Тяжёлой поступью гиганта,
Что сквозь года свой тащит груз,
Он в гору медленно шагал,
Чтоб там избавиться от уз.
Ещё когда он был ребёнком
В их дом ворвались чужаки:
Забрали мать, вслух крикнув громко,
Что дом сожгут сейчас они.
Спустя минуту запылало.
Дом распустился красной розой.
Отец сберечь смог только чашку,
А он сберёг тогда вопросы.
Отцу спустя год стало плохо:
Его знобило и трясло.
Он умер, ведь не волновало
Его здоровье никого.
Коль спросите, что стало с ним,
То я отвечу: стал солдатом.
Он до сих пор хранит в своей
Главе ту памятную дату.
Он защищать хотел людей,
С оружием на перевес,
Но стал оплотом тех идей,
Всё ж жить которых лучше без.
Он убивал. Детей и взрослых,
Животных, дряхлых стариков.
Он сам страдал, но в сердце ярость -
Он узник был, хоть без оков.
И вот душа покрылась чёрной,
Какой-то вязкой, грязной мглой.
Его мутило, если надо
Было побыть самим с собой.
И вот однажды, день был ясный,
Наткнулся он на тех двоих,
Кто в дом его ворвался как-то.
И злость, чей вихрь в душе стих,
Вновь запылала, заиграла
На солнце отблеском ножей.
И вот теперь идёт он в гору
Пять долгих вымученных дней.
Устал, нет сил, сбилось дыханье,
Пот как кисель стекает вниз.
И что осталось в его теле?
С трудом можно назвать то "жизнь".
В руках поводья - тащит сани,
В которых тела два лежит:
Как будто в синем океане
Плывёт во тьме горбатый кит.
Те двое, что в санях, чуть дышат.
Вздымается их тихо грудь.
"Ну каково теперь, скажите,
Вот так плестись в последний путь", -
Он говорит чуть еле слышно,
На каждом слове выдох, вдох.
"Отец мой, помните, наверно.
Он заболел и тихо сдох", -
Он говорил, скорей, не с ними -
Он говорил с самим собой.
А в небе цвета тёмно-синий
Как будто бы за упокой
Горели звёзды, словно свечи,
А лунный свет как воск вниз тёк.
Он выкинул ножи за камень -
Какой от них теперь уж прок.
И вот он на горе. Вершина.
Он здесь стоит, словно маяк,
Заброшенный, пустой, старинный,
Не знающий жить дальше как.
Он дал воды попить обоим,
Краюшку хлеба и морковь.
"Вы жизнь сломали мне... И папе", -
Заговорил он тихо вновь.
"И моя мама... Что с ней стало", -
Спросил и тут же замолчал.
"Она жива и жила с нами", -
Закашлявшись один сказал.
"Это она нас попросила", -
Другой вдруг голос тут подал.
"Это она нас попросила", -
Вновь повторил и застонал.
В его глазах горели звёзды,
В его душе - горел пожар.
И тело от бессилия, вязко
Всё наполнял колючий жар.
Как вынести теперь такое -
Все эти души, что сгубил?
Как вынести ему такое?
На это сколько нужно сил?
Он отпустил их восвояси,
Но ей просил он доложить,
Что её сын жесток, убийца -
И с этим будет дальше жить.
И вот он на горе. Вершина.
Он здесь один, словно маяк,
Заброшенный, пустой, старинный,
Что всё ещё пронзает мрак.
Избавился от уз он злобы,
Их там оставил - горе на.
И помогает теперь людям -
Так тащит груз свой сквозь года.