Василий Фёдоров. Работы - непочатый край

Василий Дмитриевич Фёдоров
РАБОТЫ – НЕПОЧАТЫЙ КРАЙ
(о современной литературной критике)

   Критика, как и другие жанры литературы, дело конкретное. Высказывать ей какие-нибудь пожелания — всё равно, что давать советы по ненаписанному роману или поэме. Кроме того, во все времена на критику жаловались, что она отстает от литературы, а литературу упрекали, что она от¬стает от жизни. Но проходило время — в критике оставались Белинский, Добролюбов, в литературе — Толстой, Маяковский, Есенин.
Такие парадоксы возможны и в наше время.

   Однако сегодня признаемся, что литература у нас есть, а серьёзная критика почти отсутствует. Если уточнять претензии к нынешней критике, то следует сказать, что действительно наша литература накопила достаточно материала для выявления её главных тенденций. Занимаясь повседневностью литературы, критика не успевает даже сравнивать то, что было, с тем, что есть.
 
   В прозе, например, можно было бы задаться вопросом: чем отличается послевоенный роман типа «Далеко от Москвы»  В. Ажаева от современного?  В ажаевском романе и сама его конструкция, и конфликты определены производственной задачей — прокладкой нефтепровода. Нефтепровод — организатор материала. Что организует современный роман? В романе В. Кожевникова «Знакомьтесь, Балуев» таким организатором стала личность, а между тем общие ситуации схожи. По сему не случайно даже, что имя вынесено в заглавие. А что получается, когда в современных повестях и романах отсутствует личность как организующее начало? Псевдопсихологизм и аморфность.

   Те же тенденции, даже ещё заметней, мы обнаружим и в поэзии. Она стала менее декларативной и риторичной, от металлоконструкций повернулась к человеку, к его духовному миру. Но и на этом пути у неё много подводных камней. Риторика штука хитрая. Утратив видимость риторики, она сегодня оборачивается психологическим штампом, полной непривязанностью к явлениям жизни, в которых пребывает современный человек. Пятнадцать двадцать лет назад понятие «красота» входило в поэзию как факт революционный. Сегодня во многих случаях оно стало только словом, которое успели изрядно затаскать.

   Наша поэзия накопила достаточно материала и в жанре поэмы, и в лирике, что дает, возможность поразмышлять о развитии, но, к сожалению, размышлений-то в нашей критике и не хватает. Возьмём, к примеру, историческую тему в нашей поэзии. Она бы дала критику возможность обнаружить тенденции самые современные и злободневные, из которых одна лежит прямо на поверхности, — это «приспособить» историю и суетных целях нашего «сегодня». Тут возникает много проблем, например — что поэт имеет право приспособить, а что не имеет? История не сказка, которую можно рассказывать в десяти вариантах, в зависимости от характера и пристрастии сказителя.

   Другое дело, когда последствия какого-нибудь исторического события или факта становятся ясны значительно позднее. Бывает, время по-новому высвечивает их, — то, что было заставлено мелкими суетными событиями, обнажается более отчетливо. Но и здесь не может быть произвола в толкованиях, тем более в модернизации самих событий и фактов.

   Одним словом, у нашей критики работы непочатый край. На мой взгляд, до многого она не доходит потому, что явления литературы не рассматривает в ее явных и подспудных связях. Стоит только тронуть эти связи, как один узел приведёт к другому, а другой — к третьему. Мне кажется, что для лёгкости анализа связи явлений обрываются даже нарочито, вещи рассматриваются изолированно друг от друга, а это даёт возможность прибегать к оптическим фокусам, когда малое может быть представлено большим, большое — малым. Подобная изолированность особенно заметна на рецензиях. Читая их, обращаешь внимание на то, как много у нас поэтов-философов, что ни поэт, то философ.

  Чувство общего процесса в поэзии избавило бы нашу критику от излишней, по существу, предательской щедрости.
Критике нужен такой авторитет, чтобы поэт мог сказать: «От тебя и хула — похвала».

ВАСИЛИЙ ФЁДОРОВ


Газета «Литературная Россия» от 14 января 1972 года.с.2.
Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. с.280-282