Вот предо мной ребро реки,
но созидать здесь не с руки,
ведь тетиве пытливых глаз
(неважно стрел какой запас)
не так-то просто раскусить
пейзажа тоненькую нить –
для Минотавра грубых форм
она – не более, чем корм…
Но возразит ли мне река
на выпад сей иль свысока,
взглянув, сокроет серый лик
под очевидностью улик..?
Ведь вот лимитчицею, ой,
торчит бесстыдно над водой
бутылка с горлом наголо
души стремлениям назло!
А вот в песке рубля орёл
своё пристанище обрёл,
не покорить уж вышний трон –
быть Прометеем обречен,
он, как и мой ретивый слог
без неба видно занемог,
и распластавшись на песке,
глазеет ввысь в немой тоске;
на берегу ж бузит тандем,
то «Одиссей» и «Полифем»
схватились жестко, горячо,
уста неистовствуют: «чё?»,
в ответ несется: «конь в пальто»
и «бич с фамилией «Никто»!
Не абы как – безбожно льют
в себя портвейн, чеснок жуют,
несносно шествуют носы
и по колечкам колбасы,
чей «утонченный» аромат
Эвтерпе с блеском ставит мат;
но важно вырваться скорей
из сих коварнейших сетей,
соорудив бесстрашный мост
(что для унылого – погост),
от подсознанья погребков
до сих бесславных берегов…
И я представил грозный Стикс,
ведь ум влечет идея фикс,
«орёл» же пропуск иль билет
в тот мир, куда не кажет свет
свой резвый носик-пинкертон;
не подведи ж меня, Харон!
Пускай окружность примет вид
такой, как если б Парменид,
проникнув в таинство сие,
презрел бы веру в бытие!
И, расплатившийся «орлом»,
застыл я в мыслях об «ином»,
что должно резко наступить,
не упустить бы только нить!
Тогда ж расплещется река
безбрежным морем, а пока
открою дверку я зверью –
затянет Цербер песнь свою!
И вот открыта дверь во мрак,
но всё по прежнему, чудак,
река кряхтит, носы фырчат,
из уст фривольно льется мат,
а ветер старый и больной
ведет беседу сам с собой:
итогом – грузных туч каскад
низводит свет у синих врат…
Так неужели мой «демарш»
переродился в некий шарж?
И лишь замедлив мысли бег,
приметил я: стал краше брег,
река чиста, как изумруд –
рыбёшки чудные снуют,
а дым от дальнего костра
легко проник в нутро нутра,
искоренив душок вконец
колбасно-адовых колец!
А кто там в небе чертит круг?
Орел, что смял оковы мук,
«носы» ж не канули в пыли,
горами сделавшись вдали,
а дряхлый ветер осерчал,
злых туч ватагу прочь угнал,
тут вышло солнышко сиять,
распространяя благодать;
и в тот же миг связала нить
пейзаж и душу: час творить,
немедля браться за «перо»,
река ж, как сущего ребро,
послужит первою строкой…
В объятья музы с головой!