«КАСАТКА» ГЕННАДИЯ ГУЩИНА – ОЧЕНЬ СВОЕВРЕМЕННЫЙ СПЕКТАКЛЬ
Репертуар Магаданского музыкального и драматического театра в апреле пополнился шестой постановкой заслуженного артиста России Геннадия Гущина. Иркутский режиссер каждый раз предлагает руководству театра и труппе «особый материал», пьесы, которые не просто становятся любимыми и востребованными у публики, но и дают немало пищи для размышлений, сопереживания жизненным коллизиям и проблемам героев спектаклей. Безусловными фаворитами у зрителя стали все постановки Геннадия Гущина в нашем театре. И комедии «Не верь глазам своим» и «Сидеть, лежать, любить», поставленные во второй половине 2000-х, и воплощенные уже в конце 2010-х г.г.: озорная комедия положений «Дамский портной, или красиво шить не запретишь», и героическая сказка «В некотором царстве, в тридесятом государстве», и лирическая камерная постановка «Дура и Дурочка». В свой шестой приезд в Магадан Геннадий Гущин поставил пьесу А. Толстого «Касатка». 22 и 23 апреля прошли премьерные показы новинки репертуара МГМДТ. В первый день также состоялась прямая трансляция спектакля, осуществленная региональным телеканалом «Колыма-Плюс». Магаданцы и жители области смогли увидеть премьеру новой постановки Геннадия Гущина в прямом эфире, одновременно с публикой в партере, на балконе и в ложах театра. Потому что свободных мест в зале просто не было. В преддверии премьерных показов, когда проходила сдача спектакля, а режиссер и художник-постановщик оттачивали последние нюансы, напряженно работали с цехами по костюмам, декорациям, свету, бутафории, реквизиту, Геннадий Гущин любезно уделил мне достаточно времени для беседы.
– Геннадий Степанович, как правило, молодые, не слишком опытные журналисты зачастую начинают интервью с режиссером, особенно с приезжим, таким банальным вопросом: «Почему вы выбрали эту пьесу?», что жутко раздражает театральных профессионалов. А потому я сформулирую вопрос иначе: что в этой пьесе вас так зацепило, почему именно вы ставите пьесу Алексея Толстого «Касатка», написанную в 1916 г.? В чем вы нашли особую перекличку между той эпохой и нашим временем?
– Я, наверное, буду говорить какие-то банальные вещи, понятные всем, и в то же время очевидные истины, живущие с нами всегда. Меня эта пьеса тронула прежде всего потому, что она очень ласковая, нежная и о любви. Вы вспомнили все спектакли, поставленные мной в Магаданском театре, так вот во всех этих постановках главная тема – это любовь. Ведь если просто говорить, о чем эта пьеса, то, понимаете, у человека в определенный период жизни случается некое падение, он оказывается на дне, захлебнувшись в омуте житейской суеты. И вот когда уже ему ничего не светит в жизни, вдруг неожиданно появляется какой-то огонек – любовь. И только она может поднять человека, вытащить его из грязи, если, конечно, это настоящая любовь. Именно об этом наша пьеса. Князь, который проигрался в пух и прах, и вынужден уже бежать от долгов и кредиторов со своей женщиной, Касаткой, в какую-то глухую деревню, чтобы спрятаться от всех, и вдруг там он встречает девушку. И это новое чувство любви его возвышает, он снова начинает жить. Вот это главное. Оптимистическая история настоящей любви, заставляющей быть человеком, для меня это главный мотив.
– Геннадий Степанович, «Касатку» ведь сейчас нечасто ставят в России. Я посмотрел репертуары разных театров, и только в нескольких она идет. Как вы думаете, с чем связана такая недовостребованность этой пьесы?
– Все зависит от режиссера, если он сумеет разглядеть нечто важное в этой пьесе. Где-то ее поставят, она пройдет несколько сезонов, потом спектакль сходит со сцены, его долгое время нет, затем новые режиссеры опять возвращаются к этому произведению. Для меня это тоже довольно странно, потому что пьеса написана классно, видно, что ее создал мастер. Она, во-первых, мастерски сконструирована, во-вторых там такой нежный и живой язык, который сейчас не услышишь, что тоже придает определенный аромат пьесе. Когда это Слово звучит со сцены, оно просто ласкает душу, для актеров одно удовольствие купаться в красоте истинно русской речи этого произведения.
– Да, вы правы, Геннадий Степанович. Ведь наша культура в своих корнях Логоцентричная, ориентированная на Слово. Когда я узнал, что вы будете ставить эту пьесу, просмотрел ее, почитал, то, знаете, какие ассоциации у меня возникли? С творчеством Вадима Козина. Ведь он, будучи ребенком, еще до революции на граммофонных пластинках много слушал романсов, напетых Анастасией Вяльцевой, Надеждой Плевицкой, Юрием Морфесси, другими артистами начала ХХ века. А когда он сам уже в тридцатых годах записывал романсовый репертуар, то сумел сохранить и передать прежнюю интонацию, фразировку, особенности исполнения дореволюционной поры. Благодаря козинским записям сохранилась эта аутентичная, дореволюционная манера исполнения русских и цыганских романсов. И до сих пор современные исполнители, которые поют романсы Козина, учатся по его эталонным записям, как надо петь. Поэтому то, что вы делаете сейчас в нашем театре с постановкой пьесы Алексея Толстого – это ведь дорогого стоит, так как возвращает к жизни исконный русский язык вместо того сильно огрубленного, примитивного сленга современной молодежи, общающейся все больше СМСками, в чатах смартфонов. Сегодня, когда не только юное поколение, но и люди среднего возраста смотрят уже не телевизор, а «тик-токовские» ролики, когда наш «великий и могучий» упрощается и опошляется, очень важно возвращение к классическому, эталонному, литературному русскому языку, бытовавшему в образованной среде, как до революции, так и весь советский период истории России.
– Знаете, вы сформулировали (улыбается) практически все, что должен был сказать я. Но мне понравился этот ваш образ: старая граммофонная пластинка, которая дает ощущение настоящего, будоражит твою душу. Эта пьеса, действительно, некий образ граммофонной пластинки, потому что мы, работая над этой пьесой, подбираем классическую музыку. В спектакле будут звучать мелодии П. Чайковского, Г. Свиридова, как раз та, немного забытая, но очень нужная нашей душе интонация, для трепета, восхищения, чтобы хоть что-то человеческое в ней оставалось.
– Я почему-то уверен, что у молодежи, студентов, школьников, у всех, кто будет приходить на «Касатку», даже не знающих во всем объеме классической русской литературы и академической музыки, все это обязательно отзовется в душе, просто в силу того, что они являются русскими людьми, у нас у всех это в генах.
– Есть же старая истина, все наше культурное наследие находится глубоко в душе наших людей, но в силу обстоятельств, бешеных ритмов современной жизни, оно просто где-то там зашлаковано. Но если этот шлак убрать и зацепить за нужную струну, то русская культура зазвучит, потому что она есть в каждом нашем человеке.
– Геннадий Степанович, из тех актеров, которые сейчас заняты в этом спектакле, вам хорошо знакомы еще по первому спектаклю «Не верь глазам своим» Владислав Поляков, Александр Тарасюк, а с кем еще вам комфортно работать?
– Я работал с Оксаной Плиско в «Дамском портном», потом практически со всей труппой в сказке «В некотором царстве, в тридесятом государстве», со Светланой Окуневой и Александрой Солдатовой в «Дура и Дурочке. Со Светланой Кузнецовой работаю в первый раз, и она блестяще исполняет главную роль в «Касатке». Я ее смотрел в разных спектаклях, видно, что это очень профессиональный человек. С Александром Нестеренко мы тоже работали, в сказке он главную роль играл – Ивана. Процентов восемьдесят актеров труппы я хорошо знаю. Мне прежде всего нужно было попытаться соскоблить привычные штампы, которые здесь уже наработаны годами, нам надо было добиться живой интонации, а это самое сложное в театре.
– То есть, их потенциал, возможности, таланты вам уже хорошо знакомы?
– Да, и я уже полон уверенных ощущений, что все будет хорошо. Мы доверяем друг другу.
– Тем не менее, вы упомянули это пресловутое слово «штампы». Давайте немного об этом поговорим, потому что отношение к штампам у разных режиссеров и артистов двоякое. Помните, как великий русский, советский артист Евгений Евстигнеев говорил, что артисты отличаются количеством штампов – у плохого артиста их тридцать, а у хорошего – триста. Каково ваше отношение к этому? Штамп – это хорошо или плохо?
– Это и хорошо, и плохо. Если штамп живой, если он несет за собой какую-то энергию живую, то это хорошо. У меня есть набор каких-то своих инструментов, которыми я могу оперировать, и это здорово. А если это мертвые знаки – то плохо. Я почему упомянул штампы, очень плохо, когда у актера все готово, здесь я могу сморщиться, а здесь заплакать, или рассмеяться, это уже привычное приспособление. Понятно, когда человек работает сто лет в театре, он уже обрастает этим, ему проще из себя живое достать. Опять же, как штампы расценивать. Если это рождается изнутри, значит оно несет за собой какую-то живую энергию, это нормально. А если это просто пустое воспроизведение, имитация под эмоцию, чувство, тогда нужно от этого освобождаться. Иной раз даже начинаешь репетировать с актером, он и не подозревает, что может вот так показаться.
– Вообще, это же азы нашей профессии – система Станиславского.
– Мы с самого начала репетиционного процесса много говорили с актерами, что нужно вернуться к нашему патриарху Константину Сергеевичу. К его системе «Работы актера над собой». Дело в том, что режиссер должен знать эту школу, как работать с актером, как работать с пьесой, она потому и называется – система. Есть немало актеров и режиссеров, которые только слышали о системе, но не работают по ней. Скажем, у актера есть дар – заплакать в нужный момент, но этого мало, нужно еще и знать школу.
– Геннадий Степанович, не могу не задать вопрос по методике В. Мейерхольда, потому что его ученик Леонид Варпаховский у нас здесь поставил в 1940-е – 1950-е г.г. много спектаклей, в том числе «Травиату», и, как выяснила 20 лет назад одна французская актриса, режиссер и театровед Джудит Де Поль, связь между учителем и учеником была тесная. Когда она к нам приезжала, я ее и в Госархив водил, и в Москве она в архивах сидела, а потом защитила диссертацию по творчеству Л. Варпаховского в Париже. Так вот, когда она обнаружила режиссерские разработки и эскизы Варпаховского, то оказалось, что он в постановке оперы «Травиата» использовал драматические приемы спектакля «Дама с камелиями», который Мейерхольд поставил в Москве в 1934 году, а Варпаховский тогда был у него ассистентом. В память об учителе он уже в Магадане в 1945 г. и оперу «Травиата», написанную по роману «Дама с камелиями» поставил так, как это сделал бы Мейерхольд. Всеволод Эмильевич, был одним из любимых учеников К. Станиславского, потом их пути разошлись, и Мейерхольд разработал собственную методику, во многом противоречащую системе Константина Сергеевича. Но для всех, кто окончил театральные училища и институты, система Станиславского – отнюдь не закостеневшая догма, а живая система работы актера и режиссера, чего не скажешь о бихевиоризме Всеволода Эмильевича. Каково ваше отношение к этим двум великим, но столь разным режиссерам?
– Вы понимаете, если человек исповедует систему Мейерхольда, то знания, вроде бы, он получил, спектаклей насмотрелся, однако он берет чисто внешнюю историю, а внутренней наполненности там нет. Как Мейерхольд говорил: «Я посажу актера в грустную позу, и он у меня загрустит». А по системе Станиславского неизбежны вопросы, почему он грустит, что случилось, а потом уже и поза возникает. Но смысл в том, что именно по системе Станиславского получается живое чувство, то, что можно транслировать в зрительный зал. Каким способом, какой системой – это уже неважно. Все равно это чувство – транслируемое, главное, чтоб пошла эта живая энергия. Поэтому мне кажется, что любой мало-мальски профессиональный человек, который начинает изучать азы системы Станиславского, потом все равно вырабатывает свою методику работы. Когда я работаю с актерами, то считаю, что являюсь приверженцем системы Станиславского, но все равно иногда использую приемы Мейерхольда. У двух разных режиссеров наработки сублимируются, и все равно вырабатывается своя методика. Ближе или дальше от Станиславского, или от Мейерхольда, но все равно своя, потому что вот это в чистом виде Мейерхольд, а это в чистом виде – Станиславский. Человек третий, который учится дальше, он берет опыт этих двух. Я сейчас заговорил об этих методиках и системах только потому, что мы сейчас на эту тему говорим, а ведь в принципе я не формулирую это, я работаю так, как уже много лет занимаюсь своей профессией, а со стороны кто-кто говорит: «О, вот здесь он исповедует метод того-то», а я об этом может даже и не думаю. Моя задача, чтобы был живой человек. Это очень важно! Очень часто многие режиссеры об этом не думают, но я считаю, что режиссер должен прежде всего добиться именно этого живого чувства, расковырять актера, это не его домашняя работа, это наша работа совместная.
– Резюмируя, можно сказать, что все методики различных режиссеров и база (система Станиславского) – это как палитра, на которой все краски сценического искусства смешиваются?
– Конечно, взять, скажем, Голливуд. Какая там школа? А ведь Михаил Чехов туда приехал, что он привез? Он привез систему Станиславского и плюс свою методику. И вот пожалуйста, гениальные фильмы с гениальными актерами. А если покопаться, то мы придем опять же к Константину Сергеевичу Станиславскому. Когда мы говорили о пьесе, что нужно затронуть струны в душе человека, тоже самое и в системе Станиславского – это русская система, она генетически русскому человеку, талантливому, передается, и когда ему дать толчок, то она все равно в нем отзовется, потому что этого требует внутренняя работа, душевная. Скажем, есть великолепный японский театр, где все очень холодно делается, но тем не менее чувства какие-то передаются. Я сколько видел спектаклей по методике японской школы, было интересно, но лишь с точки зрения познавательной, а с точки зрения, вдруг тебя это заставит очень сильно рассмеяться или заплакать – нет, не работает. Потому что у нас есть своя, русская школа, и мы русские, а не японцы.
– Соответственно, отклик у зрителей в разных странах совершенно разный. Даже если мы привозим российские театры на Запад, но все равно разница в менталитете влияет и на восприятие, самочувствие зрительское.
– Конечно!
КАСАТКА. ПОСЛЕСЛОВИЕ.
И вот настали дни премьерных показов «Касатки». Сказать, что спектакль поразил, обрадовал истинных ценителей театра, мало. Он ошеломил, потряс своей удивительной красотой, глубоким внутренним переживанием артистов, у которых режиссер-постановщик сумел, по его словам, вытащить из груди все самое потаенное, душевное, глубинное. Настоящие, живые чувства и переживания. Каждый из задействованных в этом новом спектакле артистов раскрылся по-новому. И в этом – обоюдная работа и удача, как Геннадия Гущина, так и его команды, предельно слаженно сработавшей этот всамделишный шедевр, подлинное украшение репертуара Магаданского театра. Особенно порадовала, нет, просто изумила Оксана Плиско. Солистка музыкальной труппы, она уже давно, как и другие ее коллеги, плодотворно работает и в драматических спектаклях. Если вспоминать ее прежние роли в спектаклях, где не надо петь и танцевать, то самой сильной драматической работой Оксаны Плиско стало участие в пронзительной военной драме «Трибунал», где актриса раскрылась в полной мере. Роль же помещицы Варвары Ивановны Долговой в «Касатке» превзошла все прежние достижения О. Плиско. Планка, заданная актрисе режиссером, была взята и даже больше того, зритель увидел в этом образе настоящее воплощение русского характер той ушедшей эпохи чеховских героев, угасавших в своих дворянских усадьбах, но сохранивших и христианское добротолюбие, и сердечность, и всепрощение, и душевную красоту. Хотя жанр этой новинки нашего репертуара определен самим режиссером, как комедия пополам с мелодрамой, но образ, созданный Оксаной Плиско поднимается до высот истинной, пусть и не трагической, но все же некоей – трагедии.
Ведь если разобраться, то пьеса, написанная в 1916 г., гораздо глубже, чем просто бытописательский материал предреволюционной России, которой осталось существовать в своем патриархальном быту полгода-год. После чего последовала кровавая каша гражданской войны и интервенции иностранных государств. Героям пьесы неведомо еще, что им, возможно, предстоит либо встать на ту, или иную сторону в этом ожесточенном гражданском противостоянии. Либо с белыми, либо с красными, либо бежать в эмиграцию, чтобы прозябать в нищете за границей. И в этом смысле «Касатка» как никакая другая современная пьеса вполне коррелирует с нашими днями. Хотя специальная военная операция на Украине ведется ограниченным контингентом российских войск, совместно с народной милицией ЛДНР и героическим чеченским спецназом, но городского обывателя больше заботят цены на сахар, проблемы отдыха на турецких и прочих заграничных пляжах, в общем, все то же, что волновало увядающий слой русского дворянства 106 лет тому назад. И здесь надо отметить блестящую игру давнего партнера О. Плиско – Владислава Полякова в роли потомственного дворянина Абрама Желтухина. Кто тут засмеялся? Гусары, молчать! Нормальное имя, из православных святцев. Кроме того, предки Желтухина, по его собственному признанию, выходцы из Литвы, где сильны были свои, католические устои и наименования. Персонаж Владислава Полякова получился живым, не ходульным, не карикатурным, а именно таким, как учил К. Станиславский, в котором соединились все оттенки человеческого естества. Играя отрицательного героя, актеру следует найти некие светлые порывы, качества, чтобы одушевить и очеловечить своего персонажа. Типичный нахлебник, прожигатель жизни, никчемный человек, выродившийся потомок некогда служивого сословия, этот господин, бывший дворянином только по званию, любящий поесть и выпить на дармовщинку, оказывается не чужд таких человеческих и религиозных качеств, как сострадание, сочувствие, смирение и любовь. Напыщенный фанфарон, эгоист и лицемер, в душе Абрам Желтухин остается, при всем своем цинизме, испуганным, инфантильным и, в общем-то, добрым малым.
Безусловно, яркие и блестящие роли сыграны Светланой Кузнецовой, Анастасией Канторшиной, Александром Тарасюком, Александром Нестеренко. В «Касатке» нет второстепенных ролей. Нет маленьких персонажей. Каждый артист и артистка, даже если его, или ее выход на сцену кратковременный, создали целую галерею запоминающихся образов. Таковы Уранов и Стивинский, типичные декаденты Серебряного века, прожигатели жизни, картежные шулеры и мошенники полусвета. Циничные, прожженные, подлые и расчетливые обманщики. В исполнении Евгения Вертохвостова и Алексея Радкевича, сегодняшний зритель смог увидеть тот неистребимый типаж городских «санитаров леса», безжалостно пожирающих всякую слабую тварь в каменных джунглях столичного мира ночных клубов, кабаков, съемных комнат в доходных домах. Не менее убедительны сельские кумушки, выродившиеся представительницы все того же дворянского сословия, Анна Аполлосовна и Вера в исполнении Светланы Окуневой и Александры Солдатовой. Их эпизодическое появление на сцене только усиливает эффект невыносимой тошнотворной духоты дореволюционного бытия помещичьих усадеб, по несколько раз заложенных и перезаложенных в ссудных банках. Это та самая уходящая натура, что была сметена революцией и оказалась либо в эмиграции, либо на обочине новой, стремительно индустриализировавшейся Советской России. Служанка Дуняша, бестолковая, по мнению хозяйки, но чистая и наивная на самом деле, в исполнении Марчелы Стати, и хромоногий матрос Панкрат, в исполнении артиста балета Евгения Сергиенко, почти бессловесны. Их реплики коротки, однако, характеры по-своему выпуклые и яркие. Особенно у Панкрата. То, что бывший моряк с негнущейся ногой обитает сейчас не на морском берегу, а у речного причала, ни о чем еще не говорит. Причиной его хромоты могло быть и горькое поражение в Цусимском сражении-поражении, потери большей части Тихоокеанского флота царской России. А возможно, он инвалид и совсем свежий, получивший ранение и списанный по небоеготовности с флота уже в первые два года империалистической войны. О которой нет ни слова в диалогах и мыслях персонажей, но которая незримо присутствует в нас, их потомках, в нашей памяти и в нашем настоящем, когда русские солдаты и моряки снова выкорчевывают нацизм, грозящий самому существованию России сегодня…
Вновь говоря о персонаже Панкрата, которого так убедительно играет артист балета, словно у Евгения Сергиенко за плечами драматическая школа актерского мастерства, можно сказать только одно, эффект неожиданности в самом начале его появления на сцене встречает у публики закономерные овации. Ведь не каждый день можно увидеть подобное обливание себя ведром холодной воды с головы до ног. И в этой привычной закалке матерого матроса, ветерана боевых действий, читается и удаль, и бесстрашие русского богатыря. Под стать ему и бесхитростная простушка Дуняша – Марчела Стати. Ее суетные перебежки от кухни до господского стола, ее дурашливая манера разговора и вечная улыбка – суть природного характера нашей сельской бедноты. Возвращаясь же к главным персонажам, к основному «любовному четырехугольнику», нельзя не отметить, что в нем каждый из артистов создал убедительный образ, которому веришь безоглядно. Но безусловная королева столичных подмостков, порочная и надменная Марья Семеновна Косарева по прозвищу «Касатка», истеричная и капризная, как и деревенская барышня, истая «тургеневская девушка» Раиса Глебовна, это тоже наши типажи из русской действительности. Не только давно ушедшего Серебряного века, но и третьего тысячелетия, нашего времени. И трудно сказать, кто из блестящих актрис Магаданского театра, Светлана ли Кузнецова, Анастасия ли Канторшина, переиграла, либо превзошла коллегу. Здесь должен стоять интернет-смайлик)). Потому что задачи такой, «тянуть на себя одеяло», просто не было и быть не могло. Блестящие дуэты и общее партнерство в этой любовной «квадратуре круга» выявили все тончайшие нюансы и грани артистического дарования Светланы Кузнецовой и Анастасии Канторшиной, Александра Тарасюка и Александра Нестеренко. Проигравшийся в пух и прах, растоптанный собственным самоуничижением и пощечиной от любимой женщины, князь Бельский – такой же инфантильный и слабовольный представитель выродившегося дворянского класса, как и современная «золотая молодежь», либеральная отечественная интеллигенция, «испуганные патриоты», сбежавшие из надоевшей им России на Ближний Восток, или в Европу. Илья Ильич Быков, этот типичный управляющий дворянским родовым гнездом, скорее всего, не благородных кровей, а даже если и из худородных дворян, то очень бедный, однако, предприимчивый и деловито экономный. Его дальнейший путь в послереволюционной, большевистской России был бы более успешным и плодотворным, нежели у его соперника Бельского, никакой профессией не осквернившего своих белых рученек, кроме метания карт на зеленом столе в игорном доме.
Когда смотришь спектакль «Касатка», то постоянно ловишь себя на мысли, что все эти персонажи до боли знакомы тебе. Прекрасный язык и нетривиальный сюжет, с глубокими характерами и переживаниями героев пьесы, блестящая постановка заслуженного артиста России Геннадия Гущина, замечательная игра магаданских актеров, великолепные декорации заслуженного деятеля искусств России Александра Плинта, аутентичные костюмы своей эпохи, созданные по эскизам Оксаны Готовской, музыкальное оформление и световое решение спектакля, тут все сошлось воедино. И спектакль выстрелил! Даже не приснопамятным чеховским ружьем со стены, а поистине артиллерийским залпом «Авроры», как приговором своей эпохе, а также дал заряд надежды на лучшее будущее современной России, порой излишне медленно, а порой моментально и неожиданно очищающейся, рождающей смыслы, новую будущность, новые элиты из рядов пропахших порохом миротворцев, ломающих нынче снова хребет нацизму. И в этом смысле, «Касатка» - весьма своевременный спектакль на нашей сцене. Без резонерства и лобовой пропаганды истинно русских ценностей, по сути, христианских, православных, они же, советские, чистые, целомудренные и очистительные, спектакль «Касатка» побуждает задуматься о целях и смысле нашего земного бытия. Разумеется, тексты театрального завлита всегда будут пристрастны и небезупречны. Не являясь рецензией в строгом терминологическом понятии, нынешняя статья отражает все беспокойное и вместе с тем радостное, пасхальное ощущение благодати от новинки МГМДТ, блестящей работы истинного мастера – Геннадия Степановича Гущина и всей его команды. Не зря премьера прошла накануне Светлой Пасхи Христовой.
Игорь Дадашев,
руководитель литературно-драматургической частью МГМДТ