Сергей Литвинов
О ПОЭЗИИ – ЯЗЫКОМ ПРОЗЫ И СТИХАМИ
----------------------
Книга седьмая
НОВЫЙ КОВЧЕГ
2014
УДК 882
ББК 84 (2 Рос - Рус) 6
Л. 64
ISBN 978-5-902628-63-7
Литвинов Сергей Семёнович
Л.64 "О Поэзии - языком прозы и стихами".
Стихи. Проза. С.С. Литвинов. Ковров ООО "Гемма", 2014. - 48 с.
ISBN 978-5-902628-63-7
УДК 882
ББК 84 (2 Рос - Рус) 6
Л. 64
С.С.Литвинов, 2014
ООО "Гемма, 2014
О СЕБЕ
Родился я на Дальнем Востоке, в Благовещенске Амурской области.
В детстве пожил и в Средней Азии, в городе Фрунзе, ныне Бишкек.
Юность соя прошла здесь, в самом центре России, на Владимирщине, ставшем для меня навеки родном городе, в котором и поныне живу.
Но помотала жизнь, прежде, чем вернулся я в Ковров.
И на юге побывал - в Измаиле, на Дунае-реке. Чуть больше десяти лет жизни своей подарил я Северу, куда подался после чслужбы в армии, чтобы въявь увидеть северное ияние и задержался там, в Заполярье, на лютых ветрах да на жестоких морозахогревая себя "длинным" рублём.
Вернувшись в горпод моей прошедшей юности, издал несколько поэтических книг.
Печатался в центральных журналах. Некоторые счтихи стали песнями и исполняются российскими бардами.
В последнее время ни в каких писательских союзах не состою.
В этой книге хотелось мне языком прозы да и стихами поговорить о поэзии,
выразить своё отношение к творчсеству, в данном случае - литературному.
А "Новый Ковчег" - это вечная злоба дня. Куда же деться от всего пппроисходившего и происходящего в стране и в мире?
Заранее благодарен читателям за понимание.
Автор
О ПОЭЗИИ -
ЯЗЫКОМ ПРОЗЫ И СТИХАМИ
Поэ;зия (греч. ;;;;;;;, «творчество, сотворение») — особый способ организации речи; привнесение в речь дополнительной меры (измерения), не определенной потребностями обыденного языка; словесное художественное творчество...
Поэзия – это то, что невыразимо никакими словами, но, однако же
чудеснейшим образом укладывается в словесную форму, передающую все смысловые оттенки выражаемого предмета, все сопутствующие сему переживания.
1 – Поэзия – ласточкой из-под стрехи; выпорхнет птичка, так радостно людям.
Это если удачный снимок словесный вышел…
2 – Поэзия – это улыбка дитяти; видит ангелов, им улыбается.
Это когда сама доброта в стихах.
3 - Поэзия похожа на первый поцелуй; ещё не испытан, а счастья не передать.
Это ожидание чуда исподволь переживаемого.
4 - Поэзия – райская птичка - сама твоя душа! - порывающаяся к чистому небу,
Горних сияний достичь спеша.
Это – высота невозможнейшая, чистота красок и звучания.
5 - Поэзия – «И увидел Бог, что это хорошо»
Веянием неощутимым и явным, как мимо всего прошёл.
Поэзия - это вечное присутствие Бога.
О Поэзии - стихами...
---------------------------------------------------------
Поэзия – это словесный омут.
Это сердце любящее и страдающее.
ЖАЛОСТЬ
А я люблю – просто жалость.
А я люблю – сердце сжалось.
А для тебя – просто шалость.
Да, чтоб ни с кем не мешалась.
А я пойду за тобою,
Как за бедою любою.
А ты с любою другою,
Тебе навек дорогою.
А я могу даже в омут.
А ты пройдёшь по живому.
По бережку по крутому.
К тому заветному дому.
А кто она? – кабы знала.
Да в речке зорюшка ала.
Да сердцу горюшка мало.
Да кабы я понимала.
А над рекой сердце сжалось.
А я твоя – просто жалость.
А я жила, не мешалась.
А я была – просто шалость.
---------------------------
Поэзия – это сладчайший яд; это изящнейшая заноза в сердце поэта.
И дело поэта – явить миру и гибнущее, раненное сердце своё, и саму Поэзию.
СОНЕТ О ПОГИБЕЛЬНОЙ КРАСОТЕ
Среди цветов невянущих мороза –
Не нужно им ни света, ни тепла! –
В ночном окне, заиндевевшем Роза.
Так холодно и властно расцвела.
Не тронь! Сожжёшь дыханием дотла.
Приблизишься – растает сердца грёза.
Погибели Ты кубок подала!
Ты – праздник! Ты! Забыта будней проза!
Ты – Красота! – всю душу забрала.
Чем ни грозишь? Мерещится ль угроза?!
Днём таешь Ты! Была ли, не была?
Сияй, сияй царица ночи, Роза!
Лишь за Тебя – иною ль быть могла? –
Яд жизни пью и чаша мне – мала!
-----------------------
Поэзия – это прикосновение к душе лёгких перстов гармонии.
ПОЭЗИЯ ДОЖДЯ
Дождь идёт, не перестанет.
Чуть затих и так полился,
Звонок, шал.
Ветер лёгкими перстами,
Вдаль по клавишам-по листьям
Пробежал.
Я за строчки, за слова я…
Пузырящейся дорогой -
Впопыхах.
Окончанья размывая
Слов и строк – стихов не трогай! –
Дождь в стихах.
Солнце брызгами искрилось.
Листья – в каплях; тронь рукою –
Солнца всплеск!
Не за ставенками, скрылось,
А за тучкой, за другою…
Всплеск и блеск…
И - под музыку! - под струи
Мы – дождя; земля – качнулась!
Пой, пляши…
Губы в мокром поцелуе!
Так Поэзия коснулась -
Вдруг! – души.
---------------------
Поэзия – вечные слёзы души творческой.
ДУШЕНЬКА – СОЛОВЕЙ
Плачешь, душенька, печалишься.
Что ж ты плачешь? Слёзы льёшь…
Что и знаешь, так отчаешься.
Да и правда, что и ложь.
Ты не птица ль плачешь сирая,
Потерявшая сынка?
«У груди птенца носила я.
Жизнь - тростиночка тонка.
Был сынок и, вроде, не было ж…
И пропал – не в рай попал»…
Жалкой правдой льётся в небо ложь.
Правда – с неба; жил – пропал.
Ох, погублена головушка.
Злая кровушка моя…
« Был кровинушка-соловушка!»…
И не стало соловья.
«Так лучистым ладил голосом…
Захлебнулся - голоском…
В поле чистом - бражным колосом
Поперхнулся…Колоском…
Вот и плачу - по себе ли я? -
Так и плачу - по нему».
Чуть окрепли крылья-перия…
Пали – чёрные! - во тьму.
-------------------
Поэзия – это и колдовство.
А поэту хотя бы слегка ворожбы словесной коснуться.
ПОЛНОЛУНЬЕ
Звёздный блеск по склонам, по пригоркам.
Тает песня в дальнем далеке.
Не луна ль серебряным ведёрком
В сонной отражается реке?!
Влилось небо в синеву речную.
Здесь брожу и брежу наяву.
Давней песней так себя взволную,
Колдовской той песней и живу.
Из лесу таинственные птицы
Прокричат бродяге в час ночной:
«Зачерпнула б девица водицы,
Да на дно потянет водяной.
Прочь иди, безумный человече.
Не касайся тайн лесной глуши.
Лешие балуют здесь под вечер.
В ночь русалки манят в камыши».
Заскрипит камыш, и вздрогнут ели.
Да ничто мне, путнику, не впрок.
Кто здесь был, отсюда еле-еле
Ноги в час полночный уволок?
В эту злую пору полнолунья,
В эту ночь, сводящую с ума,
Отзовись же милая колдунья;
В песне ты - Поэзия сама!
О каком ещё мне думать проке?
Затеряться б в давнем далеке.
Пусть звенят серебряные строки.
Небо отражается в реке.
Поэзия – это несказанно-родное, взрастившее исподволь твою песенную душу.
СТОРОНКА МОЯ
Сторонка моя, сторона бирюзово-берёзовая.
В дожди и туманы берёзы так дивно светлы.
Безумнейший скульптор сквозь долгие, нежные слёзы ваял,
Из белого неба вылепливал чудо стволы.
Твори, живописец! Какие б не видел цвета ещё мир?
Колышутся по ветру грустные ветви берёз.
С увядшими, блёклыми листьями вдаль улетающими,
Как с жизнью прощаться; и всё не за так, а всерьёз.
Поэту и мне, здесь бродить, будто гостю непрошенному.
Слагаю, спрягаю слова-дерева на ходу.
По снегу-холсту живописцем пропащим заброшенному
За песенной строчкой берёзовой рощей бреду.
Цвет маков – заря; пусть и в рифму, затеплится – розовая.
Под солнцем весёлым ручьи зазвенят, гомоня.
Сторонка моя, сторона бирюзово-берёзовая,
Останется в песне, так просто забыв про меня.
Поэзия – это сотворение чуда.
Так чудесны цветы. А цветов много не бывает.
ЦВЕТЫ
Цветы меня с утра встречают.
Ещё живи, ещё дыши…
Цветы во мне души не чают;
И я не чаю в них души.
Птиц на заре не слышно вовсе.
День в суматоху дел не вник.
Цветы печально входят в осень,
А холодок – за воротник.
Всех нас доверчиво счастливых
Цветы напомнят иногда.
Цветы – всех красок переливы.
А на пороге – холода.
Застынет мир в объятьях снега
Зима! Придёт, придёт она!
А с неба в душу льётся нега;
И жизнь – поймёшь – к чему дана.
Всем в жизни ждать от неба ласки.
Здесь, посреди роскошных роз,
Анютины блестели глазки,
И василёк привольно рос.
Придёт прощальных зорь усталость.
Умолкнут птичьи голоса.
Да на цветах, глядишь, осталась
Слёз нежно стынущих роса.
----------------------------------
Поэзия – это...
Из невероятнейшего количества строк сложенных мною, – это те, которые могу обозначить одним словом – Поэзия.
БЕЛЫЕ ГОЛУБИ
Белые голуби в белом окне.
Мёрзлые льдинки в оттаявшей проруби.
В белом окне и привидятся мне
Белые, снежные, нежные голуби.
Это весёлые годы мои
Даже в мороз голубино-весенние.
Годы мои – из речной полыньи
К дому вода; на крылечко да в сени – ей.
Годы мои; словно прорубь рублю
В бело-безмолвную даль заоконную.
Прорубь рублю, чтобы знала – люблю!
Да за водой зимней тропкой знакомою.
А за водою… да, как за бедой.
По воду легче; да хоть по ведёрочку.
Как за бедой – к молода молодой.
В гору да с горки, под гору да в горочку.
Да в никуда – эта белая мгла.
Память – полночною кромкою хрупкою.
Белая мгла так на сердце легла,
Голубю легче разлука с голубкою.
---------------------------------------
БЕРЁЗАМ
Солёные, горькие, сладкие слёзы.
Как воду, их в ступе словесной толкут.
А слёзы невольно, как сок у берёзы,
Так больно, текут по щекам и текут.
И солоны слёзы, и горьки, и сладки…
Всё в жизни поэта подчас не всерьёз.
Коснёшься рукою, пройдёшь без оглядки.
Строкою пьянеть от берёзовых слёз.
Признанья в любви сокровенней запрячу.
Слепящим дождём непутёвым прольюсь.
Кто б думал иначе, а я и заплачу…
Так значит, за всю белоствольную Русь.
Да мне ли в любви признаваться, берёзы?
Вам – юным листвой, а стволами – седым…
Но верное слово – пред вами тверёзый,
Я снова… словами пьянёхонек в дым.
Из множества всяких и разных, замечательных и вполне обыкновенных строк – две или три дюжины строчек, приближающихся к тому невыразимому, но воплощённому чудесным образом в должных словесных формах, что и зовётся Поэзией, - это, наверное, и немало.
Хотя и немного.
Да и то на мой взгляд.
----------------------------------------------------
Как бы " от обратного" о Поэзии
Поэзия – это всегда гармония.
Это преодоление хаоса.
Зачастую, с помощью той же самой силы, которой и вызван хаос.
ПОЕДИНОК
Спрятать глаза под
Вой вьюг?
В поле - восток навалился на запад.
Север по лесу - влез в юг…
Над берлогою.
Воздух ноздрёй поэтической трогаю.
« Струшу?» - звёзды перемигиваются, мохнатыми глазками шевелят.
«Лютая медведица вылезла из берлоги.
Душу – эй! – пожалей непутёвую душу, на кой тебе ляд?
Поворачивай стихотворные оглобли; в поле дорожки пологи!»
Чёрт!
Зверя, как одолеешь злого?
Чёрт! И слово не в счёт!
Одолею! Даю слово!
«На рогатого да с рогатиной?
На врага того сослагательно?
Ох, не на дыбы! Эх, не надо бы!
Не помогут и фразы надолбы!
Строчка жалкая - не оружие.
Лунной каплею блёкнуть в луже ей!
Лужей - ну же! – да чья же кровушка?
Пропадай, ай, ай, ай! – головушка!»
«Ша!»
Закружило! Понесло! Загудело!
Кровь по жилам! Всем назло! А душа?
Показать себя душа захотела.
Вдруг - север двинулся на юг.
И… зарницами рассыпчатыми светится юг.
Друг, нет ни бурь, ни вьюг!
И восток, и запад потешаются над разбушевавшеюся медведицею.
Верь, не верь!
Вот бредёт она, медведица качающаяся.
Ну и зверь!
Побороть меня, поэта, впрямь отчаявшаяся.
Под сугроб! Влезла! Эх!
Лижет кости языком рваным – хрустнули?
Мне ли гроб? Смех и грех!
Мне ли в гости? Вы о ком? А нам грустно ли?
Фу!
Заворачивай строфу.
К чёрту!
Зверя всякого шатается без счету!
Чёрт? Не в счёт!
При чём здесь чёрт?
Да зверью потерян счёт.
Чёрт, ребята, ни при чём.
А за левым за плечом.
А за левым…
За плечом торчат рога?
Так рогатина, ага!
В лес топтать иду врага.
Жизнь кому недорога?
Чёрт не в счёт, а примерещилось во мгле вам!
МУЗА
«…Но да будет слово ваше: «да, да», «нет, нет»; а что сверх того, то от лукавого”.
“Вначале было Слово” ...
Мы все по ту сторону Истины, или по эту;
И если поэт не служит Слову, сшедшему с Небес,
То сами слова наилукавнейшим образом снова и снова
прислуживают поэту.
И маячит, стоит за словами... Поэзии блудный бес.
Не жить без Музы. Вот и блажим, себя заводим, доводим до запойно-творческого состояния. Растормозить бы свои ленивые мозги, чувства расшевелить.
А там и посетит Муза. Обретём вдохновение...
Когда это существо игнорирует нас, то хоть кричи, хоть молчи...
Да и приходит неожиданно.
И со мною бывало после сильных всякого рода встрясок, на ночь глядя.
Бывало: за ночью вдохновенною, когда и спишь-то час, полтора, урывками и не более, когда образы - косяком, как рыба, в поэтические дырявые сети, и что только, чёрт знает откуда ни выловишь; за этой ночью славной - две следующих, когда приходят по твою по грешную душу, когда думаешь: лишь бы не спать, лишь бы глаза не прикрывать...
Платишь по счетам, поэт.
По страшным счетам платишь, а и нужна только что - твоя душа.
А, как жутковато, когда сзади подойдёт Муза, обовьёт лёгкими пальцами шею, и чувствуешь - шнурок тонкий, шёлковый затягивает.
Еле разорвал – помню – удавку проклятую; и ведь голова совершенно ясная, лишь истончились мозговые оболочки, и то ли туда сознание провалилось, в поднебесье бесовское, то ли оттуда они сами, бесы; к тебе? - и не в гости, а похозяйничать.
А Муза - с поцелуем; в жизни так не целовали! - да язычок острый, да оплетает в моём перекошенном рту каждую клеточку; ну всё, думаю, я с этой дрянью одно целое, не выпутаюсь; петь буду - слаще некуда, да пропал.
Как сливается тварь лукавая со мною, вживается во всё существо моё.
О невероятнейшее состояние души.
Любая мысль находила должную словесную форму.
Любой образ без всяких усилий с моей стороны обретал красочное своё звучание.
Кажется, ещё мгновение и достигнешь ты, поэт, наивысшей точки гениальности.
Но эта точка – точка невозврата...
Помню: еле оттолкнул; и лица не разгляжу,но думается мне с тех пор, что Поэзия по большему счёту всегда связана с обесовлением; то в обличии женском, сладострастном предстанет Муза, то просто мучает нас, поэтов, в нашем экстазе творческом бес многоглаголания, бес, рядящийся в пёстрые и многомысленные, нередко откровенно похотливые словесные одёжки…
Никакие другие объяснения всего происходящего здесь не к месту.Запредельного понимания требует многое из того, с чем сталкиваемся мы в нашей жизни.
Но выбор подчас за каждым из нас.
“Да, да; нет, нет”; а что сверх того, то от лукавого.
Конечно, у каждого своё посвящение, якобы в гениальность. Да и не каждый – это переживёт.
А те силы, что вмешиваются в наше воображение, а то и заведуют им, дают достигнуть неимовернейших высот творческих.
Да не выше Небес высоты наши.
Тебе, глядишь, наобещают многое, да обманут. Сведут на уровень вдохновенного ничтожества.
А то и в петлю – воспалённой башкой – сунут; и “точку пули – в конце”. Не говоря уж о том, что просто...в рюмке утопят.
Не дай Бог испытать подобное.
МЕДИУМ
Хороший поэт — это просто хороший медиум.
Он не то, что небрежной рукой по буквам водит, ручкой всякие разные слова выводит, пальцами по клавиатуре компьютерной бьёт; короче, в стихи зарывается, как соловей заливается, поёт.
Медиум-поэт зачастую навеянные невесть откуда, нашептанные
невесть кем, мысленные и чувственные образы в должную словесную
форму, угаданную к данному случаю, облекает.
Потому и звучат стихи, и невыразимо красочны строчки, и слова — к месту.
А просто сочинитель стихов — с пиров поэтических, с ангельских, а то и с застолий поэтовых, похмельно-бесовских, объедки словесные подбирает, допивает остатки славных, давно уж откупоренных и опробованных вин.
Хотя никто и не знает, что лучше?
Жалкий сочинитель на ровном месте спотыкается, ноги себе подобным оттаптывает.
А то и свои стихотворные стопы невольно ломает, с ходулей поэтических падает.
А досточтимые поэты, достигая высот неимоверных, в чудовищные бездны срываются нежданно, и гибнут почём зря...
ПЕВЧЕСКАЯ ТРОПА ИЛИ НА СМЕРТЬ ПОЭТА
Прилизали, припомадили.
Тьму венков понавезли.
Да ни к чёртовой ли матери
Марафетец навели?
Что ж, лежи поэт покойничком.
Не стыдясь, не матерясь…
Падал в грязь певец на кой ничком?
Целовал родную грязь.
Жизнь и ввысь, и вниз исхожена.
Нам ли певческой тропой?
Так поэтом быть – из кожи – на! –
Душу выверни, и… пой.
За поэтом нам бы по свету,
Да во тьму не забрести.
Тьма в душе за светом – по следу.
Спеть, что петельку сплести.
Потому ли, не поэтому? –
Вслед не плачь, не хнычь ему.
Не понятен был поэт уму,
Да и сердцу - ничьему.
"Всех нас попутал чёрт».
НОВЫЙ КОВЧЕГ,
или история затопления наших " Черёмушек".
Небольшое повествование в стихах и прозе, раскрывающее суть всего происходящего в стране и мире через поток сознания главного героя этого повествования — поэта.
-1-
У этой истории нет конца! И хотя эта история может показаться невероятной –
история затопления наших, вечных «Черёмушек» -
всё в ней нижеизложенной достоверно.
Достоверен и сам…чёрт.
Чёрт! – раздражённо хлопали форточки.
Чёрт! – кто-то отчаянно захлёбывался руганью.
Чёрт! – скатывались возбуждённые голоса, громыхали по лестничным площадкам.
Чёрт? Ничего такого я за ним не заметил – ни копыт, ни хвоста.
Хотя вечно подпаленная бородка, перепачканная углём и сажей
старческая физиономия, да ещё этакое внимательное почёсывание своего затылка, точно опять и опять убеждался в наличии полагающихся ему рожек, всё это и выдавало в нём черта.
Чёрт! Слышите? Чёрт! Так же привычно чертыхалась, плывущая по мостовой
в непрекращающихся потоках дождя, голова поэта.
Мокрых ног под собой поэт и не чувствовал. Скорее бы в пивную – отогреться б и подлечиться.
Голова поэта была, как бы раздвоена.
Вторая её часть представляла голову некоего Проворного, корреспондента одной из
областных газет, давнего, школьного, можно сказать, «товарища». Проворнов был с детства проныра; и иной клички, и именно клички – Проворнов – к нему и не подберёшь.
Поэт же – просто поэт.
Какое имя ещё может быть у поэта?
Было и имя, и родословная, и графа « личный код»
в когда-то существовавшем паспорте.
Где это всё? Имена заменили номерами, для якобы удобного существования.
Деньги, как таковые выводились из повседневного обихода.
На новом витке столь значимого для всех научно-технического прогресса и жить, живи - снова по карточкам. Да, что об этом! Дождь хлестал, как из тысячи брандспойтов. Как будто трубу канализационную
прорвало – из люков по мостовым текли бурлящие потоки воды.
Из мутных потоков – мерещилось поэту - то ли прошлое выплывало, то ли показывалось какое-то будущее.
Поэт – чертыхался. Голова Проворного поддакивала: «Чёрте, что у вас здесь происходит! Скорее бы к пивной какой-нибудь, самой поганой причалить.
Отогреться, просохнуть!»
«Всё пьёшь и не просыхаешь. Не знаешь, когда и закончишь!» Ругался поэт, не чувствуя ног под собою, спешил к питейному заведению.
Проворнов, рядом, радостно хлопал глазками.
Волосы у него – бобрик. Ушки – востры. Носик – всегда по ветру.
Плащик, шляпа.
Весь в себе!
Поэт на себя и в зеркало не глядел.
С трудом – побрился.
В пивной головы, будто срослись над одной кружкой.
« Две головы - хорошо, а одна - лучше!» - брякнул Проворнов.
«И не наоборот!» – согласился Поэт.
« Ты, Проворнов, статейку на заказ пишешь – о беспорядках и всяческом беспределе
существующем в нашем рай - городке.
Да и я уж больно большое и бестолковое дело затеял – рассказать обо всём происходящем здесь у нас, в когда-то славных « Черёмушках», да и вообще
в городишке в нашем, в стране и мире.
Так, что не поминай чёрта, приятель, с чёрта и начнём, будь он неладен.
Чёрта на каждом шагу поминают все, кому не лень.
Чёрт, да чёрт! Нашли крайнего! Давай-ка, Проворнов, пройдёмся по микрорайону.
Постараюсь тебе объяснить, что здесь у нас происходит.
Слышишь? Чертыхается Передрягин из вон того дома – а почему Передрягин? Фамилии и нет, как таковой, подпись и та – электронная! Так, что сама сущность выражена в этом имени – Передрягин…
Бедный Передрягин – обогревался паяльной лампой, вернее, сушил обои, да и спалил и
собственную, и квартиру соседа.
Оправдывается, дескать, было нетоплено, сыро.
Он, дескать, и виноват – чёрт! Причём здесь чёрт? А чёрт…
Поэт – на то он и поэт! - зачастую сбивался на стихи.
Играл словами…
-2-
К чёрту путь недолог, недалёк.
Душное преддверье ада.
Наддаёт! Швыряет уголёк!
Надо!
Чёрным отхаркавшийся плевком –
Нет за вредность жалкой даже стопки! –
Вспомнишь – чёрт! – о водочке с пивком,
Адские закармливая топки.
Чуть прилёг – и ноги в потолок.
Ни о чём – закрыл глаза – мечталось.
Паучишка муху поволок.
В уголок! А муха – заметалась!
Созерцать, ну чем ни ремесло?!
Гибель мухи - миру не потеря.
Обожглась бедняжка, понесло
Спылу с жару прямо в лапы зверя.
Из огня да в полымя? Постой!
Что за чёрт? Не так ли, друг-философ?
В жизни есть на всё ответ простой;
Никаких не задавать вопросов!
Будь под мухой! Глянь-ка, с потолка
Струйки растреклятые – теплы ли?
Так на всё махнуть – махнёт рука.
Чёрт не в счёт! Приехали, приплыли!
Мы, казалось, двигались вперёд.
Оказалось, пятились по-рачьи.
Что, к чему? Сам чёрт не разберёт!
И дела раскручивать пора чьи?
Был, насчёт повсюду воровства –
Помню - фельетонишко в газете.
Жить – не красть? Попробуй! Чёрта с два!
Жадности попал в паучьи сети.
Чуть ли ни попутал бес.
Мир давно растлил себя в соблазнах.
Да и как прожить соблазнов без
Всяких-разных с жизнью сообразных?
Нынче всяк – тяни-толкай, тащи.
Под себя мы жили – загребали.
Мы, ребята, рваным лаптем щи,
Не совсем… прокисшие хлебали.
Общий мы делили каравай.
Что ж, теперь по - волчьи рвём, не делим?
Не зевай и… прочим - не давай!
Кто в норе, а кто отгрохал терем.
Нищих – тьма! А в небе – терема!
Громоздятся крыши, этажи ли?
Ста народов славная тюрьма.
Худо-бедно – жили, не тужили!
Вспоминать – от радости визжать?
Тили-тили! Нет, не трали-вали!
Новосёлам в новый дом въезжать,
Где ж пол…дома? Да, разворовали!
Мокрые строителей дела.
Весь район и латан был, и чинен.
Крыша дома течь дала
Не по той ли самой по причине?
А другой на вещи взгляд?
А другая дела подоплёка?
Про потоп – да на кой это ляд?
Говорят – куда загнул далёко!
Тонет мир? С «Черёмушек» пошло?
Началось? А факты? Факты – всюду!
Факты подыскать не тяжело.
Подставляй-ка тару, друг, посуду.
«Ну, как ты? Готов?» - неожиданно обратился поэт к Проворнову.
Пиво с водкою – это же ёрш! Пили ёрш, ершом и закусывали. «Ты, Проворнов, отдохни! Ты и так хорошо вжился в образ!» – обращался поэт
к своему воображаемому собеседнику. «Тверёзый-то здесь неминуемо вызовет подозрения. В очках и шляпе, не иначе, как начальство. Конечно, и начальство бывает вдрызг пьяным, но не на глазах же
у подчинённых, не перед простым же народом…
А то, глядишь, и морду набьют! Это, мол, что за глава-голова?
Не компании ль управляющей? Будь она неладна!
Деньги народишко отчисляет исправно, а толку – нет! Никаких улучшений в житье-бытье…
И не посылай меня, пожалуйста, к чёрту» - продолжал свой мысленный разговор сПроворновым поэт - мы туда и так направляемся оба. Вернее, уже пришли…
На друзей пахнуло дымом и чадом. « Неужели и впрямь, спускаемся в преисподнюю?» – поёжился, не верящий ни в ад, ни в рай, ни во что иное, неожиданно взбодрившийся, Проворнов, почувствовал, как пробирает бока и спину влажной, сквозящей оттуда, откуда они только, что зашли, сыростью.
-3-
Чёрт лежал, копыта – в потолок.
Мысли – стойки.
Паучишка чтой-то поволок?
Мужичишка? - сторож с давней стройки.
Крюк подъёмный - пара хватких рук.
Чёрту вдруг – ведь вот уж это
Вечно-пребанальнейшее « вдруг»,
Поворотным пунктиком сюжета.
Чёрту вдруг – ну, мочи нет! – поспать
Захотелось; влезла мысль, мелькая.
ЗасыпАл, а мысль бежала вспять:
А засЫпал в топки уголька я?
На мазут переведут, на газ.
Да ещё…на вечный, « мирный» атом.
Чтоб горел и никогда не гас.
Газ – Европе! Атом – на хрена там?
Без Европы – лет на сто б! Никак!
Как без чёрта, без истопника.
У котлов трудяга дремлет, чёрт.
Спать – не спит; почувствовал – течёт.
Будто в Сочи али где?
Заплескаться вдруг воде.
Спать – не спишь, а тут волна
Накатила – и терпи вот!
Та волна, как вобла, солона.
Пенная волна, как пиво.
Окатило с головой.
То ль кутёнка, то ль котёнка.
Ой! – очнулся; глянул – ой, ой, ой!
Струйка хлещет, прыщет струйка тонко.
Сплошь – вода! По стенам, потолку
Брызгает, постыла.
Думает: а, ну-ка, подтеку
И с боков, и с тыла.
Плюнул чёрт: «Паршивей, чем в раю!»
Кроет человека, что есть мочи.
«Этак репутацию мою,
Чёртову…любой, прохвост, подмочит.
Вот, народ!
Так-то просто, разве, кто нальёт?»
Люди, люди? Видимо, не зря
На людей грешить нечистой силе.
Бедный чёрт! Ни свет и ни заря
Потолки и стены моросили.
Глянуть – ба!
Или в доме лопнула труба?
Чей этаж? Четвёртый ли, второй?
Где-то ниже или выше
Кто-то ванну, как ни крой,
Наполнял, забыл и вышел?
Да, пришли, настали времена!
Как прижгли! Вот, вражье племя! На!
Время даже чёрта припечёт!
Занялся б да работёнкой дельной.
Истопник да кочегар не в счет.
Оператор газовой котельной?
Стар и сдал! Ядрёна, думал, вошь!
Чёрт не в счёт? Ах, люди, не они ли?
Взяли Бога – самого ж! –
И декретом отменили…
Какие там нелады у людей с Богом – это вопрос другой. Бог
особо никому и не нужен в современной жизни, так – свечку поставить да - на всякий случай - к иконе приложиться.
И не тому удивлялся чёрт - ну, что за народишко? Откуда такой пошёл?
Все – друзья, товарищи по несчастью! Но и здесь, каждый из вновь прибывающих, освоился, огляделся, подлец, и местечко себе, где потеплее, ищет, косточки всякого рода
Знакомым и незнакомым перемывает. Право, что за народишко!
Да стоило лишь заикнуться чёрту о работе своей адовой, о котлах и топках, заикнуться в том смысле, что работы – не приведи, Господь! – стоило чёрту, перед кем бы то ни было, расчувствоваться, пресерьёзно так возражал ему каждый: « Нет, ни ада, ни рая нету!
Нету Бога! Выдумка! Миф! Ещё со школьной скамьи знаем и помним, что...
человек произошёл от обезьяны.
Ишь – подсмеивались над бедолагой – куда загнул! Котлы адские, топки!
Нет! Нету Бога!»
« Как это нету? – бывало, возмущается чёрт, об одном только и думая – о неблагодарной
своей работе – как это нету? Моих котлов? Топок? А я-то есть? Кто же тогда, по-вашему, я?»...
« А ты – отвечают – шутник, дядя! Во, даёт! Ты, дядя, истопником, поди, работаешь? Рядом, в котельной. Обитаешь у нас, здесь в подвальном помещении. Ждёшь – комнатку выделят?
Ворованным угольком, наверное, приторговываешь? Как? Угадали? Да и фамилия твоя, вроде, Чертков?
Чёртом – кличут!»
В подобных случаях он терялся, бедолага-чёрт. Вот и на этот раз: « Ох! – думает – неужели, живого топят? Чего это у них? – думает – А ну, гляну!»
-4-
Глянул! В пол-то глаза рассмотри.
Уясни в пол-уха.
В душах у людей, внутри
Полная поруха.
Снег не чистят? Плохо ли метут?
Сами – свиньи! Дворников – порочим!
И дома – грибами! – там и тут
Ввысь растут; с удобствами и прочим.
В дом въезжать – ни пуха, ни пера.
Нынче – зри, на каждом этаже как?
«К чёрту!» - говорят – пора
Вызывать сантехников из жека.
В общем, наломали дров.
Бракодел? Да, чтоб торчал в боку – кол!
Простудился мальчик! Нездоров!
Девочка в больных играет кукол.
Сто ж удобств и каплет с потолков.
« Эй, с бородкой, ходит здесь, который!
Ходят, бродят! Кто ж таков?
Так на днях уплыли шторы!»
Как обнимут за грудки. Разговоры – коротки.
Чёрт и выше на этаж.
А беда ж – одна и та ж.
С верхнего навстречу этажа –
Это, что за мелкое зверьё там? -
Тараканы, корчась и дрожа,
Лестничным спасаются пролётом.
И клопов народец выжить мог.
Баста! Кровушку попили.
За клопами, видно под шумок,
Эрудита местного побили.
Град ли Китеж под воду? Кижи?
Отсырела напрочь штукатурка.
Делать – что? Не в силах – подскажи!
Эрудит! Родит же мать…придурка!
О, учёное это всезнайство – о чём бы то ни было, говорить складно, и не задумываясь.
А побили в наших многострадальных « Черёмушках» эрудита Вякина, бывшего библиотекаря, за ненадобностью библиотечного дела, ставшего приёмщиком макулатуры. Да и приёмщик макулатуры – всё недалеко от литературы.
А народ зачастую скажет, как припечатает: эрудит ли Вякин? Вякин ли Эрудитов?
Он и в соревнованиях « всезнаек» участвовал, виртуальные деньги, хоть и небольшие,
выиграл; по карточке – отоварился или сразу приз выбрал? С годами забылось!
И не за это побили Вякина-Эрудитова, и кто – неизвестно.
Ещё бы он о старике Ное припомнил с его сыновьями.
А ведь и вправду, как в те допотопные времена, так же обнимет кто-то, облапит,
дышит на тебя уже с утра чёрт знает чем: « Да на что это похоже? – вопрошает –
Ну, как всё это назвать? Расценить? Стихийное бедствие? Наводнение?
А страховку мне выплатят целиком? А?»
Вся мебель, дескать, накрылась! Тахта и та уплыла куда-то!
« А куда ещё, кроме соседей? К ним!» - утешал кого-то из пострадавших эрудит Вякин.
Про Китеж-град припомнил, про то, как в дореволюционный период истории целые
города уходили под воду.
Так, что ничего нового не происходит и в наших « Черёмушках».
В самом-то деле! Потоп, он и есть – потоп!
Живи и здравствуй сегодня старик-Ной, ну, кто бы только не потешался над чудаком
и его сыновьями. Соседи во все времена рады позубоскалить, позлорадствовать
друг над другом.
Про Ноя говаривали: « Совсем спятил! Ладно бы сам, так он ещё детей с панталыку
сбивает, День-деньской что-то мастерит, сколачивает. Говорит – ковчег. Общество
организовал – « Охраны животных».
« Какой потоп?» – недоумевали соседи; родным старика-Ноя советовали: « Уж если
на этом и того, бедняга, так устройте его на водную станцию – спасать утопающих!»
Нет, ничего нового не происходило в наших тонущих, идущих на самое дно житейского
моря, « Черёмушках». Начинали протекать потолки, мокнуть стены и каждый из жильцов
с проклятыми неприятностями боролся, как мог и…мок.
И вот он, один из, так сказать, архетипов человеческого сознания – каждый из новосёлов подспудно чувствуя катастрофичность всего происходящего, уж если не был в состоянии
осознать всё, как есть, так старался не сплоховать, не отстать от других.
Слепо копировал своё окружение. Всеми правдами и неправдами выбивал
дефицитные строительные материалы, выпивал с кем-то из нужных ему людей;
пьяненький, бывало, философствовал: вот, дескать, ты – мне, я – тебе! Каждый для
каждого, а в результате – хорошо всем! Глупо оно, в общем, заботиться
обо всех сразу. Чистейшей воды идеализм! Хотя, потолки протекают, стены мокнут…
Подобным образом один бракодел-прораб наказал сам себя.
Мало озабоченный судьбой неведомых ему, будущих новосёлов, гнал прораб план, перекрывал все мыслимые и немыслимые сроки строительства, одним словом
был на хорошем счету у начальства.
Помнили о славном прорабе, частенько премировали, да и трёхкомнатную квартиру предоставили в только, что отстроенном доме, без очереди, правда, на пятом этаже.
Ах, беда ж ты, беда! И не в том беда, что лифт не предусмотрен в обыкновенной, типовой
пятиэтажке и тяжело прорабовой тёще, постоянно сбиваясь, забираться наверх, пересчитывать этажи.
А в том и беда, что оторвался наш глупый прораб от реальной действительности,
на «седьмом» пребывал небе.
« Ты, на землю спустись! – требовала жена – Мусор хотя бы вынеси. Вон бачки под самыми окнами. Не видишь?»
Прораб не видел… Вернее, видел, но дальше, дальше мусорных баков, дальше искорёженного бульдозерами сквера. Такие дали открывались благодушествующему
прорабу, когда выходил он на свой вполне обыкновенный балкон, такие дали открывались прорабу, что почти физически ощущал он под собой кресло начальника
участка, а выше себя только…
А выше прораба не так уж давно громоздилась битумоварка, трещала под ней одна
Из плит перекрытия. Швы между плитами были заделаны кое-как.
Стал потолок, просевший под битумоваркой, течь, железобетонный попросту расползаться по швам…
« Бракодел, ты, бракодел!» - ругалась жена прораба.
« А что я тебе говорила! - шамкала тёща – Пропадёшь с ним, несщастная!»
«Да ладно вам! Да, ну вас!» - чертыхался или нет, бедствующий прораб,
наш Чёрт-Чертков тут, как тут – в соседней квартире. Разобраться хотел, что и к чему?
-5-
Глянуть – у людей,
Что и как? Обычная квартирка!
Аж, до пяток сердцем холодей.
Сквознячок ознобил, прохватил как!
Со свету – во тьму!
Р-раз и в таз! Под самые капели!
Не хватало разве, что ему,
Чёрту разнесчастному, купели.
Вот беда! Подобное тогда
Было – в допотопные года.
Шёл с утра, накрапывая, дождь.
Вечера дождливы были.
Люди – рады: « Ну, так что ж!
Дождь пройдёт и меньше будет пыли.
Пыль прибита; знай, дожди идут.
Льёт вода, живому угрожая.
Рады люди; слышно там и тут:
« Значит, больше будет урожая!»
Их пойми? И всех посмыл потоп!
Было наказанием Господним!
Лило б дольше – спасся кто б?
Выскочил мужик в исподнем.
« Тьфу ты! Что за напасть!» - сплюнул чёрт, отворачиваясь, поднял перепачканную
пятерню к зачесавшимся было…рожкам.
За мужиком следом – баба! Тоже – не поймёшь, в чём!
« Гриша – верещит баба – Гриша, ну, что ты стоишь? Гони его прочь, гони, Гриша!
В таких сапожищах, а вчера у соседей снизу шторы тюлевые упёрли!
Весь паркет переломает!»…
« Чёрт! – зашумел уже и сам Гриша – Чёрт!»
А бестолковый, чёрт… возьми, да поддакни: « Да, я! Я – чёрт! Так меня кличут.
А в чём дело? Я, всё ещё не могу понять – в чём дело?»
« Что? – недоуменно пятился Гриша – Что? И так беда, а он ещё издевается?
Держите меня, держите?»
И, как только успел бедолажка-чёрт? Выскочил на лестничную площадку,
чуть было не перекрестился. Отдышался, глядит – в этом сумасшедшем доме
И остальные жильцы – кто в чём! Бегают по квартирам!
« А нет ли у вас – кричат – лишнего тазика? Уже и фужеры и стопки под воду заняли.
Не успеваем воду вычерпывать. Чёрт знает, что? Какое по счёту письмо в горисполком
отослали! И дожди, как назло! Чёрт знает, что!»
« Ко мне опять!» - смекнул черт. И я не знаю! Захотелось вмешаться чёрту во всё происходящее. Опрокинул чёрт какое-то корыто. Опрокинул с каким-то, радостно
и воровато озирающимся мужичонкой рюмку-другую.
Не стал дожидаться мужичонковой супруги.
« Топки у меня – говорит – гаснут. Сыро!»
Захотелось чёрту о вечном своём ревматизме поведать, о больных ногах,
но тут затормошило, поволокло его по всем этажам вместе со всеми.
« А ты – басят в одно ухо – а ты, чего это, батя, чего, старый хрен, не подписываешь
письмо коллективное?»
« А вы – во второе ухо дисконтом, – из какой вы, квартиры?»
Не сразу догадался черт, о чём его спрашивают.
« Я? Я!» - махнул рукой, дескать, ниже…
Махнул, да так ничего и не понял.
-6-
Чёрту ль разобраться в том,
В тонкостях... жилья приёмо-сдачи?
Бывше-коммунальный дом,
Разве для начальства дачи?
Строил дачу главный инженер.
Пол… начтреста крыл морёным буком.
Сторож-вор! – уж так изрёк жене:
« Заходить с условным буду…пуком!
А стучать - хватает стукачей.
Звякнет, стукнет всякая паскуда.
Глядь, гараж; а ну-ка, ну-ка, чей?
А кирпич, скажи-ка, друг, откуда?
Сторож стройки? Видно, потому!»
Сторож первый брякнул, предрекая:
Потолок начнёт в дому
Течь! Ведь щель да… раз, такая!
Растакая просто жизнь.
Тащат – все, а всех – держись.
На чужое, кто скупой?
Работяжкам – надо на пропой.
Надо – всем! У всех нужда – своя!
Поглядеть на сторожа-повесу.
Много больше тащит муравья,
Коли брать по собственному весу.
Воровской унять в народе зуд?
Бога – нет! Потащат, понесут!
Весь разогнан… бывший наш « Ворстрой!»
Что ж, « Ворстрой» теперь у нас – второй.
Загоняем гвозди и бетон.
Бригадир – не в духе!
Тот бетон загнали за батон,
И всего четыре « бормотухи».
Не просить же рублик у жены.
А пойду, спрошу у Мари-Ванны.
«Мари-Ванна, краники нужны?
Как не нужно ванны?
К ванне, к ней в накладку – унитаз!
А спешим? Так не было мороки!
А спешим – бригада занята-с!
Стройка! Поджимают сроки!
И столько раз отодвигались они, сроки ввода в эксплуатацию, сего злополучного дома, и столько раз принимались повышенные обязательства; даже тепло было подведено к ещё недостроенному дому, от старой, угольной, дышащей на ладан, котельной.
Лишь бы отрапортовать, что вот уже отапливается дом, лишь бы «сдать» скорее. А сколько всякого и разного, от кафельной плитки до радиаторов снесено было хозяйственной Мари Ванне? Нет, фактически не осталось ни средств, ни времени на последний, пятый этаж.
Среди стандартных пятиэтажек ничем особо не выделялся именно этот дом – те же рёбра,
уже начинающих обрастать различным тряпьём, стеклом, дранкой, балконов.
Те же этажи; хотя полноценных – четыре, а пятый – скорее так, для виду.
Пропили этаж! Было!
Ведущий работы, строительно-монтажный, орденоносного нашего всеми уважаемого « Ворстроя» участок давно уже перекрыл, отодвинутые в необозримое будущее, сроки
сдачи « объекта» в эксплуатацию. Ждали приёмную комиссию, говаривали – уже на подходе. Представители различных ведомств, все шишки и все на бедные наши головы посыплются. Работягам, как бы тяжело не было, всегда жилось попроще.
А начальство, начальство - от последнего прорабишки до главного инженера, до начальника стройки, до…чуть ли не парторга! - забегало, заволновалось.
« Всё ли готово?» - созваниваются. Столы накрывают. Ждут.
Да, было время!
И статейка была в городской газетке; не « Красный ли стяг?» - название газетки,
и не Проворновым ли написана статейка? А, может быть, и кем-то похожим на него, таким же, тогда ещё молодым, но всегда ушлым.
« Жильё – новосёлам!» - название статейки.
Фотографии счастливых новосёлов, счастливых строителей…
Где же поэт разошёлся, расстался со всякого рода «Проворновыми» и иже с ними?
Задумывался поэт над своей очередной пивной кружкой, проглатывал рюмку водки,
закусывал или нет? – не важно. Припоминал поэт настоящее, вглядывался в будущее и…
поэтически приукрашивал прошлое.
Чем ещё и заниматься поэту?
-7-
Было! И не раз, не два
К потолку лететь весёлой пробке.
Тостов несуразные слова.
Резвые позвякивали стопки.
Человеческих в любом
Черт в начальничке – немало.
Ели, пили и столбом
Дым! И лексика хромала!
« Вам подлить? Вам ик-корка? А вы,
П-подпишите! Рядышком! И точку!»
Тот сносить не в силах головы.
Сослепу елозит по листочку.
Думает на акт – меню!
Мне – бубнит – свиную б отбивную!
Тот: « С женой – стращает – изменю!
Так тебя, любовницу, ревную!»
Требуют « шампанских брызг!»
Треть начальства пьяно вдрызг.
Б-бах! И вот уж кто-то вдруг
Рюмкою ударил о пол.
Ног не жаль, не жаль, бедняге, рук.
Пьяненько затопал и захлопал.
Стопок с восемь выпито зараз.
Эх, цыган, цыган, созвать бы!
Где эстрада? Гнать сюда, зараз!
С похорон пришли, со свадьбы?
Эх, цыган! Цыган!
В секретарше столько в юной пыла!
Скромненько исполнила канкан.
Было!
« Еду! Едут!» - гомонили встречающие. На четырёх «Волгах» подъезжала начальственная
комиссия, трёх серых и ещё одной, легкомысленно-голубенького цвета.
Выгружалась приёмная комиссия, дверцами хлопала. На приветствия отвечала, демократично кивая всем присутствующим и в то же время по барски не замечая
никого в отдельности.
« Здравствуйте, здравствуйте!» - расступались встречающие, цыкали друг на друга:
« Ваньку уберите! Ваньку Дутова! На рогах с утра! А ещё бригадир! Знатный!
Обнаглел, спился!На кого бы ещё равняться?"
« Ну, как вы доехали? Благополучно? А я порядком заждался!
Ну, как жена, Пётр Степаныч? Как детки?» - по свойски приветствовал приехавших
Пал Палыч, начальник стройтреста, то бишь « Ворстроя» славного и орденоносного.
Хлебосольно разводил Пал Палыч руками, дескать, нет у нас времени, а всё же неплохо отдохнуть с дороги, перекусить. Ресторанчик здесь небольшой, напротив…
Супруга моя заведует ресторанчиком. Вы же знаете! Так мы по-домашнему! Чем богаты!
Всегда рады! С нами, с нами, уважаемый Алексей Иванович! Это парторг наш!» –
представлял парторга Пал Палыч. Он-де человек новый, в курс многих дел ещё только входит…
«Переучёт!» - одинокая замаячит на дверях ресторана табличка.
Знакомо и знаково будут приспущены по окнам ничем непримечательные шторы.
Эх, ресторанчик! Фасадом на набережную, зарастающей камышом, речки.
«Волна» – название ресторанчика.
Многих здесь укачивало.
Невесть кем придуманную песенку распевали здесь местные выпивохи.
Возле речки, у причала
Ресторанчик есть – « Волна».
Ох, и многих укачало
Море целое вина.
В рюмке – бури человечьи.
Человечье в рюмке дно.
В рюмке всякое увечье.
Всё едино! Всё одно!
Снова рюмочка полна.
Укачай меня, Волна.
В разливанной этой « Волне» и рыбка водилась красная, и икорка чёрная.
Не всем, правда, перепадало!
О, сколько различного начальства отобедывало в достославном ресторане,
сколько всякого рода документов подписывалось, чуть ли не здесь – за столами
по-дружески сдвинутыми и очень даже неплохо сервированными.
Да, было время! Вспомнить о прошлом, каким-то солнечным оно покажется,
сулящим что-то хорошее впереди.
Пыхтела, коптила угольная котельная, отапливала, чуть ли не весь город.
И угля зачастую не хватало, но как-то повеселей, жилось.
Дома с недоделками принимались, но и с оговорками с небольшими: должны быть устранены всякие недочёты в самое ближайшее время. Требование такое! Времени!
У жильцов-новосёлов прав стало больше – претензии заявлять.
Говаривали за весёлыми столами: « Не тот новосел! Разборчивый! Хоромы всем подавай!»
« А вот в наше время, в наше время!» - возмущался некто из начальствующих, седовласый и с брюшком, силился что-то припомнить и не мог. Только и восклицал: « Вот в наше время!»…
« Вот оно, наше время!» - убеждали седовласого и с брюшком, подсмеивались…
В очередной раз к вечеру всё было закончено: подписано, съедено, выпито.
Очередная комиссия отъезжала, прощалась в дверях ресторанчика с Пал Палычем,
с его хлебосольной супругой. Там в дверях и все практические замечания были
выслушаны начальником Стройтреста с благодарностью. Он сам сознавал, что всё у него в порядке, всё в ажуре, а вот грибочки, грибочки в следующий раз надо бы не забыть.
Для деток и песочницу можно соорудить, мысленно соглашался Пал Палыч – он деток любит! – а вот про грибочки, про грибочки, в самом деле, к следующему разу не забыть бы напомнить супруге. Грибочки да к водочке – закуска наипервейшая!
« Эй, эй! Федька, подруливай, каналья! Дуй по адресу!» - кричал хозяин легкомысленно –
голубенькой « Волги», тискал двух или трёх обалдевших, смеющихся официанток.
Отъезжала, отбывала начальственная комиссия. Отчаливали представители
различных ведомств – от санэпидстанции до горисполкома.
Порядком всех поднабралось. Покачивались.
Один из отбывающих – дотошный! – замешкался, всё норовил разобраться:
« А чего это? – вопрошал – Чего это, вам по проекту пять этажов, этажей полагается,
а я гляжу – первый, второй, Ик! – их около девяти, нет, восьми!»
« А это – отвечают дотошному – из сэкономленных материалов!»
« А! Н-не понял!»
Ничего не могли понять и первые новоселы. Прикручивали кое-где отсутствующие
водопроводные краники. Прорубали такие необходимые им в домашнем обиходе
вентиляционные вытяжки . Надеялись жильцы-новосёлы, ждали – засовестятся
строители, придут, как было обещано, устранять свои огрехи и недоделки.
Нет, не совестились, не шли, долгожданные.
А если и шли, то в новом обличье – жэковских слесарей и плотников, предлагая свои услуги и те же дефицитные краники. Поминутно и слышалось: « Обмыть бы надо, хозяева!
Такое дело!»…
Хозяева подносили, работники- обмывали сделанное, переделанное.
Золотые, как никак, руки! И те же краники – дефицит!
Жизнь – требовала своего. Входила в обычное русло. Продолжалась - будничная, простая.
А если и ходила ходуном люстра, так значит, выше на этаж отплясывал кто-то радостный,
продолжал встречать новоселье.
Сначала просто штукатурка отваливалась, но как пошли, зарядили дожди, так и жалобы
пошли в различные инстанции, ходоки пошли и…чёрт с ними.
-8-
Разных секретарищек-паскуд!
Вот и скажет каждая, как срежет.
« Главный – болен! В отпуску!
Докучать старайтесь реже!»
Дверь открыта? Нет, нельзя! Но, но!
Что ж тот отпуск, чуть ли не в полгода?
С лестницы пожарной влезть в окно?
С чёрного за дверь проникнуть хода?
Люди шли и…лили, шли дожди.
А к тому, другому кабинету
Протолкаешься и жди.
Не было начальства, да и… нету!
Жалобщиков-ходоков!
Каждый – в мыле!
Для технички – лезет, бестолков.
Пол - помыли!
Секретаркин чай.
От лимона долька.
С кислой миной цедит невзначай:
« Хоть бери, стреляй и только!»
Люди шли и третья ли рука,
Зама, как-никак, второго! -
Охнет: « Ох! Умру наверняка!
Гнать бы в шею! Всех подряд! С порога!»
« Пусть не ждут! Приёма, дескать, нет!
Нет - меня! Скажите – был и вышел!»
Тут же спустят в тот же в кабинет –
Директиву! Свыше!
Отвечать! Кратчайший срок!
Нужды, просьбы! Жалобы! Знакомо!
Ну, а что промеж весомых строк?
Главный отыграется на ком он?
Нервная и тут рука, и там
Шарила, как тяпка между грядок.
Разбросав бумаги по местам,
Навела, как водится, порядок.
Секретарша носом шмыг да шмыг.
Вирус! Пхчи! Часы клянёт приёма!
За рукою – рожу в тот же миг
Видно из дверного из проёма.
Люди шли и думали – к лицу
Важному! К лицу – Особе!
Секретаршу, глупую овцу,
Видели? И та – в ознобе.
Люди, беды-горести неся,
Шли – понуры; встать – себе дороже!
И…чихать на всё и вся
Замовой простывшей роже.
Нос воротит – вовсе не беда.
Что же, в роже – столько скрытой фальши.
На словах – ну, как же! Как же! Да!
Выраженье – взять бы всех… подальше!
« Ну, ладно!» – неожиданно-милостиво.
« Ну, чёрт с ними! Пусть идут! По одному! По одному!»
И шли ходоки-жалобщики, и где только их не было!
Толкались в приёмных, дарили секретаршам духи и конфеты, требовали своего,
добивались и – будьте снисходительны к поэту с его полупьяными каламбурами! –
чёрт с ними со всеми.
Протиснется бедолага в какой-то из кабинетов, стоит, переминается с ноги на ногу,
покуда не обратят на него внимания, не спросят: « А вы от кого? А! Сами! Тогда, отец, давай, как можно короче! Течёт? Правильно! Течёт! Такое время года! Осень!
Что? Мы и виноваты? Вы топите, а на вас течёт? Да, причём здесь котельная? Разберёмся! Конечно! Да, да!
Будут приняты меры! Когда? А зайдите на днях! Ещё лучше – через недельку, две.
Всё и выяснится, всё и будет сделано!»…
Через недельку, две – тот же занятой голос, в том же кабинете:
« Ну, как? Довольны? Что? По-прежнему протекает? Вы что-то путаете! Я, что-то путаю?
Возможно! Всё может быть! Вы не одни! Вас – много! Да вы полегче, полегче, товарищ!
Отнеситесь ко всему этому попроще! Этак, знаете ли, по-философски!
Знаете, всё течёт!»…
Течёт, протекает; наконец-то… дошло и до чёрта.
Всё течёт и ничего не меняется…
У этой истории нет конца, а надо бы и заканчивать.
Сколько дождей прошло, сколько воды утекло.
Стихи и то – одна вода. Так, что пора и поэту ставить точку, с чем он вполне согласен…
Кто-то изредка входил в пивную, кто-то выходил. С утра посетители не задерживались.
Двери – поскрипывали. Дождь за стенами, за окнами пивнушки - слегка накрапывал.
А в голове поэта распогодилось, почти прояснилось.
Куда и делись давние « товарищи», реальные и надуманные персонажи нескончаемой
истории затопления и не только жалких «Черёмушек», но и страны, и мира.
« Не заглянуть ли к истопнику-кочегару? Не угостить ли старика пивком?»
Частенько у него посиживал поэт, когда домой идти не тянуло.
В голове поэта зашевелились захромавшие на ударение строчки.
Хорошо хоть в пиве нет воды.
Бочка закупорена, а пахнет…
Пахнет – эка! – с хмелем нелады.
Той горчинки хмеля на губах нет!
Да и ладно! К чёрту!
Пореже бы чертыхаться поэту. Он и кочегару-истопнику подобрал вроде бы подходящее имя – чёрт! Имя, как связующее для всех несообразных частей своего произведения.
Сам-то чёрт всегда где-то рядом.
Из-за левого ли плеча выглядывает? Только всмотрись и вслушайся; и увидишь, и услышишь. А то и подсядет за столик в образе какого-нибудь выпивохи,
иногда, даже очень культурного выпивохи, непонятно, как оказавшегося в столь
затрапезном заведении.
« Да! – скажет – все мы опущены в самые небеса, отражающиеся в мутной луже
нашего сознания! Не так ли, поэт?»
С кем бы ещё, как не с поэтом, общался чёрт?
Мелкие бесы не в счёт.
У них другая публика.
-9-
Что ж, поэт? Стихи – водой вода!
Хуже нет словесного потопа.
И волнуешься – куда? –
Говорят - ведь вот, беда! - потопал.
Кто и в « жек»; в галдящий втёрся в ряд.
Вы ли? Я ли?
Вновь про воду – мутишь! – говорят.
Это мы стояли!
В самый главный рвёшься кабинет.
Наводнён и гул в народе.
О параде – помните – планет?
О потопе – тоже в тему, вроде.
Весь пройдёшь с рождения ликбез.
Изрекут разумное вполне – ба!
Лопнуло терпенье де небес.
Хляби и разверзлись неба.
А твоё терпенье; как струна
Л-лопнула! Натянутая! Н-на!
Лопнуло терпенье, и водой
Той же самой брызжут всей толпою.
Нервный, дескать, молодой.
Да и что, скажи, с тобою?
А с поэтом вечная беда.
Болевою точкой у поэта
Сердце! – если что-то, где-то.
И не важно – где и что, когда!
Где-то лихо меряют на фунт.
Мы, бывает, из дому не выйдем,
Бурю-бедствие, тайфун
В новостях – воочию! – и видим.
Штаты! Н-на! Волна – стеной стена!
Там всегда всего сполна хватало!
Вся Флорида к черту сметена.
Так у нас аврал в конце квартала.
Штаты – где?
Сотни крыш посорваны стихией.
Что ж, у нас и дождичку – воде! –
Потолки – такие пустяки, ей!
Просочится даже и в печать.
С потолков проклятая водица.
Бракоделов – отвечать!
Бить рублём и не взирать на лица.
Мало бьют, а больше льют
Из давнопорожнего – в пустое.
Ищем правды, бедный люд.
Сколько нервов это стоит!
Как и в чём там не толки
Воду, видимо скорее,
Чем подмажут потолки,
Прохудятся батареи.
Сверху - верю! - многое видней.
Всё в порядке! – в чём-то судят кресле.
А подобье бесподобных дней?
Страшное подобие? А если?
Всех топить, чтоб выжить на плаву?
На других, скажите, кто не капал?
Настрочил доносец – поживу!
Накропал, как дождичек накрапал.
Сел на воду, съел свой чёрный хлеб.
Несусветным, вечным занят вздором.
С потолком протёкшим, так нелеп! –
Бегаешь по важным коридорам.
В кабинет в один, другой.
Двери вышибешь ногой.
Стол огромнейший, а за –
Водянистые глаза.
На дисплее рожа не видна.
Электронный бес ли, сатана?
Монитор! Глядят глаза в упор!
«Что за шум? О чём, товарищ, спор?»
«Вы ещё не знакомы с электронным правительством?
Так заходите на нужный вам портал.
Универсальная электронная карта у вас имеется?
Карта – многофункциональна! По ней и за покупки можно рассчитываться.
Наличность – вчерашний день. Коррупции – бой! Всё под контролем!
Был бы счёт в банке! У вас счёт есть? Не заблокирован?»…
Ну, что, поэт? Приплыли?
Плыли по течению, всему были довольны, со всем согласны.
Теперь и капиталы перетекают из кармана, из одного да в другой, всё той же, вроде бы незаметной, но довольно таки властной, не рожи, нет! – морды.
И везде – глаза! Следят за тобою.
Границы размыты меж странами-государствами.
Езжай, куда хочешь. Лети. Плыви.
Вот твой многопалубный корабль; трёх, пяти, семикупольный…
И мачты – кресты! И звон-то, какой! Звон – колокольный!
И самый большой, многокукольный корабль – в столице! – воссоздан, отстроен славными мастерами, архитекторами. Идёт по должному фарватеру с другими, всякими да разными кораблями, корабликами. Чем не ковчег?
И причалит, куда надо и когда надо!
«Ну, что, поэт, с нами?» - тут уж вовсю разухмылялся чёрт.
Ковчег-то не зря наполнен под завязку; впрямь бочка закупорена! И никак не звучит по другому!
А ты, поэт, заигрался, гляжу, словами-ударениями.
Эко, маху дал! Да и промахнулся! Короче говоря, не на то поле, не на ту клетку фишку-пешку поставил.
Ты, поэт, себя не жалея, словами поправить, изменить мир, куда уж в лучшую сторону! - хотел; конечно же, не вечного своего тщеславия ради.
Да не просто, надо сказать, со словцом промахнулся; слово даже и с невероятно пребольшой, прописной буквы не решает ничего.
Зато мы — вовсю разошёлся чёрт - мы, никогда не промахиваемся».
« Слово решает всё!» - грустно возразил поэт.
Ох, как устал я от всей вашей погани!»
И сразу же услышал рифму, в ответ:
« А Бога – нет!»
«Ну, что? Кровью договор о сотрудничестве подписываем, или просто печать ставим?
Хоть на лоб, хоть на руку. По желанию.
А, нет? Набери воды в рот, помалкивай.
А то – утопи себя в пивной кружке или рюмкой пристукни.
Что, не выход из положения?»…
«К чёрту!» - выругался поэт по привычке. К чёрту послать бы тебя, чёрта… Куда и дальше! Прости, Господи!»
У этой истории – нет конца! Да всему бывает конец!
И, кажется, конец – близок!
1979 – 05.03. 2011
СОДЕРЖАНИЕ
1 - О СЕБЕ
2 - О ПОЭЗИИ - ЯЗЫКОМ ПРОЗЫ И СТИХАМИ
3 - КАК БЫ "ОТ ОБРАТНОГО" О ПОЭЗИИ
4 - НОВЫЙ КОВЧЕГ
Сергей Литвинов
О ПОЭЗИИ -
ЯЗЫКОМ ПРОЗЫ И СТИХАМИ
-------------------------
НОВЫЙ КОВЧЕГ
Стихи, проза
Подписано к печати 12.12. 2014. г.
Формат 60 + 80/16. Гарнитура AG Futura/
Бумага офсетная. Усл.-печ. л.3,0.
Тираж 400 экз. Заказ № 147.
Издательство ООО "Гемма"
601902 Владимсирская обл.
г.Ковров, ул.Чернышевского, д.13
Тел. (49232) 5-12-35