Зима. 1967.
От лесосплава , прихваченного льдинами , меж пригорков, заваленых , как по линейке, с обеих сторон неряшливыми сугробищами, растянулась узкоколейка; еще не расчищена. Кукушечка уйдёт -по расписанию, а сначала - снегочист. Поскрипывая, охая и тяжело вздыхая, он неохотно набирает скорость ; из-под его брюха и колёс в разные стороны – сифонят фонтаны снега. Брызги серого салюта взмывают выше набросанных берегов , и кажется, что лекало рельсового туннеля опускается на глазах ниже и ниже .
Поглядывая сверху вниз, нахохлились устремленные в небо бархатные вершины вековых сосен , гордо выстроились безлистные гиганты, да и тощие деревца ; склонились в поклонах раскоряченные кривулины - все они , опушенные метельной пургой , скелетообразно переплелись ,словно взялись за руки.
Паровозик степенно движется вперед на далекий поселок Северный. Притормозив на полустанке, надрывисто , будто промычал, разорвал тишину , чуть не захлебнулся своей гарью и скрылся , оставив оный далеко позади , вместе с глухоманью . А здесь, под прозрачной невесомостью небес, средь сугробин , по припорошенному клише можно только догадаться , что в этом месте затаился одинокий обнадеживающий след, который ведёт чуть выше к маленькому деревянному срубу из неотесанных бревен.
Дверь снаружи примкнута на гвоздик. Внутри лавка,печурочка,спички. Вокруг седой , потрескивающий, пугающий лес , и средь исполинов, кустарника и скупой сверкающей глади ласкает далью узенький рядок схоронившейся тропы . Расклешенные юбочки молодых вечнозеленых ёлок , как в реверансе, распластались на снегу , придавленные массивными шапками белых хлопьев . На тянущихся к свету хвойных лапах-ёршиках сверху до низу высадился десант полупрозрачных минипарашютистов. В непродуваемой чаще недовольный ветер сломал себе голову, исхитряясь подогнать к парашютикам великолепие порхающих снежинок. Страшно молчать… «Страшно ?»-подумала я … « Не иначе – от лукавого…»,- и принялась вслух проговаривать « девяностый» псалом.
Каково по тесной тропке тащить детские саночки с завернутым в белое пуховое одеяльце двухгодовалого малыша ? Спина сгорбилась под тяжелым рюкзаком . Обе руки время от времени погружались в сугробы , чтобы как-то продвигаться вперёд.
С горем пополам в окружении леса тысячи шагов пройдены… Развиднелась просторная светлая полянка . Не понятно только, куда подевалась тропинка ? Прицелившись глазами, заметила тонкие кустиков кончики , чудом не запорошенные снегом. На них ориентируясь, осторожно шагнула по прямой. Но тут же провалилась в глубокий снег. Вытаскивая поочередно то ногу, то опиравшуюся на наст руку, перекатом доползла до первого кустика. Кажется, почувствовала твердь. Ребенок просил кушать. Подала из термоса давно остывшую сосиску. Но тот устал кувыркаться вместе с санками, заплакал. «Потерпи, сынок, видишь, деревня должна быть близко» , а он мне : «Мам, дай большую сосиску ; плинеси мне сюда делевню». На самом деле виднелось только нескончаемое белое поле и уже никаких кустиков. Двигаться дальше не хватало ни мужества, ни сил. Шаг за шагом преодолевая собственную немощь, наконец , увидела серый частокол , за ним маленькую избушку . Поднялась во весь рост , замахала руками и закричала что-было мочи. От крылечка отделилась человеческая фигура, повернулась и ушла … Через какое-то время вернулась, волоча за собой самодельный тобогган.
Читала, что гостеприимность на Севере увеличивается с каждым градусом северной широты. Вспомнила байку о низкой плотности населения в этих краях : «Смотрит Ваня, а за окном … одна Маня…». Не смешно !
Мужчина оказался высоким худощавым, но жилистым… Погрузив детские саночки на свои лыжеподобные , привёз нас в теплую избу . Сказал : « Долго глядел , у леса кто-то кувыркается, думал, ползёт пьяный. Однажды такого подобрал, а он меня поколотил.» Немудрено , что наш спаситель саночки за моей спиной не приметил , ребёнок был в светлоголубой шубке, белой шапке, и белом одеяльце. А я вовсю уже упрекала себя, зачем не послушалась , ведь писала мама : «Не приезжай, дороги нет !». –«Как это нет ? Так не бывает… У меня безвыходное положение на работе. Ребенку лучше побыть немного у бабушки в деревне»- рассуждала я.
Через полчаса послышался звон колокольцов , на лошадке, запряженной санями-розвальнями , к крылечку под’ехала со своим мужем почтальонка . На почту поступила телеграмма с обращением к маме встретить нас. Они же , люди сурового севера, не теряя времени и сил , срочно поспешили на помощь, считая излишним доставлять телеграмму адресату.
Далее до места назначения мы ехали, расположившись в розвальнях. Почтальонка, широко расставив ноги, стояла на санях, туго натягивая вожжи, и время от времени подхлёстывая лошадку, которая периодически по грудь проваливалась в сугробах; муж почтальонки бежал следом, вниз огружая приподнимавшиеся на перевалах снегов сани, которые то и дело опрокидывались , мы плюхались лицом вниз в холодный пушистый снег. Таким образом миновали две деревни, всего километров шесть. Наконец, добрались до места , сынок тёрся щекой и гладил ладошками выбеленную глиняную поверхность , ласково повторял : «Печка…,печенька … больше никуда не поеду…».
Вспоминались слова из фильма про Землю Санникова : « Эх, человек-человек ! Чего тебе дома не сидится ? Зачем по Земле идёшь ? Зачем вся жизнь твоя – дорога ?»
.