Нравится. Подышать распаренной кожей бетона, металла, стекол. Рабочие кладут раскаленный жирный асфальт, и им подышать! После ледяного мая первая жара мгновенно размягчает тело, умасливает. Мозг отказывается надевать платье и босоножки, ведь еще пару дней назад в носу намерзали сосульки. Ветер прогнал все облака и гирлянды радуг, в голове и небе прошла мигрень.
Нравится. Видела гигантские маки. Стоят совершенно невозможные, лопоухие, ослепительно прекрасно-контрастные: мохнатые черные пузики и гладкие алые паруса лепестков. Бутоны, косящие под росянку. Толстенькие шмели сонно жужжат и, будто обливаясь потом, слепо тычутся мимо пыльцовых кладовых.
Нравится.
Наступает вечер и небо, как приличная женщина, наносит подобающий макияж: ярче, гуще, немного растушовывая к бровям. Сменился парфюм на более сладкий, тяжелый и манящий. Для ночных мотыльков, для влюбленных. На платье наброшена мантия. Невидимости или страсти - решать каждому. Речи тише, но смелее. Взгляды в упор, как выстрелы. Раскаленный день стекает стеарином с крыш, стен, подоконников и наступает шикарная горностаевая ночь. Наступает нега, розданы кубки сладкого сна (или яда, нужное подчеркнуть). Невозможная радость, тихая печаль, острая боль, щемящая пустота, - на выбор. Некоторым - брошюрки: как приручить (своего) дракона. Некоторым - бинокли. И лишь некоторым - перья. И - бессонница.