Полглавы дочитать оставалось,
одолела дневная усталость,
тихо выпала книга из рук.
Не тревожили громкие речи
и портянок, висящих у печи,
запах едкий, как репчатый лук.
Ничего не тревожило кроме,
в полудрёме, видений о доме.
Заворочался снизу сосед.
Закачалась и скрипнула койка,
и над нею другая тихонько
закачалась со скрипом в ответ.
Дым табачный над ярусом верхним,
жар вверху, позвоночник, как вертел,
извертелся от жара уже.
Так кручусь, словно камень на склоне.
В нашем одноэтажном вагоне
мой ночлег на втором этаже.
Утром слезу, жару проклиная,
проклиная, заранее зная,
что не раз на морозном юру,
где и взору и сердцу привольно,
всё равно вспоминаешь невольно
верхний ярус и печь, и жару.