Когда ты жил здесь, печалью скован,
водил над рукописью рукой,
ты сам себя выносил за скобки, чтоб заслужить наконец покой.
Пришла она. Среди всех любовниц — тобой забытых черновиков —
она хотела любви не в слове и стала больше обычных слов.
Что ты мог дать ей: борьбу за счастье, преодоление, жертву, рок,
ее удерживая под властью самопророческих горьких строк?
Что ты мог дать ей, живой и нежной, тебя искавшей среди живых?
Усталость, сухость, конец надежды и отрешённость, в которых вы
не стали ближе. Конец романа порой бывает с людьми жесток.
Ты мастер слов и самообмана, пустых речей и любовей в стол.
Ты мог бы стать ей огнём, не скомкав ее любви в повторенный ад.
Но
горят лишь рукописи, и только.
А вот глаза ее — не горят.
13.06.22