу не достучась?!
Желанием последним – у распятья
Смиренно мне свой смертный встретить час.

       22.10.2003.

    ПОПУТНЫЙ ПЕЙЗАЖ

Чуть забрезжил, засиял на востоке
Нисходящимй в горизонт небосвод.
Пруд морщинится; весь в ряске, в осоке.
И село - до боли близкое - вот.

Лес – болотист! Нет ни троп, ни дорог нет!
С веток по лесу росу отрясу.
Каждой веткой чаща мрачная вздрогнет,
В шорох листьев окуная, в росу.

А за лесом в лог  луны колоколец
Закатился - подобрать не смогу.
Вдоль горланящих, петушьих околиц
Целовались – помню – в каждом стогу.

Расплескался тихий омут рассвета.
Путь недолог; через лес  – напрямик.
Пусть роса в лицо холодная - с веток,
Знаю, – встретит хоть на час, хоть на миг!

Так любовью нас двоих истомило.
Брошу город, перееду в село.
Днём ли, вечером, под утро ли? - к милой.
Лес – туманится! В душе – рассвело!

       1982

    ПОСЛЕДНИЙ ГОРОСКОП

Расположенье тёмное планет.
Я захлебнусь в пьянящем трав настое.
Твой гороскоп, он верен или нет
Но жить у звёзд в заложниках – пустое!

Грозит бедою звёзд недобрый свет?!
Земля – благословенной быть за то ей! -
Колосьев ложе стелет золотое,
Шлёт нам Любви блистательный завет.

Сиять Любви – не звёздам в зодиаке.
Одной Любви над нами властны знаки! –
Не меркнут поцелуи на груди.

Что ж чудится: в колосьях рдеют маки?!
Себя Любви доверь ночей во мраке.
И больше в гороскопы не гляди!
 
    19.7.1990
    ПОСЛЕДНЕМУ ВОЛКУ

                - 1. –
Сон обрывист – чуть пуля взвизгнула.
Каждый волка не прочь добыть.
Свора песья, где слягу – вызнала.
Навела на меня – добить!

На былые вернуться б логова.
В давнем, дальнем залечь лесу…
Волку – волчье! То людям – Богово!
И недаром собачье – псу!

Свора вынюхает и выследит.
Грохот выстрелов! Гвалт погонь!
Стая вспугнута! Птичья – ввысь летит.
Под ружейный глухой огонь.

Бьют по вечному – бить – обычаю.
Снегом взвихренным пух – к земле!
Но охотникам волк добычею.
Волк, залёгший в бездонной мгле.

Гвалт настигшей погони слушая,
Я навстречу – рванусь! – врагу.
Пусть не шкуру, так волчью душу я,
Душу вольную – сберегу!

Выжду миг, и сомкнутся челюсти.
Смерть рассудит: кто прав? Не прав?
Не прощают мне, волку, серости,
Вольный, волчий карая нрав.
 
Выстрел вспышкой блеснет короткою.
Брызнет искрами из-под век…
Над растерзанной, вражьей глоткою,
Волк добитый, замру навек. 
               
                - 2. –
Сон мой волчий иль въявь привиделось?
Что охотнику зверя дрожь?
Под охоту погода выдалась;
Так морозно денёк хорош!

Шёлк флажков на ветру колышется.
Страшный, огненно-жаркий шёлк.
Мне ли, волку всё ближе слышится
Лютых выстрелов перещёлк?!

Волк – последний - следов не путаю.
Но кровавит рассвет следы.
В чащах волчью свою тропу таю.
От когтей ухожу беды.

Пусть настигнут, сомнут облавою.
Люди-боги взведут курки.
В заснежённую мглу кровавую,
Волк, оскалю, хрипя, клыки.

Псам – остаться! Волков – повыбили!
Умирай ни за чью вину!
Но оскалюсь навстречу гибели:
«Подходите! Возьмите! Ну!»

                6.03.1986. 2.01.1998.
           ПОСЛЕДНЯЯ АТАКА.

Надгробий за тонной громоздкая тонна.
Не нужен солдату посмертный гранит.
Какое надгробие мощью бетона
От гибельной пули тебя сохранит?!

К нам гибель-стервятницу пуля привадит.
Проклятую кто же высотку возьмёт?
Кровавою стёжкой шинели прихватит;
Сердца ли к земле пристрочит пулемёт?!

Пусть вечно бы враг недобром поминался…
Земли теплотой не надышишься впрок!
Но взвод по команде - «вперёд!» - поднимался.
Иных и не будет в бессмертье дорог!

Поднимется взвод по слепящему знаку.
Ракета жестокую высветит близь.
В последнюю мы поднимались атаку.
Все наши победы посмертно сбылись!

                12.5.1993.

   ПОСЛЕДНИЙ СКРОМНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Не вылезти, когда навалят камень.
А слёзы, фразы – мало всякой лжи!
Покойника – на выбор! – и венками
И матом – обложи.

Начальство мрёт – и фраз о нём! Столбцы фраз!
Не видно человека из-под фраз!
История банальная, как цифра!
Иной умрёт – глядишь – забыли враз!

Что ж, плачь, вдова! Родня притворно охай!
Ушёл от нас и друг, и сват, и брат!
Был почему для всех покойный Крохой?
В запросах – скромен! Каждой крохе – рад!

Конечно, есть и ростом, кто повыше.
Лежит покойник; саваном обвит.
За проходную, будто вышел.
Вздохнул! Вполне спокойный вид!

Да что он мог, простой приёмщик мяса?
Налево глаз не зря косил хитро!
Посмертная и выдала гримаса
Тщедушное товарища нутро.

Шепну: «Тащи! Бери же больше, Кроха! «
Но воровской не сгубит Кроху раж.
Он ежли сыну свадебку отгрохал,
Так отложил и дачу, и гараж.

О том ли был ещё не так давно шум?
Живи достойно – все возмущены!
И тяжкую влачил бедняга ношу –
Возросшие потребности жены.

Всё ждал: вот, вот! Войдут, возьмут под ручки!
А на шиши – какие? – строил дом!
Насчёт интересуемся получки:
Нажиты вещи честным ли трудом?

И вот он – гроб! И в датах скорбный камень!
Но горевать – совсем уж нету сил!
Не зря прикрыты веки медяками,
Чтоб левый глаз направо не косил!

Всего боясь и помер бедный Кроха.
В лица вглядеться мёртвые черты,
Как будто он отделался неплохо!
А я? А ты?!

Так наливай! Прощальной чашей брызни!
Я грош у друга выну из-под век.
Так мало взял, в конце концов, от жизни
Последний, скромный человек!

    1979

  ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР.

 Пей! Гуляй! Бродяга, вор.
 Степью ль весь пропах не ты?
 Постоялый в поле двор.
 Ворота – распахнуты!

Ах, под эти ль ворота
Привела судьбинушка?!
Кабы чаша мимо рта,
Так в руках слабинушка!

Провела тебя судьба.
Спустишь  всё, что крадено!
А ворота – два столба!
Сверху – перекладина!

В поле труп ветрам обвыть.
Примет без полушеньки!
Горло ей твоё обвить,
Роковой подруженьке.

В чашу, было, заглянул.
Песню -  пел! Затягивал!
Вышло - петлю затянул.
В злых объятьях вздрагивал.

             1992

          ПОТЕРЯ.

Я словно концы преступления прячу.
Ребёнка в себе растоптать палачу!
Что ж снится: ночами потерянно плачу?
За детскую ль душу слезами плачу?!

Я знаю, проснувшись, те слёзы – чужие.
А я и слезы не пролью наяву.
Здесь в мире душе, здесь во злобе и лжи ей,
Ребёнком не выжить! А я проживу!

Я душу сгублю, будто в землю зарою,
С душою покончить бездумно спеша.
Что ж каждого сна беспросветной порою
И стонет, и плачет ребёнок-душа?!

Мне прежней, той давней души не запомнить.
Хоть всё в жалкой памяти развороши.
И бездны рассудка ничем не заполнить.
Не стало души и не жить без души.

           19.10. 2001.

       ПОЭТАМ

Мне казалось: песни все пропеты.
Петь – судьба! И песня - в жизнь! -  длиной…
Пуля с петлей метят – кто поэты.
И судьбы не может быть иной!

Но приходят чёрные кончины…
Сплёл поэт удавкою слова.
От безбрежной, песенной кручины
Так и лезет в петлю голова!

Пулю б – точкой! Что поэту слава?!
Обрести бы Слова глубину!
Пусть мне горло сдавит смерть – костлява! -
Я не петлю – песню затяну!

Буду петь! И жить, срываясь в бездны,
Что грозят погибелью души!
Воссиял во Слове б свет небесный…
Для Небес живи, поэт, пиши!

   31. 12. 2000.

           ПРАХ

Мать родная, земля сырая…
Надмогильный мятётся прах.
Мне лететь бы, листвой сгорая.
Мне бы жить в щебетанье птах.

И ни радости, и ни боли
Не испытывала б душа.
Мне бы никнуть былинкой в поле.
Тихо, будто и не дыша.

Мне и душу б развеять прахом.
Об иной судьбе не моля,
Мне вернуться б к листьям да птахам,
К беспечальной тебе, земля.

И частичка земли слепая –
Ввысь по солнечному лучу.
И под звездами, прилипая
К ветра лёгким ступням, лечу!

В колыбели б уснуть погоста.
Надо мною траве расти.
Дай вернуться безбольно-просто.
Твой безгрешный мир обрести.

                4.1981.     21.8.2002

                К приходу Антихриста.
               
         ПРОКЛЯТИЕ КРОВИ.   

Взгляд матери меркнущий; площадь – гола.
В какой, приютившей безбожницу, горенке
Она под иконами родила?..
Застыли умолкшие колокола,
Свисая с разбитой стены колоколенки
Повешенных грузно качались тела.

Пусть множатся жертвы! К числу и число!
Я – голосом неупокоенной крови их!
Отец ли из петли хрипел тяжело?
Той кровью моё исказило чело!
Святые иль висельники в изголовии? -
Мать сына родит! Ибо время пришло!

Рожай же в проклятьях! О мщеньи моля…
Молитвами выстони душу забытыми.
И – вдаль эскадроны! Степями – пыля!
Мать в родах умрёт – будь ей прахом земля!
Не вздрогнут могилы коней под копытами,
Но кладбища – новых сражений поля.

И новым оркестрам победно греметь
Просторами гулкими и неохватными…
Так было от века! Так будет и впредь!
Грохочет над миром жестокая медь! 
Былое проступит кровавыми пятнами.
И, словно с лица! – эту кровь не стереть.

Кровь! Кровь - по земле! Кровь – под небом - опять
К отмщенью взывает, ни в чём нераскаянна!
К чему начертанья и числа сличать?!
Кровава земли будет каждая пядь!
На каждом – проклятьем! – отметина Каина.
От века – на всех родовая печать!

Из памяти – грянули колокола!
Мне видится въявь: по стене колоколенки
Повешенных грозно качнулись тела…
Но площадь, гудящая ветром – гола.
Мать в чаде иконном, в расхристанной горенке –
Проклятие крови! – меня родила.

     1983. 17.09.2006.

        ПРИЗРАК.

Что ни век – мятежи, бои!
Дни затишья придут – мгновенны!
Время, кровью нас опои!
Так, чтоб рваными клочьями вены.
               
Взмахом острым клинка – вразмёт!
Кто вернее ль узлы развяжет?
Но о времени пулемёт
И продолжит, частя, и расскажет.

Хватит горсти - на гроб! – земли.
Но кроваво, но жутко зыблясь,
Призрак бунта встаёт – вдали
Черепами разбитыми сыплясь.

Воли гибельная стезя…
Век, твоих ли коней стреножить?!
Лишь нельзя мертвецов, нельзя
По могилам по тёмным тревожить.

Что ж ты землю и волю сдал?
Злоба душу клинком пластает.
Мёртвый призрак над миром встал.
Призрак плотью - живой! - обрастает.

 21.9.1990.

       ПРОРОК

Ослы…Верблюды…Кутерьма…
Мир – бесконечным караваном!
Погонщики сошли с ума.
И дервиши – в наряде рваном.

Не жизнь – пустыня! Предо мной
Кадили идолам пророки.
И путь оканчивал земной
Любой из них – в любом пороке.

Сбивались толпы в города.
Их поселенья, и границы.
Но путь – по кругу! В никуда!
Людской, звериной вереницы.

Мне - мимо градов, мимо сёл,
К незримым кущам, к ним - тенистым!
И каждый рад лягнуть осёл,
Путём бредущего тернистым.

Я – прочь от блудных капищ! Прочь
От подлых торжищ! Мне кричали:
«Мы здесь живём! И не пророчь!
Мы были странники – вначале!»

Я звал – не шли! Куда ж идти?!
Вещай, пророк! О чём? – не спросят.
А то сворачивай с пути!
И слово злобы камнем бросят!

Мне тяжек был пустынный путь.
Я меж людей молчал – срамился!
Но верилось: когда-нибудь,
Дойду, куда всегда стремился.

  9.12.2007

         ПРИМЕТА

Возвращенья верная примета –
Мир мой отчий, отчий снится дом.
Сердцем осязаемо всё это:
Как река ворочается льдом.

Синь во всём весенняя реки?
Или воздух синий замер?
Словно кто глядит из-под руки
Добрыми и влажными глазами.

Мир мой отчий – вот моё наследство!
Хрусткий ветер в летнем камыше.
А в душе – несмолкший отзвук детства.
И не нужно большего душе!

Здесь опять задержит не на час
Лето убывающее август.
Спасом август яблочным сочась
И листвою, и росою трав – густ.

Первый лёд в речных застыл затонах.
Мокрой мглою даль заволокло.
Вербы в сеть своих ветвей сплетённых
Ловят хрупкой осени тепло.

И бескрайне-долгие снега…
Память соберёт меня в дорогу.
А дорога тем и дорога –
Возвращеньем к дней былых порогу.

Мир мой отчий – всё во мне, что свято!
Как бы сын и жил, и не жил твой,
Но трезвить стараюсь душу я той
Неба вечной, доброй синевой.

Памяти взыскующим судом
Жив и я! Да будет в сердце это!
И недаром отчий снится дом –
Возвращенья верная примета. 

 6.1980. 31.8.1990
     ПТИЦА-ДУША

Были перья снега белого, белее.
Тьмы чернее перья чёрные души.
Будто птице – что же делать на земле ей?
Камнем падай или в небо взмыть – спеши!

И душа полёта жажду утоляя,
Перья чёрные роняла на лету.
Перья белые в падении теряя,
В бездн кромешную срывалась пустоту.

И казалось: над земли безмерной бездной,
В небо застившей душа сгорала мгле.
Душу-птицу вечный свет манил небесный.
И влачилось тело – тенью по земле.

И срывалась вниз, и ввысь душа летела.
Выше в небо, взмыть безудержно, спеша…
Чёрной тенью по земле влачилось тело.
Белой птицей в небесах плыла душа.

 12.01.2003

      ПУСТОЙ КРЕСТ

В нашем городе, при въезде,
Есть подобие креста.
Что к чему? Прикиньте, взвесьте!
Крест не крест, а пустота!

Крест воздушный! В камне – прорезь!
Всё-то, вроде, по уму!
Я и в памяти пороюсь.
Колоколец-то к чему?!

Подходи-ка, богомолец,
Приложиться к пустоте.
Можешь звякнуть в колоколец.
Колоколец – при кресте.

В камня прорезь можешь глянуть,
Будто в дьявольскую пасть.
И навек душой воспрянуть,
А всего скорей – пропасть.

Это ж надо! В камне дырка.
Придорожный крест пустой.
Глаз ли в дырку, нос ли тыркай.
Лучше – прочь иди, не стой!

Я и гляну – вмиг отпряну
От подобия креста.
Мне ж – сквозную в сердце рану;
Мир без Бога – пустота!

       12.12.07      
               
       ПУТЁВКА НА ЮГ.

Там Чёрное море, там жаркий песочек.
Путёвку ударнику выбил местком.
Круиз и прогулки по Ялте, по Сочи!
Весь отпуск пройдёт на просторе морском.

Я уголь рубил! Дни и ночи – при деле!
В забой уходил, как уходят в запой.
Вручили путёвку и дни полетели.
И вышло – хоть смейся, хоть плачь над собой!

Вот чёртово море, где в толпище многих
Маячу на пляже с утра дотемна.
Местечко отыщешь – в лицо чьи-то ноги!
А к морю пробиться – народу стена!

И в Сочи, как в Ялте! Полдня простоял там,
Пока не прилёг, всё на свете кляня.
Езжайте кто хочет по Сочам, по Ялтам!
Там больше никто не увидит меня.

Там только что пивом – одним! – освежая
И горло, и душу, решаю – сбегу!
Но встретишься – ты! Бесконечно-чужая!
На том бесконечно-чужом берегу!

Ты выйдешь из моря! С иными не схожа!
И с кем-то болтаешь, чёрт знает о чём.
Сидишь в ресторанчике – волосы, кожа
Закатным, слепым золотятся лучом!

Ты с кем-то! А с кем? Там в потёмках не ярки! –
Их лица в умеренном были хмелю.
Бутылку вина самой редкостной марки
За скромный за столик – решусь! – и пошлю.

Смелея – подсяду! И на стол – мозоли!
Романтику длинного славлю рубля!
Я на стол – мозоли! Не мне ж об Ассоле!
О парне с какого - пойми! – корабля.

Твой взгляд или что-то в синющем поманит…
Что ж в голову глупой тебе и взбрело?!
В записке: «Прощайте!» …А в сизом тумане
Белел пароход или птичье крыло?!

Ушёл пароход – вечный каторжник моря.
На целую жизнь разлучая с тобой.
Я мог бы с ветрами и с волнами споря,
Отбить у прибоя! Плевать на прибой!

Пусть не было встреч, так не выжить в разлуке.
Не уголь рублю -  штормовую волну!
А что на себя не наложены руки? -
Вернее и проще, казалось, ко дну.

А берег дошёл до несносных истерик.
Нагнали, совали спасательный круг.
Кричали, что пьяный! Тащили на берег,
Где не было глаз, милых не было рук!

Я как-то вернусь! И всё так же в забое
Отбойным, ударным гремлю молотком.
С чего же запью и неделю – в запое?
Пускай выясняет проклятый местком.

5.1982.   
 
         ПУТАНЫ

Мы в кино с тобой снимались.
Мы любовью занимались.
Хорошо-то! Как в кино!
Деньги платят и снимайся!
И любовью занимайся.
С кем попало! Всё равно!

Мы на катере поплыли.
Нам шампанским пол полили.
Полом палуба звалась.
Катер – в море! Что за горе?
И турецкий берег вскоре.
И валюта б завелась!

Бёдра – круты! Грудь – упруга!
Так за всё плати, подруга.
Хоть собою, а плати!
Нас мотало и качало.
Замер катер у причала.
Будто не было пути!

А за что платить путанам?
Спали с коком, с капитаном.
С коком спал и капитан.
Плыли, плыли! Пили, пили!

Что же вышло? Съёмки были!
Фильм снимался про путан.

       22.2.2004.
               
                ПУТЬ

Что возьму в неблизкую дорогу?
В тот обратный, в тот возвратный путь.
Дай припасть к забытому порогу,
Отче, к сыну милостивым будь!

Блудный сын Твоих щедрот не стою.
Но помилуй, Отче, и прости!
Я – в пути! Сумой душа – пустою.
И молитва – посохом в пути.

Что ж, Отец о сыне блудном помнит?
Душу мне – былых грехов суму,
Пусть надежда кротким светом полнит…
Что ещё в бессрочный путь возьму?!

  18.6.1992

      ПЬЕСА.

Декорации мая…
Лампа в ночь зажжена.
Полог мрака вздымая,
Входит к нам тишина.

В дачной, вечной беседке
Осмелели не вдруг
Взгляд и мой, и соседки,
И касания рук.

Одурманит, закружит
Керосиновый чад.
Ах, наверно, снаружи! –
Так сердца застучат.

Сердце к сердцу ли? Те ли –
Лепестками, легки! –
К чадной лампе летели,
Чтоб сгореть, мотыльки.

Пряный запах сирени
Нас в объятьях, душил.
Приближались колени,
Ветер лампу тушил.

Смена всех декораций.
Ночь ли, сцена ль гола?
Пересказанной вкратце
Пьеса жизнью была.

Тьмы задёрнутый полог.
Гнёт опущенных век.
Мотыльковый недолог
Догорающий век.
      
  15.09.1988

        ПЬЯНАЯ МЕТЕЛЬ

И та – нелюбима, и та – немила…
Метель все дороги мне перемела.
Метель закружила меня во хмелю.
Никем не любим, никого не люблю.

За пьяной метелью куда б не пойти.
С ненужным собой разминёшься ль в пути?
Не вытрезвишь душу! Навек да сейчас!
А снег – белой пряжей, по ветру – сучась.

А снег – размочаленный, склизкий такой.
Мне в петле, мерещился вечный покой.
В ночь – снежные пряди; за нитями – в нить.
И словно метели меня хоронить.

Сплетает мне лютую петлю метель.
Последнюю, стылую стелет постель.
Так пусть нелюбима, так пусть немила…
Но кто-то бы ждал и метель не мела!

   8.03. 2003.

      ПЬЯНАЯ ТРЯСИНА

То в сказке: жил да был старик; у старика-то и три сына.
У наших молодцев лихих была страна - Россия-мать.
Россия! Родина! Страна! Жизнь - вечно пьяная трясина.
Она кому, Россия, мать! А кто и просто рад подмять!

Сгубили дети мать-страну! Один и в пьянстве был удалым.               
Другой тянулся – жаден был! – к чужому сладкому вину. 
А третий – просто был дурак; споили дурня и недаром.
Им под себя да и подмять, прохвостам, жалкую страну.

И народился новый люд! Ах, что за люд и народился!
На что похож и не поймёшь! Народец – подл, народец – лют! 
Из наших горе-молодцов да кто России пригодился?
Один – упился! Тот – подлец! А третьему и не нальют!

     22.12.2005

  РАССКАЗ БЫВШЕГО АЛКОГОЛИКА.

Деньги, деньги! Пропьёшься до самых кальсон!
Чтоб на пьянку хватало грошей?!
Похмеляюсь и пью, пью, и…снится мне сон.
Вовсе – думалось – нехороший!

Я – в получку ль, в аванс? – обязательно пью.
Отмочил – убеждаюсь – номер!
Просыпаюсь и чувствую: где-то в раю!
Вижу тестя, который помер.

Вижу – трезвая сплошь! – поналезла родня.
Отчего же тогда веселье?!
Помереть – не припомню ужаснее дня! –
Только мне и пришлось на похмелье.

Всем подай новостей! И ни мёртв, и ни жив! -
Как, мол, там? На земле? – «А вот как!»
Отвечаю, ладони покойно сложив:
«Дорожают вина и водка!»

Говорю: «Наши власти – не те!
Даром цены б не завышали!»
И такое творится! А где? В животе?!
Что горит с перепою? Душа ли?

Вижу: хлещут вокруг и чаи, и компот.
Говорю насчёт винограда:
«А пустить на вино!» - «Разве мало хлопот? –
Чья-то рожа сболтнёт и рада!

А хлопот, где ни глянешь, у всех-то сполна!
Не знавала земного пота

И поплатится бедная чья-то спина.
Наказанием за лень – работа.

Тот и вовсе, бедняга, плох!
Мука бывшего атеиста.
В головах поступающих…чертополох
Выкорчёвывать! Было б чисто!

Алиментщик побегал, поизменял.
Заскучал о семейном гуже.
Помереть угораздило и меня.
Да и нету кончины – хуже!

Ох, не думал о вечных, о муках души!
Небесами в загробной жизни,
Как накажут! И спрысни! И затуши!
На похмелье, попробуй, сбрызни!

Я и пальцами так: первый кверху и вниз!
Вижу тестя – и тот за книгой!
Слышу внутренний глас: «А возьми и вернись!
Здесь невысоко! Прыгай! Прыгай!»

Благосклонны к любому и всем небеса!
О своей позабывши смерти,
Я проситься домой! Хоть на четверть часа!
«Похмелюсь и вернусь! Поверьте!»

Той же ночью ушёл! А вернее, жена
Разоряется: «Будишь! Будишь!
Дрыхнешь, пьяница?! Вижу – раздражена!
«Будешь пить – вопрошает – будешь?!»

Пить – не пью! Завязал! А супругу утешь?!
«Что с тобою?» - плачет супруга.
«Двадцать лет и женаты, и вместе, а где ж
Понимать разучились друг друга?!»

Отвернутся друзья! Все-то судят подряд!
И решили меня повесить
Да на Доску почёта! Не пью – говорят!
План даю на сто восемь, сто десять!

Не повесили! Ездят и к нам лектора!
Мне и рожа знакома эта.
Сеет невесть чего! Закругляйся! Пора!
Пета песенка, перепета!

Я спросил: «Если райских и нету небес?
Мне в одном уяснить вопросе!
Если выдумка, миф! Отчего же не без
Их содействия пьянство бросил?!»

1979

РАЗВЯЗКА ПРОВИНЦИАЛЬНОГО РОМАНА

Наш грустный роман; за главою – глава.
Раскаянно ткнулся в такие привычные двери.
Наотмашь в лицо мне ударят слова:
 «Съехала!» …Нет! Не верил!

Звонил, тарабанил и слушал замков перещёлк.
Слова из-за двери наотмашь ударили снова:
«Да съехала! Съехала! Что ж вам ещё?»
Ни строчки, представьте, представьте, голубчик, ни слова!»

И нет письмеца? И простить – не могла?!
Проклятая ссора; что хочешь и думай, и делай!
Растерянный брёл от угла до угла.
Улочкой – опустелой.

Пустынною улочкой шёл и не видел ни зги.
Да что ж, белый свет иль и впрямь на единственной клином?
Мерещились рядом любимой шаги.
И злой шепоток в коридоре скрипучем и длинном.

В халатике лёгком…Навстречу…Боса…
А в комнатке светлой, в той келейке девичьей – глухи! –
Соседские были слышны голоса.
Разные были слухи!

Нам горюшка мало! О чём не мечтали – сбылось!
А в кухне с утра пересуды на дни и недели.
Соседки язвили: «Неплохо ль спалось?!»
Халатик насквозь да во все-то глаза проглядели…

В бачке в коммунальном гремела вода.
Ах, милый роман в захолустное, давнее лето.
И всё отболело! В душе – ни следа!
Было ли в жизни это?! 

   1984 

      РАССВЕТ

Серый – в яблоках – рассвет.
                И деревья, будто кони.
Сквозь медлительный туман тени веток различи.
Жарко-розов яблок цвет;
                Вспыхнув сумерек на склоне,
Нежат яблоневый сад солнца мягкие лучи.

Зной - от яблочной жары.
                К разнотравью гнутся ветки.
Выбрел яблоневый сад из тумана вязкой мглы.
В листьев зелени шары
                Яблок – солнечной расцветки -
На грузнеющих ветвях так медово-тяжелы.

Это видеть – умереть!
                Через миг бы вновь родиться!
В листьев зелень! В сон травы, с бирюзой небес вдали!
Умереть и видеть впредь:
                Сад – в тумане; утро – длится!
Гривы тёмные коней? Тени ль веток? – до земли.
       7.07.2007
                РОЗА

           Роза! Роза на груди!
           Грезь! Люби! С ума сходи!
           И, любя, сойду с ума ли?!
           Руки – страстны и близки! –
           Смяли розы лепестки.
           Розу рдеющую смяли!

           Роза! Роза на груди!
           На рассвете – не буди.
           Что любовь? И сон! И грёза!
           Но рассвету вопреки,
           Поцелуи? Лепестки? -
           На груди, где рдела роза.

           Роза! Роза на груди!
           И…разлука – впереди.
           В лепестках – и вся беда в них.
           Осыпаются – легки! –
           Нежной розы лепестки –
           Лепестками грёз недавних.   

                3.1.1984.   12.2001.

         РОМАШКОВЫЙ СОНЕТ.

И кроме роз на свете есть цветы.
Негромкого достойны пьедестала!
Но мне ромашку вдруг напомнишь ты,
Но красота в ромашке мне предстала.

Быть красота собой не перестала.
Законы красоты просты!
Мерцают розы; та – бела, та – ала!
Что ж сердцу мало просто красоты?!

А в поле жизни много всякой прозы.
Не тронут взора царственные розы.
Иной ли красоты на свете нет?!

Но ты прекрасна тихой красотою!
Но для тебя, чьей кротости не стою,
Сплету венком ромашковый сонет!

  16.12 1990

        РУСАЛКА.

Эти волосы – впрямь русалочьи.
И туманны черты лица.
Вновь о скалы разбив, спасала чьи
Ты в пучине морской сердца?!

Слёзы? Брызги волны солёные?
Взгляда зыбкая бирюза.
Ускользающие, зелёные-
Вдаль – шальною волной! – глаза…

Я люблю вечно облик тающий
И теряющийся вдали.
Сонмы звёзд – чешуёй блистающей.
В бухте – сонные корабли.

Что ж на скалы корабль бросаю мой?
И напрасно ловлю волну!
И русалкой,  тобой, спасаемый
Обречённо иду ко дну.

Знаю: сердце не раз обманется.
Ты – мечтою! Русалкой – ты!
А зовущая даль – туманится!
И туманны твои черты.

     10.3.2003.

      РЕКВИЕМ ПО СЕБЕ

Вниз по лицу движением ладони
Глаза прикроют, нервно проведя.
Заплещут зори – тесно ль им в затоне? -
И по воде пройдут круги дождя.

Вниз по лицу движеньем торопливым
Глаза прикрыть…Глаза навек смежи…
А над речным, что полон гнёзд! – обрывом
Всё так же ввысь начнут взмывать стрижи.

Вниз по лицу таким неощутимым
Прикосновеньем горестным руки.
И с кем – теперь! – до слёз пронявший дымом,
Дом встречи ждёт над белым сном реки?!

Вниз по реке проходят каждым годом
Громады льдины, будто корабли…
И – вёснам быть, и новым ледоходам.
И канет всё в беспамятной дали.

          23.7.1986.

 РЫБАЧЬЯ ПЕСНЯ

Ждёшь и месяц, и два.
Ты – жена рыбака.
А, что стала вдова,
Так не знаешь пока.

В ночь, как в дёготь, – маяк.
Ждёшь на пирсе пустом.
Что загинул моряк,
Не поверишь, потом.

Будет сын или дочь…
Ожиданью – верна!
Ах, такого ж точь-в-точь
Пеленала волна!
Саван пенный волны
Море шьёт моряку.
Тем и годы полны
На рыбацком веку.

                5.09.1990

   РОК И ПЛАХА

Страшен, лют Земли простор!
Не Земля, а плаха!
Злую сталь палач протёр…
Страшен, лют Земли простор!
Душу в небо ты простёр;
Тело – горстью праха.

Принимай, бурьян – трава!
Чья – да неспроста ли? –
Покатилась голова…
Принимай, бурьян – трава…
Топора на жизнь права,
Суд вершащей стали.

Я ль безвинных предаю
На правёж неправый?
Даром душу продаю.
Я ль безвинных предаю?!
Страх пред ней и притаю,
Роковой расправой!

Быть не сможешь ни при чём!
Кровь по миру плещет.
Кто не жертвой – палачом!
Быть не сможешь ни при чём…
Над моим ли над плечом
Сталь, взметнувшись, блещет?!

Кровь замыли, замели.
До глухого срока…
Страшен, лют простор Земли!
Кровь замыли, замели…
О пощаде не моли –
Не минуешь Рока!   

     15.2.1992.
   РОССИЯ

Россия! Рассея! Преславная Русь!
Иначе тебя и воспеть не берусь.
На тысячу вёрст немощёная ты.
Но храмов, погостов, часовен кресты.

В заволжскую даль за ладьями ладьи.
Ты ладила вольные струги свои.
Ты в небо растила церквей купола.
И воду Святую, и брагу пила..

Под небом Господним дороги легки.
Здесь предков синеют глаза васильки.
Здесь волны в полях знойно-плещущей ржи.
К себе каждой стёжкой меня привяжи.

А после -  душа да пребудет чиста! –
Здесь лягу в могилу под сенью креста.
Я твой и по крови и твой по судьбе.
И – знаю – Россия, воскресну в тебе!

       6.2004

            РЯБИНОВАЯ ГРОЗДЬ

          ПРОЩАНИЕ.

В доме прибрано – покойник или гость?!
О невидимую стену ударяюсь.
Я и рядом, а душою удаляюсь…
И горит во мгле рябины поздней гроздь.

В доме прибрано – покойник или гость…

Ни к чему теперь, ни слёзы, ни слова.
Тишина честней и проще гробовая.
Ты прощалась, поцелуем предавая.
Восхитительна и тем навек права!

Ни к чему теперь, ни слёзы, ни слова.

И прости, и душу с миром отпусти!
Так любовь от нас уходит без возврата.
Будет горькой да недолгою утрата.
Гроздь рябины – прахом горестным в горсти…

И прости, и душу с миром отпусти!

Были рядом! Были вместе! Будем – врозь!
Куст рябины подрастёт, взрослея, на год.


Капли брызнули кроваво – скорбных ягод.
Вечной памятью горчит рябины гроздь…

Были рядом! Были вместе! Будем – врозь!

       КОЛЫБЕЛЬ

Сердце бедное поэта зарекись
В неба вглядываться горние глубины…
Рук до жизни прежде жадных – кисть на кисть!
И рассыпалась, распалась гроздь рябины.

Всё прошло, всё бренным цветом процвело
По-весеннему, шальному бездорожью…
Землю судорогой смертною свело,
Заторосило, сковало снежной дрожью.

Путь недолог в землю да… и недалёк.
Но древесные, бурлящие в нём силы
Напрягает, брат названый, стебелёк.
И тревожит колыбельный сон могилы.

Так земному с ним обязаны родству!
В нас густые, в нас живые бродят соки.
Тянет голову – лохматую листву! -
Выше, выше…Значит помыслы - высоки!

Рвись же ввысь! Тому, что бренно – вопреки…
То ли гроздья кровью брызжущей рябины,
То ль в отчаянье разбиты кулаки
О глухих небес надгробные глубины?!

      ЗЕМНОЕ ПРИЧАСТИЕ.
               
Не позднее, так раньше на год.
Разве горек людской удел?
Гроздь горька надмогильных ягод.
Кровью брызжет истлевших тел.

Плотью мёртвых набрякшая мякоть.
Кровь сочится – рябиновый сок.
Над могилой дождям проплакать…
Рдеет гроздь! Небосвод высок!

А влюблённые здесь над могилой –
Нет укромней для них уголка.

И целуемы губы милой.
И не кажется гроздь – горька.

Гроздья – любящим к изголовью!
Свестись, гроздья, и надо мной!
Брызни жаркой, рябина, кровью.
Причащая любви земной.

И могил не смутив глубины,
Губы – в губы, сердца – не врозь!
Горько свесится гроздь рябины.
Да сладка для влюблённых гроздь.   

  1985
               РУЛЕТКА

Вёрткий шарик летит, мелькая,            
И на цифре замрёт какой?
Вот рулетка! Игра такая:
Ставку сделал – прощай покой!

И на жизнь поглядеть – рулетка!
Люди верные говорят:
«Можно выиграть! И нередко!
Ставь на клетки, на все подряд!»

Всех удачливых озадачу.
«В деле риск до конца в любом.
Умный ловит за хвост удачу.
Под копыта суётся лбом!»

Чту удачу и сил не трачу.
Хоть бы раз повезло в году!
На упорство поставлю клячу,
Сам заезженный упаду.

И колеблешься неспроста ведь.
Совесть, подлость, богатство, честь!
И не знаешь, на что поставить:
Нет возможностей! Выбор – есть!

Жаждешь выигрыша? Не выйдет!
Жизнь – рулеткой! Надейся, друг!
Кто ж конца той игры не видит, –
В пух и прах проигрался вдруг!
               
   1980 

  РОКОВАЯ ЛЮБОВЬ
                ИЛИ МЕСТЬ ПАРИКМАХЕРШИ.

Любил Ромео пылкую Джульетту
Что ж! Нынче ль нету страсти роковой?!
А я своей за страсть за эту
Мог поплатиться б головой!

Не так стара история моя.
В мужском салоне были вы и сами.
Видали парикмахершу? А я,
Как раз оброс усами, волосами.

И вот зайдя в мужской салон,
Гляжу – зеркал со всех сторон.
По сердцу мне да не расчёской – плугом.

Красива, трепетна, стройна.
Там в зеркалах, в любом – она!
В мелькающем халатике в упругом.

Подсяду к ней! Вполне при этом чинен!
Слегка и тронут чудною рукой.
А холостому что мужчине
Под ручкой ощущается такой?!

Снимала, словно стружку с головы.
Я умолял: «Душить не надо!»
Пошляк, шутил: «А ежли, дескать, вы
Работу и возьмёте на дом?!»

Часами б в сонмище зеркал
Её высматривал, искал.
Ах, так она прелестно отражалась!
Весёлый брякну, холостой:
«Я ранен вашей красотой!»
А мне: «Вставайте!» …Просто жалость!

Встаю, гляжу! Какой-то странный ёжик!
По прейскуранту – грош всему цена!
А я гляжу и всё же, всё же
Собою вовсе не дурна!

Она сказала, стричь-то, мол, учусь.
Я шляпу на глаза надвину.
Прощу, прощу в избытке светлых чувств
Состриженную брови половину.

Что бровь состригла? Всё равно!
Я пригласил её в кино.
Дня через два была погода хмурой…
Зайти с повинною? Увы!
Да не сносить мне головы!
Рискую здесь не только шевелюрой!

Любовь! Любовь! Из разных фильмов, книг ли
Мы знаем всё о страсти роковой.
Мне стало сниться: взяли да подстригли.
И сняли волос вместе с головой.

С косою… бритвой мчались по следам.
Я – помню – шел, и конкурс вижу стрижки.
Что ж, подороже голову продам.
Раз волоса подобные излишки.

Бритьё и стрижка – высший класс!
Зайду, куда ни брошу глаз! -
Её здесь нет! В подстрижке – неумеха!
Разделает, как под орех!
Доверь ей стричь! И смех, и грех!
Но только сел и стало не до смеха!

Смекаю - всё! И ножницы для виду!
Стоит она, как будто в чём виня!
А мстить начнёт? Каким отсюда выйду?
Вперёд ногами ль вынесут меня?!

Бросало в пот и злая била дрожь!
Нет ничего страшнее женской мести!
«Ты, бритву – говорю – не трожь!
Не трожь! Положь! Пускай лежит на месте!»

Одну мыслишку и таю.
Не смерть ли это по мою
Пришла по душу?!
Ну как в лицо глядеть в её?!
Блеснуло бритвы лезвиё…
И я, признаться, так постыдно струшу.

И снова мысль – а мог бы стричься реже!
И я сказал – народу полон зал! –
«Товарищи! Она меня зарежет!
Товарищи!» - не выдержав, сказал.

Но грянул смех! И молвила: «Живи!»
И что Шекспир с любовью роковою?
И кто сказал: до гроба нет любви?!
Когда своей ручаюсь головою!

«Живи!» - как прыщ, прижгла словцом.
Сижу, понурившись лицом.
До ног «Тройным» опрыснут был флаконом.
Пропах одеколоном я.
Но голова при мне – моя.
И в браке с милой мы теперь в законном.   

 21.12.1982.

   С ПОВИННОЙ

Однажды я к тебе вернусь,
Да и покаюсь, повинюсь.

За то винюсь, что и любя,
Тебя забыв, ушёл в себя.

Я ничего не замечал.
Пел о любви – с тобой молчал.

А стих – признание в любви!
И миг любви – держи, лови!

 18.12.2005.

        С ТОСКОЙ ПО «РЕТРО»

Самолёты сокращают расставанья.
Расстоянья сокращают поезда.
Конской упряжью пылятся без названья,
Подзабытые с подпругою узда.

Что ж так хочется, чтоб сани, кони…» Трогай!»
Чтобы вьюгой зацелована щека.
Вдаль тащиться б той унылою дорогой,
Бесконечною, как песня ямщика.

Так привычно провожаем пароходы.
Их простуженную любим хрипоту.
Если ж выпадет у моря ждать погоды,
Так с комфортом в каждом аэропорту!

Ну а мне бы в тёмных бешеных буранах,
Занесло да хоть бы к чёрту где-нибудь! -
На каурых положиться б, на буланых.
Кони выручат! На верный выйдут путь!

Никаких не признавая расписаний,
В путь – по зову русской песенной души!
Завалиться б от любви хмельному в сани,
Затеряться бы в завьюженной глуши.

Чтобы с песней, зазвучавшею удало!
Чтобы до ночи, до самой темноты
За ворота выбегать устала
Разлюбезная, заждавшаяся ты.

     16.01.1083

          СВАДЬБА

По дороге возок ли? Дроги?
Тихо кони во мрак плелись.
И сугробы ли вдоль дороги?
Или избы? И вдаль, и вблизь…

Ехал путник – подсела вьюга,
Кожушок, растрепав ему.
«Ах, укутаю мила-друга,
Жарче-жаркого обниму!»

Взвыли скрипки и бубны – рядом! -
В честь невесты и жениха.
А невеста бела нарядом
И была, словно сон, тиха.

Шумный топот…Раздолье свадьбы….
Стелет ночь молодым постель.
Побогаче гостей созвать бы:
 К ветру – бурю, к пурге – метель!

Запоёт, загудит округа.
Свадьба русская – плач да вой!
Заневеститься к ночи вьюга,
Глядь, наутро – вдова вдовой.

  19. 10. 2001

       СДЕЛКА.

Песней – жизнь! Была бы звонче спета!
Дьяволу заложена душа.
И за Музу – милую поэта –
Сводник-чёрт не спросит ни гроша.

Пой, поэт! Не зря душа в закладе!
Та и Муза, в чьей любви гореть!
Заложу всю душу, песен ради.
Да согласен дьявол и на треть!

Дьявол скажет: «Слово ли нарушу?
Чёрт, с тебя ж по-божески возьму.
Не талант размениваешь – душу!
Быть, поэт, по слову твоему.

Пой, поэт! Люби, твори, пиши…
Песнями не выкупишь души!»

Петь бесславно – жизнь ли зря потратить?!
Дьяволу заложена душа.
И готов желанию потрафить! –
Чёрт с тебя не спросит ни гроша.

С честью кто бы славу, где и встретил?!
Из непрочных сил тянуться, жил?!
И недаром дьяволу две-трети
Я души в заклад и предложил.

Дьявол скажет: «Слово ли нарушу?
Чёрт, с тебя взимаю по-людски!
Чёрту, мне, закладывая душу,
Не подать стараешься руки.

К чёрту – честь! Прославься! Поспеши!
Славою не выкупишь души!»

Что ж душа? Души и неспроста нет!
Дьяволу заложена душа.
К ложу дьявол смертному и встанет.
Не возьмёт за душу ни гроша.

Был талант – прикрой достойно веки.
Слава - тлен! С оградкою в тиши.
И ничем не выкупить, навеки
Дьяволу запроданной души.

Дьявол скажет: «Слово ли нарушу?
В сделке с чёртом платят целиком!
Знай делил на пару с чёртом душу…
Звонким жизнь катилась медяком!

А теперь – плати и не греши.
Крохами разменянной души!»

     1983


    СЕДИНА ИЛИ РАЗГОВОР С ЖИЗНЬЮ
                И СМЕРТЬЮ

Седина…Ах, жизнь и что ты скажешь?!
«Я сплету из белых нитей…старость.
Не распустишь нитей, не развяжешь
Погребального ты полотна!»

Жизнь, а много ль мне ещё осталось?
«Жизнь – одна и смерть у всех одна!»

Жизнь ли, смерть? Меж ними ль нет границы?!
Жил – зачем?! Кто скажет? Кто ответит?
Смерть глядит – пусты её глазницы.
И зловещ бессмысленный оскал.

«Смерти ждал! Затем и жил на свете!
Всю-то жизнь ты смерть – свою! – искал.   5.9.1989.
               

     СЕДЬМОЙ

«Седьмой! Седьмой!» - кричит, хрипит «Земля».
И снова треск в моих глухих наушниках.
И самолёт, не слушая руля,
Войдёт во штопор! Что ж там? Не пойму ж никак!

А высота – шестнадцать, восемь, пять…
«Седьмой! Седьмой!» - откликнулось опять.

Миг ослепил! Мой «Миг» и повело
Туда к земле! «Пора!» - хрипят…А что – пора?!
Руль на себя, не лечь бы на крыло.
И выйти бы из гибельного штопора.

От перегрузок лопнули виски.
Леса, поля – безжалостно близки.

Тяни до леса! Выдюжишь – герой!
Пока живёшь – и смерть полна значения!
Смыкает эскадрилья строй,
Идёт к земле, где вновь идут учения.

А я к земле – сгорая на лету.
А я – во мгле,  теряя высоту.

И что со мной – понятно стало им,
В расчётах ошибившимся наводчикам.
Был перехватчик неостановим,
Тот «Миг» другой, другим ведомый лётчиком.

Плыла земля в безбрежной, сонной мгле.
Его на цель и навести «Земле».

Откуда – ждал! – он должен был зайти.
Суметь заснять – условно сбить ракетами.
Пересеклись ревущие пути
И крылья в небо рухнули воздетыми.

Что небу в том? Ошибочен расчёт.
Чей самолёт, чей курс пересечёт?!

Условный бой, условный перехват.
Да что поймёшь в секунду встречи краткую?!
И то, что кто-то в чём-то виноват,
В учебных играх – мелкою накладкою!

Но только всем накладкам вопреки,
Я дотяну до леса, до реки.

Поздней о многом сам себя спрошу.
Там на земле о многом и напомнится.
А над землёй мой белый парашют
Такой полынной горечью наполнится.

И та в меня летящая земля
Вдруг отстранится, чувства шевеля…

Я снова жив! Один в душе мотив
Звучит полнее, радостней, весеннее.
Но вспомню всё, внезапно ощутив
Пред ним, другим, постыдное везенье.

2.1985 
               
СКАЗАНИЕ О БЕЛОМ И КРАСНОМ.

Два сына, два любых у матери было.
Одною любовью двоих и любила.
Два сына, два трепетных утра погожих…
Взрастило их время во всём непохожих.

Один: «Разделить бы меж всеми богатства!»
Другой: «Распылить ради нищего братства!»

«Отринем – один убеждал – отречёмся!»
«И в рубища – брату второй – облечёмся!»

Знай спорили братья, а жизнь рассудила.
А время в горячие сёдла садило!
А время коней беспощадно стегало.
И пулей, и шашкой в бой настигало…

Белеют их кости в погибельном поле.
Здесь братья сошлись и не встретятся боле.
Зло сшиблись в бою; люто шашки сверкнули.
Пришпорив коней, и на шаг не свернули!

Два сына для матери милых навеки…
Ладонью земля им ложилась на веки.
Ну что за планета – погост на погосте?!
У всех одинаково белые кости.

И кровь-то навек одинаково-красной…
Но братьями кровь проливалась напрасно!

     27.08.1988


    СЛОМАННЫЕ КРЫЛЬЯ

Я выйду в путь, в безбрежный путь земной.
Душа – в полёте! Счастье – недалече!
Поникнут крылья – сломанные мной.
И горб грехов сутулить будет плечи.

Душой с пути безгрешного собьюсь.
Гнусна, грязна! – дорога нелегка мне.
Я всей душой о камни разобьюсь,
Людских сердец бесчувственные камни.

Былые крылья, будто костыли…
На сломанные крылья ль опираться?!
Брести, ползти, и счастья ждать вдали;
Так нищие умеют побираться.

И надо жить, и надо б не греша…
О камни ль душу? Богу душу – ввысь ли?!
Упав на камни, корчишься душа.
Влачишь свой горб – те крылья, что обвисли.

    16.11.2001

      СМЕРТНАЯ РУБАШКА

Ветры повеют весенние с юга.
Птицам вернуться, по рощам звеня.
Вышей рубашку мне белую, вьюга.
И схорони в той рубашке меня.

Сшей мне рубашку, а я затоскую.
Только примерю – ничто не сбылось!
Вечную сшей мне рубашку такую,
Чтобы в могиле в ней легче спалось.

Вышей по вороту вешним узором
Жар поцелуев, чтоб вышло теплей.
Чтоб василькам – нежно-любящим взорам! -
Кротко сиять, голубеть средь полей.

К сердцу, чтоб нитями красными вены.
В сердце, чтоб неба немеркнущий цвет.
Первый мой крик в той рубашке мгновенный,
В той, народился в которой на свет.

Мне и жилось нелегко и нетяжко.
Был и счастливым, и жил напролом.
Светлою, смертною выйдет рубашка.
И схорони! И воскресну в былом!
               
   25.12.2002.

СОНЕТ К ИЗГОЛОВЬЮ

Всё в мире было! Не раз и не два!
Всё повторялось века за веками.
Снова сонеты сплетаем венками.
Вновь о любимых сонетов слова.

Буйная в рост по могилам трава.
Прошлое – прахом у нас под ногами.
Жизни продолжиться! В песенном гаме
Вечным беспамятством юность права!

Звонкой сердца будоражатся кровью.
Смолкнуть с годами глухому злословью.
Будет и к нам благосклонна молва!

Всё в мире было! Не раз и не два!
Спи! Возлагаю сонет к изголовью.
Я для тебя сплёл сонета слова.

     28.9.1994.


    СОНЕТ О ПОГИБЕЛЬНОЙ КРАСОТЕ

Среди цветов невянущих мороза –
Не нужно им ни света, ни тепла! –
В ночном окне, заиндевевшем Роза
Так холодно и властно расцвела.

Не тронь! Сожжёшь дыханием дотла.
Приблизишься – растает сердца грёза…
Погибели Ты кубок подала!
Ты – праздник! Ты! Забыта будней проза!

Ты – Красота! – всю душу забрала.
Чем ни грозишь? Мерещится ль угроза?!
Днём таешь Ты! Была ли, не была?!

Сияй, сияй царица ночи, Роза!
Лишь за Тебя – иною ль быть могла? –
Яд жизни пью, и чаша мне – мала!

                15.12.1989


                СОЛОВУШКА

Ах, о чём, о чём соловушка?!
Что за песни распевал?!
Чьи сердца – играла б кровушка! –
Буйной трелью разбивал?!

Вдаль заливисто насвистывал.
Пел взахлёб, аж не дыша!
Так рвалась на части – истова! -
Соловьиная душа.

Приюти певца, черёмуха,
В голубой тени ветвей.
Он поёт, как бьёт без промаха,
В ночь, залётный соловей.

Петь и мне бы – всем раздаривать
В песне душеньку свою!
Петь бы, душу разбазаривать.
Звонко вторить соловью.

Пропадай, моя головушка!
Песней – жить! Ей нет конца!
Вот, поёт, поёт соловушка!
Бьются – вдребезги! – сердца
   
 19.06.07.
   
            СТАРАЯ ПЛАСТИНКА.

Который день по вечерам ты крутишь старую пластинку.
В забытой песенки мотив не зря твоя закралась грусть.
Навек простое «пай-ру-рам», а под пластинку, под грустинку
Так плечи, зябко опустив, ты песне вторишь наизусть?!

Ты вторишь песне про себя…Ах, будто в омут затянуло!
Кружится диск; душа – в былом! Легла да на сердце! – игла.
Где целовала ты, любя, там сонно лилия тонула.
Луна дробилась под веслом и тихо лодочка плыла.

Тонула песня вдалеке; и…ту любовь круженьем диска
Выносит памяти со дна! Плыви же, лодочка, плыви!
И счастье в каждом лепестке и поцелуе было близко.
Так что же снова ты грустна? А ты грустишь по той любви!

Кому признаешься и в чём? Себе и то в ответ ни слова!
И лишь один всему виной…мотив; лишь это «пай-ру-рам»!
Прильнёшь, так зябнуще плечом к давным-далёкому, где снова
Качает лодочку волной, который день по вечерам.

      4.1981
               
          СТЕПИ

Степи. Степи. Над сумрачною глухотой,
Над осеннею, выстуженною равниною
Небо, словно прострочено было той
Стаей дальнею, журавлиною.

Миг, и – мгла
На безмолвные степи мертвяще легла.

Миг завесу мне вечности и приоткрыл.
Кто здесь жил? Кто был роду какого и племени?
Взмах далёких, мелькнувших порывисто крыл –
Штопкою на завесе времени.

Пыль и прах…
И ни памяти нет об истлевших мирах.

Города здесь шумели? Сады ли цвели?!
И смешались века! И столетья – мгновения!
Ковыли…Ковыли…
Травы сумрачные забвения.

Вы куда,
Кучевых облаков кочевые стада?!

И нескоро здесь плугу настанет пора
Степь изрыть, разворочать пылящею пашнею.
Здесь одни и гнездятся ветра,
С былью сжившиеся вчерашнею.


Осень…Мгла…
Бесконечно равнина глуха и гола!

       5.4.1980

     СТЕПНАЯ ВОЛЯ

Степным простором душу полнить.
Степь всеми нервами впитать.
Всей кровью судорожно помнить
Горячую кобылью стать.

Кому другим хоть путы режьте!
О воле что им знать степной?
Никем не взнузданная прежде,
Объезженною будет -  мной.

На поводу веду по кругу.
И заарканю, и смирю!
Ей, кобылице, да в подпругу
Слепяще-росную зарю.

И чтоб летел вдогонку ветер,
И расступались ковыли.
Степной простор – звенящ и светел! –
До края неба и земли.

Степь! Только степь! В полдневном зное,
Где не разъять под солнцем век,
Быть взнузданною всё равно ей;
Объезженною быть навек…

И ты моей, гордячка, будешь.
Ты, словно степь, вольна сама.
Шальную кровь ты в каждом будишь,
Меня вконец сведя с ума.

Я ль подступиться не посмею.
Ночь бросит нас в ковыль-траву.
Знай, будешь, будешь ты моею.
Тобой дышу, тобой живу.

 4.3.1994.   12.2007.

       СТРАДА.

На милость, Небо, щедрым будь.
Я столько дней с ночами кряду,
Ростком в земле – невидным взгляду –
Свершаю к Небу должный путь.

На милость, Небо, щедрым будь!

Тьма надо мною раскололась.
Свет воссиял благой во мгле.
Я – ввысь тянусь! Клонюсь к земле!
Так в поле зреет каждый колос!

Тьма надо мною раскололась.

Начнись, желанная страда!
Пусть никнут стебли, тлеют корни,
Мы в житницах пребудем горних
Избытком доброго плода.

Начнись, желанная страда!

      27.4.1993.
   СТРАШНЫЙ СУД

Песни горланим! За вожжи – драка!
Кони галопом – вдаль -  понесут…
Вдаль бы – на свет из мертвящего мрака;
Страшный вершим над собою суд!

Вдаль! А куда? – и не знаем сами.
Тряско? – ну что ж! Затошнило?  – стерпи.
С дугами, тройками да бубенцами
Сгинем в навек непроезжей степи…

Здесь нам очнуться! Куда ж идти нам?!
В бездну дорога проторена!
Жуток разверзшийся мрак! Лошадиным
Черепом вгрызлась во мрак луна.

Кто-то коней летел под копыта.
Кости хрустели, кровь - та же вода.
Годы нас мчали? Телегой – разбита!  -
Жизнь? И теперь нам податься куда?!

Боже, иль вечный Твой суд вершился?!
Снова мы кличем: «Эй, кто-нибудь!»
Кто бы нас вызволил, кто бы решился,
Кто бы направил на ясный путь?!

    8.06.1994.

      СЫН И МАТЬ

Повела судьба – крива!
Кровью кто ль умоется?!
Петля – вечная вдова
Ждёт в объятья молодца!

Ей в объятья попади,
Обовьётся, лютая!               
Сыну мать: «Не пропади!
Всех Святых молю-то я!»
               
У сынка лиха судьба,
Конь лихой да краденый.
Ну а в поле два столба,
Третий – перекладиной!

Всё-то, мнилось, по плечу!
Да в удачу верилось.
Погуляю, покучу!
Жизнь, как дым, развеялась

Где болтался, пропадал?
В петельке болтается.
Кости ветер обглодал.
Ворон с ним братается.

Петля, многих ты вдова…
Жить нам – во крови тонуть!
Так она, судьба, крива –
Только ноги вытянуть!

    31. 05. 1992

      СУМЕРКИ

Что ж, сумерки всюду сгустились уже.
Лишь малый клочок под ногою земли – твой!
Ты здесь на последнем стоишь рубеже,
Крестом осеняя себя и молитвой.

Ещё золотятся церквей купола.
Но сумерки, словно стервятников стая.
Не верю, что скажут: «Россия – была!»
Хоть в памяти Русь да пребудет святая!

Хотя бы в одной покаянной душе
Жива будет Русь и возлюблена Богом!
А сумерки всюду сгустились уже…
В безверии мир бесконечно-глубоком!

       1.2006.

       СУЧИЙ КОТ.

«Мерседес» - любому, дачу.
Взять не дрогнула б рука!
Что ж для всех – живу, чудачу?!
Скромен, честен! Пьян – слегка!

Не попросишь Бога ради.
Не завидуя – живу!
В то «авто» при всём параде
Кто в мечтах, кто – наяву!

Ах, за жизнь да за такую –
Душу дьяволу продашь!
Я невольно затоскую.
Душу, деть её куда ж?!

Кто подлец, твори, что хочешь.
Душу – к чёрту! Бог -  почти!
Чёртом – сам в себе! - хохочешь.
«Эй, придурки, прочь с пути!»

Никакой душевной смуты.
Просто жить! И жать на газ!
А куда ты? И к чему ты?!
Все там будем! Весь-то сказ!

Кто, как в баню, в церковь ходит.
Испоганился, греша!
Что ж моя душонка шкодит?!
Сучий кот! А не душа!

А на суд притянут правый?
«Жил – грешил? За годом год?»
Весь в дерьме! Хоть стой! Хоть плавай!
Из дерьма – в дерьмо! Исход!               

 2.2.2005.
СТИХИ О ТУРЕЦКОМ ПАСПОРТЕ

Бывало, раньше спросят просто:
«Придурок! Нации какой?»
Теперь и задали б вопрос тот –
Турецкий паспорт под рукой.

Еврей ли? Русский? Шёл сглупа спор!
А в новый паспорт погляжу,
Да х…оть пред каждым выну паспорт! -
И никому не покажу.

Я поздно понял: что и как там!
Где за меня, когда решат?
Но только факт остался фактом –
Не х…очешь – нации лишат!

И как оплёван, как ударен.
Себя за локти ль покусать?
Как доказать, что не татарин?
Что, как не паспорт! - показать.

Я в бок, стою, себя толкая:
Ты кто? – как будто не знаком.
Я, словно статуя какая,
А паспорт – фиговым листком.

Иной готов аж до Адама
Про родословную свою.
А кто моя – скажите – мама?
Себя и то не узнаю!

Эх, нам бы ум! К уму бы – разум!
У всех ли папа был юрист?
Не стало нации и разом
Да кто ты? Что ты? – разберись!

Я жи..л? Не жи...л наполовину?
И доживаю – гражданин!
Х..оть режьте – паспорта не выну!
Из – извиняюсь, – из штанин.

А каково родиться турком?
На полумесяц ставьте крест!
На что надеяться придуркам?
Х…оть – нету наций – каждый съест!

Хер! Нету наций! Каждый съест!
 
  10.2006
  ТОШНО

Отчего и не пойму.
Ни другому никому,
И при солнце, и луне
Тошно мне, ох, тошно мне!

Жизнь была б нехороша,
За душою - ни гроша.
Да была б душа в цене!
Тошно мне и грустно мне!

А кому душа нужна?
А к чему душа нежна?
День ли светит, ночь в окне?
Грустно мне и горько мне!

Мне бы жить и не грустить.
Грусть бы намертво скрутить.
Утопить в лихом вине!
Горько мне и тошно мне!

Захлебнуться жизни той –
Грустно!  – горькой тошнотой.
Ни за что пропасть на дне!
Тошно мне, ох, тошно мне!

Всё не то и не к тому.
Отчего и не пойму.
И гори… душа в огне!
Всё ни к чёрту! Не по мне!

   20.4.2006

      ТВОРЧЕСКИЙ ЛАРЕЦ

Подчас и дьявол быть не прочь Творцом!
Чем чёрт не шутит! Экая фактура!
Мир – скотный двор! – отстроился дворцом.
Творенья чёрта – всё карикатура!

Так роже ввек не выглядеть лицом.
Во всём проглянет подлая натура…
Поэт словцом орудует – резцом,
Рвать рукописи – где мускулатура?!

Лукавый змей, свернувшийся кольцом –
С идей ларцом! Хватай! Губа - не дура!
А мы начала путаем с концом.
Нам истиной – отделка, фурнитура!

И пуст ларец; крути, верти ларцом,
Везде и всюду чёртова халтура!
Но мы творим. Подлец за подлецом!
Что истина? Коль есть литература!

              6.01.2007

                ТЕ НОЧИ И ДНИ

Те ночи и дни; всё останется в памяти.
Иль въявь это всё и другого не жди?!
Смертельная, злая над миром крупа мети!
Свинцовые лейте над миром дожди!

В те ночи и дни только всмотришься – вот, близки!
В ковыль покатилась папахой луна.
И солнце волчком в лютом, сабельном отблеске,
Пластаясь, летит на коней стремена.

Те ночи и дни…С ними схожих не выдумать!
Лишь зорям, приспущенным траурно рдеть…
Меня проводить под околицу выйди, мать.
Невесте, прощаясь, вдовою глядеть.

Что ж слышится в посвисте ветра жестокого?
Что видится в дымом пропахшей степи?
Так в память впечатано вечное: кто – кого?
И ты свой клинок о врага иступи!

Победные песни, кровавые повести.
Пусть воздух победы смертельно-свинцов.
В жестоком ветра заливаются посвисте
Над сумрачным прахом полёгших бойцов.

      11.10.1993.
               
             ТОЛЬКО ЗДЕСЬ…

Ну, так что ж? Всему скажу: «Счастливо!»
От небес – кружится голова.
От речного, долгого разлива
По лугам влажна, знобка трава.

Мне вобрать бы в душу и запомнить
Всё, что вижу в радости простой.
Красотою душу и заполнить,
Пусть навек попутной! - красотой.

Я ль в пути берёзок не привечу?!
По слепящей солнца полосе
Выбегает каждая навстречу,
Показать себя во всей красе.

Вы мне сёстры, милые берёзы!
Что-то шепчут вязы и дубы!
Только здесь душа не знает прозы,
Жизнь во власти песенной судьбы.

Пусть пребудет песня без ответа.
Песне – ввысь! В небес голубизну!
Только знать бы, видеть, слышать это.
Здесь живу и смертным сном усну!

         5.1992.
 
     ТВОЕЙ ДЕВЧОНКЕ

Так создан мир – в объятиях любви.
Твоя девчонка всех тебе нужнее!
Её одну, кто всех к тебе нежнее,
Навек любимой назови.

Был создан мир в объятиях любви!


И столько лет она тебя ждала!
Девичьих лет – шестнадцати и нету!
Но так весна звенит во всю планету.
Земля – ромашками бела!

Она ждала! Ждала тебя! Ждала!

Услышь, услышь её притихший взгляд.
Любимый – ты и жизни ей дороже.
Пусть в лепестковой, нежно-светлой дрожи
Ромашки ей любовь сулят.

Ты лишь услышь её притихший взгляд!

Летят, летят ромашек лепестки.
« Ах, любишь? Нет? Погубишь? Приголубишь?»
И ты любим! И ты, и ты полюбишь,
Любым гаданьям вопреки!

Опять летят над миром лепестки.

Её одну любимою зови.
Пусть в мире много всякого бывало,
Но лепестки ромашек обрывала
Та, кто ждала твоей любви.

Навек одну любимою зови!  
               
2.1981

        ТУПИЧОК
 
Скорый поезд ход не сбросит.
Пылью дунет ледяной.
Упаду – никто не спросит,
Где живу и что со мной?!

Где? А рядышком «Путейный»
Грязный выставил бочок,
Мой «Путейный» и питейный,
Непутёвый тупичок.

Сеет серенькой порошей.
Ночь засерится к утру.
Утро трёт и трёт по роже
Серой ваксой на ветру.

Мы идём вдвоём со скукой.
И состав идёт во тьму.
Так и так состав обстукай,
Звук, что по лбу твоему.

Специфичный запах масел.
Намалярничал рассвет.
Смену взял бы чем и скрасил.
Да не в серый, будний цвет!

Ох, тоска! А люди едут
В непонятные края.
Какого, скажите, мне тут?!
Весь в дыму! В угаре – я!

Кто вершитель ваших судеб?
Дьявол – думаете – Рок?
Под рукой – моей! - по сути
Бездны всяческих дорог.

Если кто, кого не встретил?
Стрелки и перевести…
И пересекутся эти
Ваши разные пути!

Грохот, гром во всю округу.
К рельсам - рельсы, день - ко дню,
Самому бы двинуть к югу.
Вас в тупик не загоню!

Что не пропито – пропето!
Хоть за стены, а держись!
Разве ж этакое – это
Катастрофа? Просто жизнь!

     1979
               
   
  ТРИ ЖЕНЫ И ОДНА…ПАРАША.

Где сегодня? Завтра буду где?
Будет кров и сменная ль одежда?!
У меня есть Вера и Надежда.
А Любовь – та вовсе в Кулунде.

Я к Любви попутно заскочу.
Ждёт меня, по мне скучает зона.
А с Любовью – не было б резона! -
Только встречусь – праздник закачу.

К дальним тяга с детства поездам.
Не помочь ли дамочке прохожей?
«Дайте вашу сумочку, мадам»
Адресок! И день вполне пригожий!

Ох, ищи, милиция, свищи!
Взял квартиру – выбрал как-то ночку
Есть у нас религия – вещизм!
Трудно с ней бороться в одиночку.

Три жены; иль ждать, не ждут меня?
С Верой жить – Надежды больше нету.
Я транзитом в городе, а мне тут
Дело шьют, во всех грехах виня.

Я смягчу сознавшийся вину!
Кто б ни крал – один в районе почерк!
И насчёт больных с рожденья почек-
Протокол подписанным верну.

Да какие здесь мои права?
Где Надежда? Вера – где с Любовью?
Не луна склонится к изголовью.
С нар чужих – чужая голова.

Ждёт ли кто из трёх на воле жён?!
Здесь одна - куда всех прочих краше!
Да и как же, как же я, пижон,
Позабыл о милой - о Параше?!
               
                6.1.1982
 
        У ПОРОГА.

Гробом – вечность! Миг рожденья…
Божий суд? Могилы тьма?!
Жизнь меняет убежденья,
Неизменная сама.

Время! Судьбы! Что вы? Кто вы?
Ждёт погост! Любой – сюда!
Время – камень злопудовый!
Так придавит – ни следа!

Будут плиты в землю врыты.
И глуха могил трава.
Время всех почивших плиты
Сдвинет, будто жернова.

Время кости перемелет.
Время – память перетрёт.
Время – всех могилой мерит.
Судьбы знает наперёд.

Да недаром жизнь дорога.
А летим…Бежим…Бредём…
Что ж у вечности порога
Потеряем? Обретём?!

    4.5.2002.
               
     УТРЕННЕЕ ЧТЕНИЕ ГАЗЕТЫ
ИЛИ НЕ ПОСЛЕДНИЕ ТЕАТРАЛЬНЫЕ НОВОСТИ.

Нет, мир не зря театром назван.
И суть названия проста.
Партер, галёрка - столько всяких нас вон!
Нет в ложах нас! Не те, видать, места!

Я в жизни – пьесе, вечно бойкой драмке,
Где смеха – вдосталь, слёз – невпроворот,
Да чтобы знал, в руках не будь программки?
Глаза раскрыл бы, выпучивши рот!

Совсем не думать – самое простое!
А мне подай программные листы!
Но Правды – нет! Известий ждать не стоит!
Остался Труд! И… с чем остался ты?!

Не тот обзор сидящему повыше.
Всю правду жизни – вынь, положь!
А я вошёл? И то ли вышел?
Одни затылки вижу сплошь!

На сцене – действо! Даже не злодейство!
Зло захлестнуло даже и за край!
А кто вершитель главный лицедейства?
А кто велит – кому и как! – играй?

Мы – простаки! И лицами – к актёрам!
Эх, выдал жест, а вскоре и другой!
А Прежнего припомнить, о котором
Болтали, что «Ни в зуб ногой!»

Любую роль и считывал с бумажки.
Суфлёрами забита сцена вся.
Не оплошал дабы, в какой промашке,
Не ту бумажку и произнеся.

В той, главной кто сегодня в роли?
А приболел? Быть может, был и весь…
И ладно пьеску запороли;
Но... молвив слово, прежде взвесь.

Программки, вечные программки.
Программок тон – порою, так суров!
Тон – траурный? Так в чёрной кто-то рамке,
Кто был недавно жив себе, здоров.

И – занавес! Да где подобный видан?
Приспустят флаги! Мёртвым – благодать!
Иным при жизни экий номер выдан!
А занавес опустят – не видать!

Хоть наломает кучу дров он!
Сказать о щепках – тёмный это лес!
В шинельные тона задрапирован
Был мир и…взгляд – прицела прорезь чрез!

Сломать язык – не выразить нимало.
На сцене – глядь! – блиндаж, окоп, редут.
А публика? Чтоб не дремала,
Так в действо публику - введут.

На сцене пушек, пушек было!
Актёров – тьма! Играть - системы – две!
И так набатно время било.
Нас, простаков, по голове!

Час от часу и было беспокойней.
Актёр, он тоже мыслит головой!
Страстей накал мог обернуться бойней.
Семейной стычкой общемировой.

Да что к чему, попробуй, разберись ты.
Актёр актёру – друг, и сват, и брат!
А режиссёры, сценаристы…
Пролезть на сцену – тоже нужен блат!

Не все-то происходит при народе.
Возьми любой плевок да экивок.
И ведь не зря пожарной вроде,
Полно в театре всяческих тревог.

Но что страшней горящего театра?!
Есть, вроде, вход и выход недалёк.
Но паника! И рад какой-то хват, рад
И твой забытый вынуть кошелёк.

Актёры сдуру мнутся по кулисам.
Глядишь – кулисы к чёрту разнесём!
В такой пожар, попробуй, покури сам.
За малое винят во всём!

Такое дело! Паника такая!
Себе самим актёры вопреки,
Стихии чувств народных потакая,
Меняют маски, парики.

На сцене – что же? – смена декораций.
Вбит в жерла пушек ворох деклараций.
Конца начало, этак, если, так-то.
Вернее – «заключительного акта!»

Америка расхлопалась, и хлопай,
Свои ряды безвестные сплотив,
За Азией – галёркой, за Европой
И мой, простой, рабочий коллектив.

Колхозница повысила надои.
Субботником отметит молодёжь
Борьбу за мир! Их дело – молодое!
Идёшь! Даёшь!

Спокойные теперь недели редки.
И я, ребята, просто одинок.
Любитель развесёлой оперетки
И прыгающих женских ног.

Опять глядеть на массовые сцены?!
Идут на смену – музыка, порыв!
Поля! Цеха! И толпища со смены –
Горды! – шагают, нормы перекрыв.

Любая школьница туда же!
Пенсионер в ажиотаже!

Былые позы, жесты, где те?
Актёрам в их новейшем амплуа –
Ура, ура! В роддомах даже дети,
А тоже благодарные! Уа!

А я сижу, гляжу и крою.
Бездарной вызлоблен игрою.

Актёры делают погоду.
Актёры, фразами тряся,
Любого действия по ходу
Перевернут и всё, и вся.

Актёры – что? Они под ними,
Кто режиссёр и сценарист.
И…время занавес поднимет.
Программных действий – чистый лист!

Игра, возня подспудных тварищ.
Их из театра б – в шею! Прочь!
Тут подошёл ко мне товарищ:
«Ты, всех и всё-то не порочь!»

  1979 - 15..01.2008.

            УГОЛ ЗРЕНИЯ.

Не снизу ли кажется: флагам, полотнам
Пылать красно-белым? Аж воздух лилов!
А сверху глядеть: площадь – кажется - плотным
Булыжником вымощена голов.

Булыжник – подогнан! Булыжник – слежался!
Звенит мостовая, как брошенный грош…
Что ж, в прошлом бывало - булыжник сражался!
 И для баррикад был хорош!

Пусть время – пока же! – поглаже, погаже.
На жизнь под каким ни посмотришь углом!
А что ж там в дальнейшем? Да время покажет!
Прозвякнет монетка, а слышится гром…
       
   15.06.2007.

             У РЕКИ

Ни о ком не скажут васильки.
Ни за что ромашки не в ответе.
С кем…встречался милый у реки?
С кем расстался милый на рассвете?

У реки венки сплетала ты…
Тайн чужих вовек не сберегая,
Знать не знают смятые цветы,
Кто она, любимая, другая?!

Все в лугах ромашки перерви…
Васильки и знали б да молчали!
Что цветам в людской понять любви?
Что цветам понять в людской печали?

Плыть венкам, на дно пойти реки?
По цветам к чему гаданья эти?!
Ни о ком не скажут васильки.
Ни за что ромашки не в ответе.

             1980.

УХОДИТ КОРАБЛЬ

Уходит корабль; поднимается трап.
И  на борт; и на борт, и на борт пора б.
Не знаю когда, но привиделось мне:
Земля будто в адском сгорает огне.

Я медлю – земля под ногами горит.
А совесть – погиб! – удручённо корит.
Я прочь от огня! Прочь – себя и гоня!
Но вдруг маяком ослепило меня.

Да где ж тот корабль и спасение – где?
Иль мне будто посуху, да по воде?
Всё вроде бы то! А понять не могу:
Куда и зачем? Только вспышка! В мозгу!

Я долго себя вспоминать приучал.
Горящий маяк, полыхнувший причал.
К причалу другие встают корабли…
Корабль – Церковь Божья – в незримой дали. 

  26.4.2007

             УМ ЗА РАЗУМ.

Ждёт ли? Нет ли? Но бегу! Тороплюсь! В душе – постыло!
Ах, ждала бы и была мне беспутному верна.
В прорубь глупую башку! Лёд пробью! Душа б остыла!
Ум за разум не зашёл от любви, как от вина.

«Хоть за что – сказать – прости!» …Поцелуем в губы впиться…
Я на всё теперь горазд, и не пьян – в хмельном чаду!
В двери ль, в окна ль постучусь – не живётся, и не спится!
Перед нею упаду, к милым ножкам припаду.

От меня ль воротит нос? Раскраснелась от мороза.
Взмах заснеженных ресниц, мельком взгляд, припухлость губ.
А румянец по щекам – на морозе рдеет роза.
Ну а я не подберу! А сорву! Пускай и груб!

Проще лошадь мне взнуздать! Оседлать! Смирить подпругой…
Трудно к ушку в завитках льнуть покорно мужику.
Снежной статью истомит, нежной поступью упругой.
И не думать, и не знать – в прорубь глупую башку!

Я не бешен, так влюблен! И не пьян, так ум за разум!
Ночью ль в окна постучу, двери ль вышибу плечом?!
Брошусь в ноги и скажу: «И казни, и милуй разом!
В прорубь? В пропасть? Хоть куда! Не жалею ни о чём!»   

  25. 12. 2002.

     ФАБРИЧНАЯ ОТХОДНАЯ

И не такие дни ещё застанем.
Да что за ветры дуют над страной?
Отходную фабричную затянем,
Давай-ка, друг! И выпьем по одной!

Себя и всех, недаром, обвывала
Последняя из вечно-дымных труб.
Да траурною лентой обвивала -
Клубами дыма! - завтрашний свой труп.

Мне и теперь мерещится, что будет
Всё, всё, как встарь! Давай, страна! Давай!
Труба ревёт, ревёт в день судный! – будит.
Да, хоть умри, к плечу плечо! – вставай.

И кто сказал, что жизнь прошла недужно?
Черна, бела, а всё ж была судьба!
Она годами хрипло и натужно
Ревела вдаль, ударная труба.

Но время – врач, и знает, что почём!
Лют приговор, и нет зловещей звуков!
Грудь, напрочь продымлённую, обстукав,
Собьют, снесут кирпич за кирпичом.

Снесут и нас! Проводят в мир иной!
К плечу плечо -  в могиле будем рядом.
Кто - не понять, бездумно-праздным взглядом
Скользнёт, пройдёт небрежно стороной!

Здесь, где была родимая слободка,
Где люд фабричный дружно вырастал,
Совсем не зная, пах рабочий пот как? -
Пропах не тем, не тех людей квартал!

И всё не так, и всё не то, не этак,
В чужой для нас, потерянной стране.
Квартал – в огнях… продажных ста расцветок!
Так по второй? Тебе, дружище! Мне!

 !985 - 8.12. 2007.

                ХАТЫНЬ.

Кружит аист, возвратясь на пепелище.
От села и ни кола, и ни двора.
Не своё ль гнездо напрасно аист ищет
Здесь, где жизнь была, цвела ещё вчера.

Дым-то здесь поднялся в небо страшноклубый.
В душах многих имя выжжено – «Хатынь».
Здесь чернеют обездомевшие трубы,
В небо тычутся бессмысленную стынь.

Кружит аист, не с кем аисту проститься.
Сплошь чадящими руинами дома.
Кружит аист, а над миром тьма сгустится,
Безнадёжная, глухая, злая тьма.

Что ж ты ищешь, разглядеть во тьме пытаясь?
Возвратившийся напрасно по весне…
Кружит аист, над Хатынью кружит аист.
Криком памяти горит Хатынь во мне!

        1980

          ХМЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ

Я не знаю, куда -  звонко, весело! - шёл.
С песней весело шёл – путь и не был тяжёл.

Справа - Свет надо мной; слева -  цвет неземной.
И не знаю – куда и какой стороной?

Справа Храму-то быть; Свет сиял вдалеке…
И лебёдушке плыть слева там по реке.

Я направо сверну, так и влево гляжу.
Ну а влево гляжу – безнадёжно кружу.

Нет налево пути – звонко песню сложить.
А направо пойти – сердцем Небу служить.

Затужу, закружу; и – за чарку вина…
Свет погаснет, – гляжу, – да и песня хмельна.

И пойду хоть куда! Мало жизнь дорога!
Мне и топь не беда и коряги-рога.

Мне сквозь топи и тьму – к ясной, чистой воде.
Где ж тот Храм? – не пойму, и лебёдушка – где?!

Петь бы мне, петь о ней да не так, невпопад!
От болотных огней пламя ярче лампад.

Мне и вправо пойти – ничего не найти.
Ну а влево пойти – мрак на гиблом пути.

Где ж тот цвет неземной? Где ж тот Свет надо мной?
Затужил, закружил! Песней жил, да хмельной!

       6.01.2008.

                ЦАРСКИЙ СУД.

Милосердный суд царя.
Я ж на дыбу вздет не зря!
За добро и заплачу
За царёво – палачу.
Царь гулял по слободе.
Быть потехе и беде!
Под окно царёв обоз.
«Что ж ни встретишь наг и бос?
Рад не всё ль отдать, а ну? –
В государеву казну!
А не гонишь со двора,
Гостя потчевать пора!
Что ж вином да не поишь?
Где красу-жену таишь?!»
Лют ладоней грозный хлоп:
«Нерадушен ты, холоп!»

Я столы велел накрыть
И вина в ковши налить.
Тем вином поил не зря
Я кромешников царя.
Царь на пол ковши смахнёт.
Лютой челяди мигнёт
«Отвечай да не молчи!»
Душу вынут палачи.
Не душа была нужна…
«Где млада краса – жена?»
Славь царёву доброту!
Жаркий уголь под пяту.
Как покаешься – простят.
Ноги, руки захрустят.
С тела голову снесут…
Милосерден царский суд!   

     19. 9.1990

             ЦВЕТЫ.

Мне вспомнятся букетища цветов –
Дарил тебе и розы, и ромашки.
Дарил цветы, и делать был готов
Одни промашки!

Я нёс букет, не в той руке держа.
Дарил, дарил тебе цветы и снова
Цветов охапка так была свежа!
А ты – ни слова!

В любой мороз дарил тебе цветы.
Грел сердцем, обмораживая руки.
Дарил цветы и вновь смеялась ты,
Что цвет к разлуке!

Я к жёлтому добавлю голубой.
Цветы по именам не различая,
Нарву букет, себя сводя с тобой,
И разлучая.               

Где мне понять, что просто красоты,
Да и любви, подчас бывает мало.
А что меня встречала смехом ты?
Ты понимала!    

    5.1982

               
        ЦИРКОВЫЕ КУПОЛА

                1.
И старость пуста – стакан под рукой.
Пей в память потешных лет!
Когда-то – и славы не нужно другой! –
Смеялись ковёрному вслед.

Смех – высшая похвала.
Летел над ареной смех!
С ковёрным собачка жила и была
Смешна и забавна для всех.

Ах, цифры ли, буквы с картонки считать –
Прости и помилуй, Боже! –
Собачка могла считать,
Пить водку умела тоже!

И то ль ей подмаргивал клоуна глаз,
Подсказка ль слышна едва,
Где надо – собачка пролаяла б раз,
Где надо и лапкой – два!
                2.
Так жил наш артист! А жизнь – коротка!
Арены привычный круг.
Да что ж там по циркам с любого рядка
И смеха не слышится вдруг?!

Смолк, жалко визжа, кларнет.
Ладоней ли гром? Так что ж!
Выходит, и сам - да пред всеми - на нет
Невесело вдруг и сойдёшь?!

И если, как прежде, смеялся народ –
Прости и помилуй, Боже! –
Ковёрный и ей нальёт.
Собачка лакала тоже!

Счёт с пьяных бедняжка и путала глаз.
Хоть, может быть, здесь права!
И там, где нальётся ей блюдечко раз,
Пролает и раз, и два.
                3
Пил бедный артист! Собачка и та –
Говаривали, – спилась.
И нет виноватых, и жизнь у шута
Безвременно так и сбылась.

В их жизни всё пополам –
И лишний вина глоток.
Церквям ли сиять, цирковым куполам? –
Удел шутовской был жесток!

Однажды под купол да под цирковой –
Прости и помилуй, Боже! –
Кларнета вознёсся вой,
Вой пёсий вознёсся тоже.

Так если собачьих не вынести глаз
И в яму, когда слова,
Пропащую жизнь – ту, что сбудется раз! –
И раз помяну, и два.
               
 10.1.1983

                ЧЁРТОВ КОНЬ.

Эх, и конь был у цыгана – у кабацкой, мутной рожи!
Что за конь был у цыгана! Весь от холки до копыт –
И не конь, а чёрт! Цыгану дорогого был дороже!
Каждый мускул у гнедого аж играет и кипит!

На коне – да лютом чёрте! - мне бы – эх! – да к милой в гости.
Бьют копыта – звон округой! Плещет грива – жжёт огонь!
«Так отсыпь немного злата и добавь ещё две горсти!»
Вот и сладили с цыганом: «До зари твой будет конь!»

Ох, и ночка! Ветер в поле - за версту, поди, плетётся!
Конь и встал! А глаз – недобрый! Сбросил наземь! Нагло 
                ржёт!
Я не думал – так и вышло! И не знал - теперь придётся!
Чёртом – конь! Меня седлает! И дыханьем – адским! -
                жжёт.

Я и взнуздан, и по кругу! Тряска смертной жутче дрожи!
Петлей взмыленной у чёрта – ну, гонял! – для всех узда.
Что за конь был у цыгана! Самому себе дороже!
Сгинь цыган – кабацкий дьявол! Было злато – ни следа!

 13.06.2007
               
   ЧЕМОДАН ЭКЗОТИКИ.

И я любил! И я любимой верил!
Измены ждать – ко дну пойти скорей!
Здесь предо мной открыты были двери,
В штормах проплывшем с дюжину морей.

Она меня, любимая, встречала.
Мне море – дом! В гостях – на берегу!
Но руки милой – нет родней причала.
И встречи жду, и верность берегу!

Что ж в этот раз вернусь моряк нежданным?!
Соль всех морей вдруг выступит у глаз!
С…экзотикой набитым чемоданом
Не к ней одной вернусь в последний раз.

А в чемодане – всё любимой в дань ей!
Рабом у ног, а в небе ты паришь!
Там для неё в утробе в чемоданьей –
Со всею парфюмерией Париж!

А пеньюар – забудь, любовь, о старом! -
В драконах сплошь прозрачно-дымный шёлк.
Лак для ногтей! В Каирской лавке – даром
Царицы Савской! – всё ж таки нашёл.

Всё для неё! И – чудной, райской пташки! -
На шляпку перья; адским жгут огнём.
Слоновий бивень матовый и тяжкий,
Всё в чемодане, в давнем было в нём.

Но двое их! И зря, выходит, верил!
Так от волны на море - ни следа!
Взял чемодан, захлопнул молча двери.
Прощай, любовь! Разлука навсегда!      

   1982

               ЧУДЬ И МЕРЯ

Запетляли тропы зверя.
Солнце прячется вдали.
Здесь живём, себе не веря;
Чудь ли? Меря? – край земли.


Мы ни с кем родства не помним.
Наши корни без вершин!
Чудесами землю полним.
Мерим всё на свой аршин.

Тёмной Родиной кочуем.
В поле слёзы ли? Роса?
Дебри, чащи раскорчуем,
Да распашем под…леса.

Смертным потом – ох! – потеем.
Нет у бражных бочек днищ!
Чьё добро на всех поделим?
Промотаем – каждый нищ!

Чёрт кого ль, куда закинул?
Сунул в омут головой…
По тому, да кто загинул,
Плач ли бабий, волчий вой?!

А завьюжит, занедужит
Наш-то злой и гиблый край,
Люто кто же здесь не тужит?
Кто и жив – так помирай!

Сторона глуха лесная.
Каждый ворон – соловьём.
По-звериному стеная,
На себя здесь петли вьём.

    7.11.1991
               
       ЧЁРНЫЕ КОНИ.

Дни расставаний, прощаний пора.
Чёрные кони стоят у двора.
Трогай, возница, помедли и трогай!
Служат по мне панихиду ветра.
Перед последней земною дорогой.

Чёрные кони копытами бьют.
Время готовит мне вечный приют.
Гвозди минут будто в доски вбивая…
Время! Ветра панихидно поют.
Время! И крышка поверх гробовая.

Чёрные кони…Дорога бела…
Жизнь перелистанной книгой была.
Радости, беды, печали и боли.
Воспоминания – горстью тепла.
И бесконечно-промозглое поле.

Трогай, возница, иль миг протяни!
Дни расставаний остались одни.
Жизнь - подытожена! Смерть - у порога!
Чёрные кони – прощальные дни.
И – в покаянии – к Богу дорога.

К Богу -  дорога! А значит – пора!
Время подходит и прочь со двора.
Слёзы привычны для смерти-возницы.
Служат по мне панихиду ветра.
Пишутся жизни чужие страницы.

   1991.

             ЧУЖАЯ ЗЕМЛЯ

Сквозь прорезь прицела, гибель суля,
Чужая тебя встречала земля.
Сквозь прорезь прицела земля – твоя!
А так ей чужие и ты, и я.

Никто не хотел ни смертей, ни войны.
Солдаты приказу будем верны!
Всё будет, что будет! Ранят? Убьют?
Не здесь похоронят иль здесь отпоют?!

Нам в самое пекло – Господь, помоги! –
Повзводно, поротно впечатать шаги.
И стоном, и пулей ответит она,
Чужая земля – не чужая страна!

Нам пяди ничьей не нужно земли!
По крохам бы землю не разнесли!
В поклоне к земле наши головы гнём.
Нам землю железом скреплять под огнём!

      8.1.1995

                ШОССЕ

Дни мелькают, будто спицы в колесе.
Будто мчишься по слепящему шоссе.
Брызги солнца? Добрый ветер озорной?
Словно крылья вырастают за спиной.

А потом подсели шины и скрипишь.
То ли едешь по дороге, то ли спишь.
А дорога – вся в колдобинах, в грязи.
И кривая, хоть куда, а вывози!

Сдал и выдохся! И финиш! И в кювет!
И другие дальше мчатся! И привет!
Славно мчаться по слепящему шоссе.
А в кювете будет каждый! Будем – все!

            20.9.1998.
               
ШУТ ИЛИ ПЕСНЯ О НЕОБРЕТЁННОЙ НЕЖНОСТИ И ЛЮБВИ

И выйдет шут, и всем-то любо-мило.
Шут на арене только покажись,
Проклятьем смеха жизнь клеймила,
Травила смехом клоунская жизнь.

Нет ни лица, ни имени! Да кто он?
Да просто шут из цирка Шапито.
Он четвертован цирком - бедный клоун.
Обрубок! Маска! Больше и никто!

А мы и рады.
Смеши народ, и смеха жди – награды.

Хоть чей бы взгляд и ласков был, и нежен.
А на манеже – номер мировой:
Свет пятачком блуждает на манеже.
И кто-то вниз; да в бездну – головой.

Но выйдет шут и свет не зря притушен.
И хохот кляпом вбит в пустые рты.
Чтоб не штормило наши с вами души
От жутковато-шаткой высоты.

Где в серебристом,
Нагом пятне мелькать эквилибристам.

Он выйдет, шут; лицо в нелепой краске.
А глаз – вокруг; давай, смеши! – велят.

И вдруг исполненный и ласки,
И нежности! – желанный взгляд.

Любимой облик вымечтан и хрупок.
Замкнётся вдруг арены гиблый круг.
Что цирка ей трагический обрубок?
На что ей шут, на миг представшей вдруг?!

На миг и рядом!
Была и нет – улыбкою и взглядом.

Смех снова грянет, громом не смолкая.
Для всех он – клоун, всем потеха всласть.
Так въелась краска, маска шутовская
С лицом навеки вечные слилась.

Но всё равно судьба шута сложилась.
Пусть жизнь прошла – мечты почти сбылись.
А что артиста публика лишилась,
Да что к чему? – попробуй разберись.

Но слух – мгновенно:
Бокал разбит и – хрясть! – о стёкла веной.

Гремела медь…О жизни врали бренной…
Хмельной трубы летел бравурный вой.
Гремел, гремел, как прежде над ареной,
Лишь так умел оркестрик цирковой.

И ей ли знать, что веной о стекло он?
Чей взгляд был нежен – ей ли нужен он?
Но обретёт своё бессмертье клоун
В невольном смехе шедших с похорон.

Да смеха ль ради,
Начнёт звучать о нежном песня взгляде?!

      25.5.1980 

  ЩЕНОК

Стонет за дверью проклятый щенок.
Был он бездомным – остался без ног.
Не под колёса ль бедняга попал?
Лучше бы напрочь загинул, пропал!
Двери б открыть, иль метнуться б к окну.
Что же чужую мне боль оттолкну?!
Жалко щенка, но решу наперёд:
Кто-то пропащего пса подберёт.
Время пройдёт – люди выходят пса.
Чьи под окошком слышны голоса.

Время прошло, только совесть корит.
Бедным щенком, не душа ли скулит?
Плачет и стонет калека-душа,
Страшный свой суд надо мною верша.
Шага не сделаю – тенью к окну.
Вспомню: чужую мне боль оттолкну.
Кажется, преданный мною щенок
Плачет и стонет! Впотьмах! Одинок!
Жить – вспоминать о несчастном щенке…
Время прошло, да слеза по щеке.

           1999.

              Ь и Ъ…ИЛИ СТИХИ
О ЦВЕТАХ И ЗНАКАХ.

Жили-были два-то брата,
Мягкий с твёрдым, знака два.
На двоих ума – палата!
Порознь – где найти слова!

В алфавите им бы власти.
Быть букварно впереди!
Твёрдый знак – нельзя! Не лазьте!
Мягкий – тьфу! - и не гляди.

Мягкий знак, он всё разладит.
В общем, плохо «правит бал!»
Твёрдый знак, порядка ради,
Как бы всех не…раздолбал.

Время знаково, однако.
Два бы знака слить в одно!
Мягкий с твёрдым, оба знака.
Что же вышло? Вот…оно!

Все труды, видать, напрасны.
Тот же флаг – а дан судьбой! –
Цвет у флага – белый, красный.
Третий – властный! – голубой.

К двум-то знакам – лишним, третьим! –
Знак двусмысленный пристал.
Да и занят знаком этим
Алфавитный пьедестал.

Оттого ли мы и бьёмся?
Так и сплюнешь! Поглядишь!
Бьёмся! Кто во что упрёмся…
Тройка-Русь, куда летишь?

Знак на знак не переправить.
И видать конец пути.
Мыслить азбучно пора ведь!
Так что…мать твою ети.

        9.9.2007.

      ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПУТИ

Мы ехали; с шашками - наголо -  мчались.
Казалось: мы цели достигли почти.
Но где-то вождями ещё намечались
«Этапы большого пути».

И вот по этапам; кто – к дамбе, кто – к домне.
Народ – под конвоем! Страна – взаперти!
Не трогали – думал: на что мне да что мне
Этапы большого пути?!

Пришли – постучали! В тоске и печали
Всему, что оставлено, молвлю: «Прости!»
А после – в решётках! – вагоны стучали.
Этапы большого пути!

Я в землю – кайло! Ковырял, где покажут.
Загнёшься – костей и концов не найти.
Про время, про то обязательно скажут:
«Этапы большого пути!»

Да, время! Художник, шипами колючки
Пронзённое сердце навек оплети!
Потянется жизнь! От аванса – к получке!
Этапы большого пути!

Но если, кто новые цели наметил,
А мы по старинке – впрягайся, пыхти?!
Я Бога молю, чтобы только не эти
«Этапы большого пути!»
               
14.3.1990.
               
ЭТО ЛЕТО

В это лето – всем подарки.
Аж руками разведу!
Раскраснелась – бусы ярки! –
Вишня юная в саду.

Лето всех-то одарило.
И ни свет, и ни заря
Буйнотравьем проторило
Стёжку в сад, видать не зря!

В листьев зелени – косынке
И калина у крыльца.
Ожерельями - росинки
Из рассветного ларца.

Это лето – счастье это,
А за что и не пойму!
Проторило стёжку лето
Прямо к сердцу твоему.

На крыльцо – влюблённый, шалый! –
Я взбегаю – не всхожу!
«Жениха встречай, и жалуй!» -
В это лето и скажу.

   14.07.2007

           Ю…МОР

Юмор – умер! Ох, да эх!
В мире – мором! - грубый смех.

Смеха – эхом! - на года.
Кто – почём? И что куда!

Жуток шуток перепляс.
Гнусноватый перифраз.

Хочешь смеха – слёз не прячь.
Лихо смейся и… хоть плачь.

Ну, живём! Страна – срамна!
Смех и слёзы! Ну, страна!

Слушал олух – слух прошёл! –
Жить нам стало… хорошо.

Завтра лучше заживём.
Слёзы – кровью!  - зажуём.

Кто слезинки не сглотнёт,
В зад словцо скорей загнёт.

А пока…Да что пока?
Подержись да за бока.

Каждый смехом и лечись.
Жаждой смеха и лучись.

Лечит смех, калечит смех.
Умер - юмор;  смеха - эх!   

  5.1.2008

        ЯБЛОЧНЫЙ СПАС.

Снова яблочный Спас на Святой на Руси.
Храмы Божьи в кадильном дыму благовонном.
Первых яблок набрав, освяти и вкуси!
Сладок яблочный хруст… с колокольным трезвоном!

Я недаром для вас наберу и нарву
Вечно-славных плодов; просто буду счастливым!
Пусть летят на промытую солнцем траву
Золотые и красные, с белым наливом.

Мне бы верить в одно: будет Русь и была!
Снова яблочный Спас в мире трепетном этом.
Сам Господь на церквах золотит купола,
Словно яблоки всем и дарует! С рассветом!

                6.7.2007.

                К. Из Александрова
      ЯГОДА 

Помню: была сторонка ягодная, лесная.
В росах поляны, листья в каплях ночных дождя.
Кто же торопит время, торопит про то и не зная,
А просто железнодорожные стрелки переводя.

Сами сцепляем судьбы: радости, беды, боли.
Ягоде, что в ладонях – крови пятном цвести.
Где же решают, Боже, в дальние лес и поле
Две траурно – чёрных ленты, два рельса вплести?!

Гибельно всё, что будет! Проклятых горстка ягод.
И в безысходность боли с лязгом войдёт беда.
Перерезая поле, тянутся рельсы, лягут.
Составом неумолимым летят навстречу года.

И - к лицу ладони быстро прижала.
И - решилась! И мгновенье спустя
На грохочущую насыпь вбежала
Ты, страдалица, девчонка, дитя.

Вперекор бездонно-длящейся боли.
Что ж, решимостью и только? – права…
Помню: чёрное, рассветное поле.
Словно кровью заалела трава.

Лживой сладостью погублена…ягод.
Было – минуло! Сказалось поздней!
Отчего же не позднее, хоть на год?
Отчего же это, Господи, с ней?!

По надеждам прогрохочет, по муке,
По мольбе глухой состав, по тебе.
Повесть гулкая в колёс перестуке
О сложившейся, так жутко! – судьбе.

Что нам чужое горе? Боль и не вспомним эту!
Было! На миг встряхнуло! Снова спеши, лети!
Но разнесли составы давний твой крик по свету.
И снова расслышу где-то, как выбежишь на пути.               

   6. 1981. 

--------------------------------

   Сборник стихов

Сергей Семёнович Литвинов

       ИЗ ТЬМЫ К СВЕТУ

Компьютерный набор и вёрстка Л.В.Макасиной


    Сдано в набор 13.12.2007 г.
Подписано к печати 25.01.2008 г.
Формат 84-108 Гарнитура Таймс.
Бумага офсетная № 1. Печ.л.7,0.

Издательство ООО "Гемма"
601902. Владимирская обл.
г.Ковров, ул. Чернышевского. д.17.
  Тел.(49232) 5-12-35