Понимаешь, мы звери особой весенней крови, мы выходим из долгой тьмы, и опять всё внове, что-то гулкое, медное слышится в нашем зове - это буйная юность почти сорвалась с цепи. Нас всё тянет куда-то - к югу, на льдины, в поле - но апрель заходил, и был безнадёжно болен, он не знал, то ли мир пробуждать ему, то ли, то ли... Может, лучше его не трогать, пускай поспит. И сказали ему тогда, не вступая в споры: сохраним для себя, для всех этот дикий всполох - через год, через май, наверно, уже не вспомним, как мы прожили время гнева и перемен, как печаль пробиралась в жилы незваной гостьей - где она пролилась, тяжёлые зреют гроздья, расцветает терновник, и рыжим крошатся гвозди (но неважно, чего нам стоил такой обмен). Остаётся весенний дух да мечты о лете, остаёмся и мы - кочевники, звери, дети - чтоб познать все пути на маленьком хрупком свете - провожает в дорогу нас хоровод столбов. В синеве промелькнув далёкой изящным взмахом, не сдадимся теперь ни смерти, ни злу, ни страху, нам подарена сила - луч зажигать из праха.
Ведь должна же во всём этом хаосе быть любовь.