Дождями нас осень встречает,
Занудным и мелким дождем.
Но вот что с тобой огорчает:
Особенно мы не при чем
С тобою, не нас то встречают
И тролли, и Герда, и Кай.
Не жми в удивленье плечами,
Коль коротко – не возникай.
А думай о будущем лете,
О будущей думай весне.
Судьба – лотерейный билетик,
Который мы тянем во сне.
…
Это сумерки, сумерки жизни,
Приглушенная тьма за окном.
Это жизни былой укоризны,
Здесь теперь кавардак, все вверх дном.
Это плачет печальная птица,
И с дерев облетают листы.
Это желтые жизни страницы
Догорают среди суеты.
Все упрямы, мы – тоже упрямы,
Всех упрямей конечно же, ты.
Лишь деревья колышут ветвями,
И о чем-то мне шепчут цветы.
Краски осени, цвет увяданья,
Приглушенная тьма за окном.
Я об этом узнал всем случайно,
Ничего не узнав об ином.
…
Бояться не надо властей:
Пиши себе напропалую.
Как будто, придя из гостей,
Любовь свою вспомнил былую.
И вот зазвучала в тебе
Забытая к черту музы;ка,
Но чем она станет в судьбе:
Кошмаром ли странным и диким,
Иль скрипки вернет голосок
Тебя в позабытое детство.
От смерти мы на волосок
И, чувствуя это наследство,
Пиши, как в последние дни.
Взахлеб, задыхаясь от страсти,
Себя на минуту верни
В уже отлетевшее счастье.
…
О ты, разрушительница наслаждений,
О ты, разлучительница собраний,
Нет смысла вставать пред тобой на колени,
Нет смысла задаривать теми дарами,
Цена которых всегда несметна,
Но жизни цена, конечно же, выше.
О как мрачна ты, о как неприветна!
Никто не увидит, никто не услышит,
Как входишь и гасишь светильник жизни,
Ложится на очи тьма гробовая,
Но выскажет кто свои укоризны?
А в новой жизни про все забывают.
И пишут заново новые строчки
На лист белоснежный, как зимы Сибири,
Никто не дойдет до последней точки,
Хоть в битве сражаясь, хоть сидя в квартире.
Поэтому я тебе обращаюсь,
О ты, разлучительница собраний,
Пока живу – ни с кем не прощаюсь,
Когда умру – не почувствую раны.
И в этом вихре кружиться до смерти -
Прости, что я назвал твое имя.
В начало – не верьте, концу – не верьте.
И так же она поступает с другими.
И это честно, всегда справедливо
Началом беременна тьма гробовая.
Что наши слезы, что наши порывы
Тому, на кого мы все уповаем?
…
Звезда – бродяга в темных небесах -
На чью-нибудь бездомность уповает
И прячут тучи озлобленье, страх
И сердце к этой ночи прикипает.
А мысль блуждает бог весь где уже
Среди покоя мощного, нирваны,
Не оставляя след в моей душе –
Следы вообще средь ночи нереальны.
И несговорчив вечный мой двойник
Мой вечный враг, тоски моей придаток.
Я в эти мысли издавна проник,
И на душе тех мыслей отпечаток.
Суму себе готовлю и тюрьму,
Готов к постыдной славе эшафота,
Но мне не спится ночью одному,
Алкается бездумного полета.
Пусть на рассвете выпадет роса,
И холодит мои босые ноги.
Нет веры сну, нет веры в чудеса,
Хотя и надо тех чудес немного.
Но ветрено, дождливо, холода,
Но одиночеств крайняя невзрачность
В итоге путь мой ясен на года,
На эту я не сетую прозрачность.
А в небесах кружится хоровод
Озябших звезд, на что-то негодует.
Уходит год, проходит новый год.
А в общем, все напрасно, вхолостую.
Пусть пляшет перед скинией звезда,
Пусть темень трет озябшие ладони.
В душе лишь мрак, забытая беда,
И я никем из вас – увы! – не понят.
…
Спасибо дню, спасибо темной ночи,
Которая о многом промолчит.
Но вот мой стыд, но вот мой сон воочью,
И перед ним огарочек свечи.
И где-то дребезжащая гитара,
Без толку, без ума и без затей.
Мотив забытый, и затертый, старый,
Все то же, не гони, мол, лошадей
Ямщик. И я свидетелем: не гонит.
Течет нытья надрывная волна,
Никто не позабыт, никто не понят,
И ни один на свете, ни одна.
Баюкают печальные итоги,
Хмельная влага выпита до дна
А остальное – в звездном некрологе
Там самый цимес, самая вина.
...
Не пишется, не пишется, не пишется,
Пуста моя заветная тетрадь.
А может быть, не дышится, не дышится,
Не слышится, не видится – как знать?
…
Убога наша дань цевнице,
Равно отчизне и мечтам.
Чертог роскошный, пышный снится,
А ключ, а шифр к нему: “сезам“.
Мечтанья юны отлетели,
Опали, словно вертоград.
И ты был молод неужели,
Плодам любви и счастья рад?
На старости рискуешь малым –
Лишь лет убогих череда.
Кафтаном золотым и алым,
Где звёзд и лалов без следа? -
Увы! То юности кафтаны,
А старости присущ халат.
И ты, обрюзгший, полупьяный,
И этому, приятель, рад.
Что в доживании хороше? –
И силы, и года не те.
Так тройка резво по пороше
Летит в роскошной красоте –
Се – юности воспоминанья,
Слезу небрежную смахнёшь.
На что отныне упованья? –
Где был червонец, ныне – грош.
Но дорожась живёшь и грошем,
Купи себе сухарь, ломоть
Пшеничного, ах мой хороший,
Про душу думай, а не плоть.
Неотвратимое все ближе,
О боге мысли об одном.
Ты всё смиреннее, все тише,
И утешаешься вином.
Иль цену жизни вспоминая,
На многое иначе зришь.
Все минуло, моя вина ли –
Слезу невольную таишь –
Когда о милом, драгоценном
Мечтаешь – этим жизнь мила.
Но пролетела как мгновенье,
И так, как будто не была?
Но утешайся даже этим:
Ты – дряхл, и привилегий нет.
Уже рукой подать до смерти,
И утешеньем даже смерть.
…
Жить можно долго. Но не сотню лет.
Быть можно Волгой. Ну а если нет,
То есть Иртыш, Тобол, чьи берега
Моя не осчастливила нога.
Но я себя напрасной может лыщу
Надеждой, что однажды как пращу,
Точней, как камень из тугой пращи,
В Америку закинут и прыщи
Мои увидят Даллас и Канзас.
И длинноногие с меня не сводит глаз
Красотки восемнадцати годов
А я? Что я? – я ко всему готов
Лишь дай мне знак, глазочком подмигни,
И я такой наделаю фигни –
Не расхлебает городской роддом,
Не думая совсем, а что потом.
На этом белом свете я живу.
Но не было такого наяву,
Я стар, плешив, согбен, как буква «Г»,
И эта прыть не по моей ноге.
Но все равно, мечтаешь и живёшь
А как иначе жить, едрена вошь?
…
Завтра снова на работу
Как и каждый божий день
Только ангел беззаботный
Холит – нежит свою лень.
Я – не ангел, мне работать
От утра и до темна.
И пыльцу со мною в соты
Носит верная жена.
Машет крыльями, летает,
За взятком берет взяток.
И чего нам не хватает?
От чего все копим впрок?
…
Как странно: родиться поэтом,
Готовым на счастье, на смерть.
Но речь ведь сейчас не об этом.
И жизни осталась лишь треть.
И надо на что-то решиться,
Дела мои очень плохи:
Вне правил стихи и традиций,
Никчёмные, в общем, стихи.
…
Присягаю холодному снегу,
Присягаю роящейся тьме,
Присягаю еде и ночлегу
И тому, чего я не сумел.
Безнаказанно блещут зарницы,
Поливают планету дожди,
Ничего никогда не приснится,
Милосердия вовсе не жди
Знай: за летом – грядущие зимы,
Знай: за светом – грядущая тьма
Нелюбимы тобой, нелюбимы
И безжалостно сводят с ума.
Но пробьётся полоска рассвета
Сквозь сияние мглы мировой.
И гармония в сердце поэта
Струйкой тонкой польется живой
…
Пустота, пустота, пустота...
Ах, какой недотрога, скажите!
Но кругом пустота, пустота…
Точно спутник один на орбите.
Где-то канули в вечность друзья,
Где-то канули в вечность подруги.
И поплакаться даже нельзя
Под рыданье родимое вьюги.
С каждым днём все острее черты,
Голос твой и надрывней и суше.
Где великие планы, мечты
Средь великой безжалостной стужи?
Все бравада, мол, мы проживём,
Все бравада: куда-то прорвемся.
Где ж небес голубой окоем? -
Над собою же горько смеемся.
Молодые – тебе не чета.
И стихи у них ярче и лучше.
Это - духа уже нищета,
Это – старость – ты чуешь, поручик?
Так порви пополам эполет –
Раз погибнуть не смог на дуэли.
Запоздалых не надо вендетт.
Как и выстрелов вверх, мимо цели.
…
Моя душа пылает точно факел.
В аду или в раю горит душа.
Ее и дождь октябрьский оплакал,
И стержень моего карандаша.
В стихах неважных, а других и нету
Догадка есть: другим и не бывать.
Холодный дождь. Октябрь. Уже не лето.
И койко-место: попросту кровать.
Журчит водичка в трубах батарейных,
Течёт благословенное тепло.
Читаю Кушнера, читаю Рейна,
А Вознесенскому не повезло.
Его забросил в самый дальний ящик.
Андрюша, ты не джокер, извини.
Люблю поэтов крепких, настоящих
Увы! Их так немного в наши дни.
…
Всё можно бы сделать и тоньше
Я сразу скажу без обид.
Но любит детишек ведь Онча,
Своим языком говорит.
И дети его понимают,
И слышен заливистый смех.
А то, что потом забывают –
Для милого люда не грех.
У них ведь свое пониманье,
Сегодня – не то, что вчера.
Для них новогодняя тайна –
Златых мандарин кожура.
И все мы хоть родом из детства,
Оно в нас до смерти сидит.
Отдать ребятне свое сердце –
Вам это не ставлю на вид –
Не каждый из взрослых сумеет,
А Онча для них – дед Мороз.
Приветит стихом и согреет,
Порой рассмешит их до слез.
Хоть может порой он наивен,
И стих без великих идей.
Но всё же большое спасибо.
Поэту от малых людей
…
Крым – Крымом, свобода - свободой.
Замазаны лестью уста.
Какая в России погода?
Скажите мне, ради Христа?
Что думает Осип об этом,
А что Николай Гумилёв?
Легко ли, родившись поэтом,
Терять и свободу, и кров?
А к этому, кажется, дело
Идёт. Начеку ФСБ.
Поэзии мёртвое тело
Идут отпевать на трубе.
“Оркестр гудит басами,
Трубач выдувает медь.
Думайте сами, решайте сами.
Как можно такое посметь?
…
Заигрывать с властью не надо,
К руке раболепно припасть.
Все кончится к вящей досаде
При жизни подобием ада:
Сожрет с потрохом тебя власть.
…
Для плеч богатырских поклажа:
Все силы она заберёт.
Часы бьют. Четвёртое стража
И, значит, пришел наш черёд.
И с нечистью, значит, сражаться
До третьих стоять петухов.
Ты можешь грешить, ошибаться,
Нельзя лишь неверных стихов.
Фальшивых, насквозь раболепных.
Ах, к чьим бы коленям припасть!
За то, что они так целебны
Не любит их чёрная масть.
…
Развратных женщина – слава богу! –
Все ж не было в моей судьбе.
Но я торил к Тебе дорогу,
Всю жизнь я шел к одной Тебе.
Но всё же Ты сказалась в нетях,
И за спиною пустота.
Молю за полчаса до смерти:
Всё, что не Ты – то клевета.
Воздушные я строил замки
Похлеще Синей Бороды.
Весенний воздух хрусткий жамкал
Я вплоть до утренней звезды.
Гремели в небесах хоралы,
Была одна мне ипостась:
Чтоб Ты хотя б звездою малой
На небе сумрачном зажглась.
…
В потустороннем увязая,
Ловя на будущность намёк,
Лишь крохи счастья осязая,
Которое не копим впрок.
Элегий кучу сочиняя,
На музыку дождей, ветров,
Навскидку: примус починяем
Всего лишь? Да! И вся любовь.
Кота мы любим Бегемота
Летит шипящий керосин
На Воланда идёт охота
Один какой-то сукин сын
Стреляет многажды, но пули
Все в белый свет, как в молоко.
А если глубже вы копнули,
Свой взгляд кидая далеко.
То, что привиделось в грядущем:
Уходит нечисть из столиц.
Всему короткий срок отпущен
И се – одна из небылиц.
Я сочинил её Булгаков
P.s. - преславнейший пиит.
К его твореньям каждый лаком
И подтвержу – не лыком шит
Сей автор. У великороссов
Считается, что он – титан.
Что до меня – то нет вопросов
Я с ним в сравнении пацан
И даже менее, но это
К любому можно приложить.
Провинциальному поэту
Едва ли стоило б тужить.
А, кстати, не тужу, катаю
День каждый божий два листа
Стихов, у музы не пытая
Спроста всё или неспроста.
На сем кончаю эти вирши,
Как затянувшуюся гнусь.
Стараюсь видеть дальше, ширше
Я не испытываю грусть.
…
Притязая на многое в жизни,
Одного только я не пойму:
Почему все так плохо в отчизне,
В мире плохо все так почему?
Парниковый эффект, исламисты,
Где-то выстрелы, взрывы гремят.
Может, просто попутал нечистый,
Может дьявола мерзкий обряд
Уничтожить всё светлое в мире,
Превратить все в помойку, тюрьму?
Вопрошаю я, сидя в квартире:
“В мире плохо все так почему? “
Я-то старый, мне жизни осталось
С гулькин нос, со свиной пятачок
Только к ближним великая жалость
Меня к этим вопросам влечёт.
Может всё и наладится в мире,
Где ещё выживать молодым
Как сверчок я играю на лире,
Облака проплывают, как дым.
Тополь свежей листвой зеленеет,
Лето зноем горячим обдаст:
Будет всё хорошо, по идее,
И никто никого не предаст,
Не отдаст никому на закланье –
Будет чудно в ближайший эон
Я у бога узнал всё случайно.
Неслучайно поведал всё Он
…
Не нам придонный ил –
Чай, мы - не караси.
Но я любил и жил.
О, господи, прости.
И в тысячную дверь –
Ключей не нужно.
А что потом, теперь,
О, господи, на ужин.
Всего кусок ржаной
И чашку чая.
А ты всегда со мной,
Конца ни чая.
Живу я на авось.
Жив божьим словом.
А больше не нашлось –
Ничто не ново.
Средь сереньких небес
Дождей осенних
Луч солнца, как отвес
По наущенью
Благих высоких сил
Живу, не плачу.
Я это сам просил –
А как иначе?
…
Мелькают наши души средь покоя
В тоски полей бесстыдной наготе.
И я уже согласен на любое
Из продолжений, грежу в простоте
Душевной: ведь и мне хотелось рая,
Колоколов и бронзовых фанфар.
Но сердце моё, трепетно сгорая,
Мне шепчет: “Ты куда? Ведь ты устал “
Да, я устал, но я еще вития,
Я тот ещё из басни Златоуст.
И я мечусь, как зверь в своей квартире,
Хотя карман мой безнадёжно пуст.
Ах, время, время! Сыплется песочек
Сулят нам смерть песочные часы.
А мама говорит моя: “Сыночек,
Ты ничего у бога не проси.
Всё есть, и все исполнится когда-то
И с глаз спадёт однажды пелена “
Но я давно играю в аты - баты
И мне давно ночами не до сна.
Как в ледостав, створожится дыханье
Уздой зимы охваченной реки.
Так у меня на сердце есть две тайны.
И я смеюсь: какие дураки
С тобою мы; горит ночами Вега
Свой дарит свет Полярная звезда.
А мы с тобой – две птицы без ночлега
И никогда мы не совьем гнезда.
Просить не надо у людей, у Бога.
Полны зерна и мёда закрома.
И я грущу уже весьма немного,
Печалюсь я умеренно весьма.
…
Мне б пядь земли,
Мне б воздуха глоток.
И, как Дали,
Рисую я цветок.
То красный лепесток,
То голубой,
Зелёных нет,
А то б сказал: “Любой “
Вот так к себе
Приблизил я весну
К моей судьбе
Красавицу одну
Прибавил:
Разноцветнейший цветок
Потом сказал,
Что сделал я что мог
Кто может лучше
Холст ему и кисть.
Все – дрянь, все – случай
Такова вся жизнь
…
Пехота - всего лишь пехота,
Ура! Рукопашный! В штыки!
Не боцманы и не пилоты,
А сущности, те же дураки.
Когда полковая музы;ка
На подвиг великий зовёт,
Что крик, твой гортанный и дикий,
Кого это, в общем, гребёт?
…
Какой с него отец?
Ведь он – подлец!
…
День очень удачный: писались стихи
Жар-птицу поймал я – удача.
И не было скучной, тупой чепухи,
Но не было с дара и сдачи.
Но осень засыпала все рыжевьём-
Все падают, падают листья.
Душа моя, все расскажу я потом.
В потёмках сгустившихся, мглистых
Все плачет, и плачет и плачет душа,
Как Ойстраха скрипка рыдает.
Уже на деревьях листвы ни гроша.
И ветер, как скряга, страдает.
Я все по улусам земли разнесу –
Все сроду не бывшие вести.
Но холодно стало и пусто в лесу.
Готова к зиме честь по чести
Природа, и я уже тоже готов.
Чихаю, как мамонт, гриппую.
И это на совести тоже ветров,
Утюжащих землю вслепую.
Сударыня зимушка, пани зима,
Я про;шу занять свое место.
Хоть мы не скажу, что заждались весьма,
Но зиму ступить будет лестно.
Пусть будут морозы, пусть будет вьюга;.
В тепле мы, авось, отсидимся.
И как это в песне: снега и снега
Привычны душе проходимца.
Ведь мы – проходимцы, отчасти шуты.
И только отчасти поэты.
О, лист, золотой и последний, лети! –
Последний раздел оперетты.
С названием осень, с названьем тепло,
Привет от земли уходящей.
Под снег, и веселие тоже сошло,
Как нега любви настоящей.
…
«Горька судьба российского поэта» –
Как кто-то из поэтов же сказал.
Ввиду имея смерть, имея вето
На жизнь враздрызг, на пьянку, на скандал.
О, сколько их спивалось, погибало, -
Кончая жизни выстрелом, в петле.
Но никогда они не ошибались
И не кончали жизнь свою во зле.
Платя за строчки малостью: судьбою,
За каждый стих, судьбу благодаря.
И радуясь, что Муза на постое –
Есть что нести к подножью алтаря
И все же это счастье: быть поэтом
На этой нищий, горестной земле.
И, вызнав жизни многие секреты,
Растаять вновь в сгущающейся мгле.
И ничего тогда уже не важно,
Когда написан самый главный стих.
И голос меди, резкий и протяжный,
Как водится не вовремя настиг.
Он весь в мечтах, надеждах, озареньях,
Он в мыслях весь шагнуть за горизонт.
Но подвела, наверно, резкость зренья
И на удачу кончился сезон.
Но все равно уже подбиты бабки,
Костяшкой щелкнул в небе счетовод.
И он идёт, как смерть застала, в тапках,
Покорный року в небеса идёт.
Язык творится в этом карнавале,
Смешенье лиц, слепые чудеса.
Бьюсь об заклад: расслышите едва ли
Теперь вы их простые голоса.
Они ушли теперь – и слава богу! –
С добычей может самой дорогой.
Но чувствую печенкою: в дорогу
На смену им идёт уже другой.
И всё опять как прежде повторится:
Идёт, в трубу картонную трубя.
В зачёт судьбы, в зачёт былых традиций
И умирает, может, за тебя.
…
Ну ладно, птичка улетай.
Ищи себе другую ветку.
Теперь ладонь моя пуста,
Печаль моя густа и едка.
Ну, что ж, спасибо и адью,
Всего хорошего, родная.
В неволе птицы не поют –
Как хорошо я это знаю!
Я сам молчал за годом год,
В простор неведомый мне рвался.
Но я не знаю счастья код.
Я сам частенько ошибался.
Поэтому могу понять –
Сказать точнее, понимаю.
Но не могу тебя обнять,
Других как смело обнимаю.
Ну что ж, дорога такова,
Что надо с кем-нибудь прощаться.
Но все слова, слова, слова –
Ведь должен кто-то ошибаться.
Поэтому скажу: лети
Ищи себе другую ветку.
А если что не так – прости,
Как я других прощал нередко.
…
Коварство и любовь – две ипостаси
Одной беды – коварство и любовь.
О как любил я милую Настасью,
О как она мне волновала кровь!
Обобран, брошен – в нищете в итоге –,
Как флот непобедимый я разбит.
За что меня вы покарали боги,
За что, за что морально я убит?
Теперь никто мне светочем не будет,
Я больше не поверю ни одной.
Но как я верил, как был счастлив, люди,
Какой прозрел я горькою ценой.
Теперь печаль - души моей эмблема,
Для песни запечатаны уста.
К чему элегии, к чему поэмы,
Когда душа скорбящая пуста?
…
Усталость сгибает мне плечи,
Столетняя, словно война.
О счастье – и не было речи,
И мне ни один, ни одна
Не клялись до смертного часа.
Меня ни за что не предать.
Не белая, в общем, я раса,
Но я не разбойник, не тать.
Достоинств, я кучу имею:
Талантлив, умён, голосист.
За что же намылили шею
Последний я, словно таксист?
Как будто последний я дворник –
В кармане моем ни шиша.
НО как встрепенулась во вторник
Моя золотая душа!
Каким она голосом пела,
Как стала она ворковать!
А тело, усталое тело,
На жёсткую бросив кровать,
О чем-то они говорили
И в вену кололи мне шприц.
И всадники чёрные в мыле
Уже торопили возниц.
Мол, времени мало осталось,
А дел и забот до хрена,
Им на фиг, по честности, сдалась
Столетняя эта война.
…
Сегодня рано встал,
Сегодня поздно лягу.
Стих влажный, как коралл
Ложится на бумагу.
Сияя как атолл,
Мерцая хмурым утром,
Он как меня нашел?
Я ж поступил немудро:
Его не записал,
Он, тая, как Мальдивы
Из памяти ушел,
Пылающее диво.
К кому? Вот в чем вопрос,
Соперник кто счастливый?
Средь дыма папирос
И грустного наива
Сижу, сижу, его
Сижу припоминая.
Но нет мне ничего,
Но нет было рая.
Совет мой: запиши
Стих сразу на бумагу.
А в тайниках души
Будь ты хоть трижды магом
Растает, как луна
На бледном небосклоне.
Душа чиста до дна,
Как мир во время оно.
И где-то в глубине
Сияет стих кораллом.
Он дорог мне вдвойне
И голубым, и алым.
Сияет цветом он,
Как радуга играет.
Таких стихов мильон
На дне души пылает.
…
Всё точка венчает на свете.
Огромная, жирная точка,
Но лепет листвы, то есть ветер
Поймёт ли когда-нибудь дочка?
С реки соскребу амальгаму,
Сдеру позолоту с рассвета.
Чем это не худшая драма
Из тех, что бывали на свете?
Так радости мало в улыбке,
Так мало печали средь зноя,
Что думаю: мы по ошибке
Родились и всё остальное.
К тому, что не было, впридачу
И эта печаль удалая.
Но в области искренней плача
Ещё не такое бывает.
Так дуй на холодную воду:
Морозом она обжигает.
Мы нынче сварганили оду
Всему, чего так не хватает.
Но время! В цене только время.
И к черту, и к черту пространство
Мы с этими, или мы с теми,
С кем были когда-то мы раньше.
Боюсь, не свихнуться б с рассудка,
Боюсь, потеряю удачу.
Ночами мне страшно и жутко,
При свете дневном не иначе.
Но так это, или иначе
Живём, свое горе хлебая.
А в области искренней плача
Ещё не такое бывает.
…
Человек обтянут кожей,
Весь в инстинктах, словно зверь.
Ну, а если дать по роже.
Дать потом, а не теперь –
Что он скажет, как заплачет,
Как заноет? – Боже мой!
А могло бы быть иначе.
Мама, я хочу домой.
Это только лишь присловье.
С детских лет и до седин
Всё ему на свете внове,
Своей жизни господин,
Он стенает, он рыдает,
Он свою терзает грудь.
А того совсем не знает:
Жить ему осталось чуть.
Так и я: живу, не зная
Сколько мне осталось дней.
Няня, милая, родная,
Родионовна, верней,
Ты скажи мне, где же кружка
И винца ты мне налей.
Жизни грош цена, полушка
Хоть и плакаться не мне
Все равно сижу, рыдая.
В синем небе облака.
Ты хоть милая, родная,
Пожалела б дурака.
Хоть и плачет без причины –
Сопли – вопли до небес.
Догорай моя лучина
Ты рыдай, рыдай мужчина
Хоть с причиною, хоть без.
…
Горюю о том, что сбылось,
Чего не сбылось – не горюю.
И чувствую в сердце не злость,
Все знаю, напрасно, впустую.
И чувствую холод земли,
И трав ядовитую зелень.
И что б ни придумал Дали,
Придумаю – в этом уверен.
Но смысла не вижу ни в чем,
И чувствую ночи я иго.
И утро придёт палачом –
Его распознаю я лики.
О, господи, сколько мне жить
На свете на белом осталось? –
Рассвета бикфордова нить
Подскажет: лишь капельку, малость.
…
Голубушка – ночь, не кончайся
И тьмой несусветной продлись.
Лишь ты над душою начальство,
Лишь ты – сокровенная жизнь.
Как радуг сияющих плети,
Как молний ветвистый разлом.
Так то, что осталося в нетях
Осталось навеки в былом.
Живёшь и печальный, и старый,
Вино пьешь и чай с молоком.
И, слушая плачи гитары,
Тоскуешь порой ни о ком.
Точней, ни о чем, и неверны
Догадки глазастых друзей.
И грусть, выжигающа скверну,
Нас делает выше князей.
Высокого места достойны
И доблести, чести полны.
Чего же мы так беспокойны,
Зачем же тревожны так дни?
Зачем мы так сорим стихами,
Старинные песни поем?
И звёздами блещет над нами
Зачем так ночной окоём?