Во времена начала неолита,
Задолго до крещения Руси,
В Мещёрской пуще, где тропинки скрыты,
Стоянки древних русичей росли.
Одним из мест таких была и Нарма,
И видно Бог к ней так благоволил,
Что самою выносливою кармой
И долгим веком жизни наделил.
Суть слова «Нарма» связано с теченьем,
А рек чистейших было – пруд пруди,
В честь той, что и лазурней, и бойчее,
Сей суходол и нарекли, поди.
Леса округи много повидали,
И помнят о нашествии татар,
Что на места святые нападали
И канули бесславно среди мшар.
О частых столкновениях дружины,
Где в рост стояла с пахарями знать,
И полчищем бесчисленным вражины,
Могильники могли бы рассказать.
Кто знает,
Но гуляет слух по свету,
О том, что где-то здесь, в одной из гряд,
Согласно летописному сюжету,
Покоится Евпатий Коловрат.
Великий воин!
Князь и воевода,
От смерти не пустившийся в бега,
Он заслужил любовь всего народа
И уваженье лютого врага.
Поскольку путь людской, увы, не долог,
Шла в гору жизнь, иль мчалась под откос,
Любое городище и посёлок
Имели рядом собственный погост.
Позднее, возле мест захороненья,
Селяне стали церкви поднимать,
Чтобы в минуты горя и затменья
Быть ближе к Богу - так учила мать.
Материал природный для постройки
Под боком рос – вали, руби, да строй…
И создавал народ, по вере стойкий,
Шедевры настоящие, порой!
В «бунташном» веке дворянин Крапоткин,
Что вёл в писцовых книгах свой учёт,
Указывал, что: «В Нармовской слободке
Погост имеет собственный приход -
Святилище Николы Чудотворца
И страстотерпца, чья душа чиста,
Георгия, в миру Победоносца,
Казнённого Диоклом за Христа.
Там проживают, утешаясь малым,
Найдя поддержку в слове литургий,
Среди болот и девственной дубравы
Охотники, крестьяне, рыбаки…»
Как говорят, водица камень точит…
У дерева короче век вдвойне.
Потери от огня, без проволочек,
Случаются не только на войне.
Бывают и от молнии пожары,
Знавал их дважды Нармовский приход,
Но, на местах церквей сгоревших, старых,
Упрямо строил новые народ.
Года бегут, меняется столетье,
Практичность цепко входит в обиход.
В лесах мещёрских, сыновьям в наследье,
Купец БарскОв возводит свой завод.
И одолев Онопинскую пустошь,
Вложив немало силы и трудов,
И денежных купюр довольно густо,
С Москвы везёт стекольных мастеров.
Жизнь у рабочих тяжела, убога,
Семья далёко, за десятки вёрст…
Где силы брать?..
Конечно же, у Бога -
Ответ логичен, несомненно, прост.
Век «золотой» богат был филигранно,
И каждый уважаемый магнат,
Участвовал всегда в постройке храма
Как благодетель или меценат.
Степан Барсков - внук Якова Барскова,
По воле и желанию души,
Пошел навстречу люду заводскому,
И новый храм при Нарме заложил.
Со всех сторон внушительные виды!
Двусветный* и высокий четверик.
К стене восточной жмутся три апсиды,
Чтоб первый луч в алтарь легко проник.
А к западной, примкнула колокольня
С притвором и под крышею шатром,
И звон летел до деревень окольных,
И до хозяйских доплывал хором!
На луковичных главах слой сусали.
Макушки глав венчаются крестом.
Пилястров плоских строгие детали
Церковным стенам придают объём.
На оттиках кокошники, белеют.
От их контраста с красным кирпичом,
Вид здания становится цельнее
И ярче, по сравненью с чертежом!
А что внутри?.. Крещатыми столбами
На нефы разделенный четверик.
Его объем не охватить глазами!..
Дух замирает -
Так корабль велик!..
На стенах, сводах и столбах сюжеты
Из жизни Чудотворца и Христа.
Преобладанье голубого цвета
Привносит общность с вечностью «холстам».
Как благодать, ниспосланная свыше,
Струится свет из арочных окон.
И, кажется, что каждый образ дышит,
И ожидает праздничный канон.
Огонь свечей и ладана немного,
Сулят во храм входящему покой,
А сверху смотрит Пантократор строго
Благословляя правою рукой.
Расписывали церковь по уставу
Люлихины Василий да Иван.
Трудились братья родине во славу
И на мирскую радость прихожан.
Придерживаясь школы Васнецова,
Пастозно* клали краски на века,
Чтоб росписи в святилище Христовом
Могли бы содержаньем привлекать.
В центральном алтаре запечатлели
Картину «Вознесение Христа»,
В простенках окон - «Тайную вечерю»,
«Мольбу о чаше», «Снятие с креста».
В апсиде южной, там, где чаще солнце
Дневало, прячась за иконостас,
Сюжеты с Николаем Чудотворцем
Теплом оттенков радовали глаз.
Картины богородичного цикла
Хранил алтарный северный предел…
…Жаль, участь незавидная постигла –
Храм сохранить шедевры не сумел.
Осыпались чудесные картины,
Узор подпружных арок облетел,
Карнизы с золочёною лепниной,
Постиг всё тот же горестный удел.
Давно в помине нет иконостаса,
Лишились окна ярких витражей,
И плесенью ползучею «замазан»
Весь оголённый камень этажей.
От роскоши остался след модерна,
Верней клеймо на плиточном полу
Барона Эдуарда Бергенгейма,
Что знал при жизни славу и хвалу.
В двух нефах сохранился пол единым
И, если взять архивный прейскурант,
То мы прочтём, что из особой глины
Изготовлял продукцию гарант.
Что: «Плитки без последствий переносят
Движенье оживлённое по ним.
А щёлочи, кислоты, дождь и росы
Влияньем не пугают никаким.
По твёрдости означенные плитки,
Не хуже чем алмаз или корунд,
И повредить их - тщетные попытки,
В итоге ни к чему не приведут…»
Известно, что без толики позёрства
Гарантий тех представлен был пакет.
Однако, беспардонность мародёрства
Не мог предвидеть благородный швед.
Лихое время ненависти к Богу,
Сказалось и на душах, и церквях.
Партийный «брат», к означенному сроку,
Страшней был, чем татарин, или лях.
Закрыв приход - считая это долгом,
Священников оставив не у дел,
Он слово «опиум» запомнил, и надолго,
А вот «наследие» осмыслить не сумел.
Забыл, что дом дряхлеет без хозяев,
Необходимый требует учёт,
И только у беспечного раззявы,
Ветшает крыша, рушится, течёт.
Что воевать с историей – безумство.
Что жить с душой в согласье - благодать,
И, несомненно, полное кощунство -
Реликвии земли уничтожать.
Судьба у Нармы скорбная, подобна
Другим таким же селам на Руси.
Не описать правдиво и подробно,
Какую горечь ей пришлось вкусить.
Не передать отчаянье народа,
Который видел, как бросали вниз
Колокола, по воли сумасброда,
Или глупца… Поди-ка разберись…
Но, так или иначе, опустело,
Когда-то именитое село,
Как будто жизнь зависела всецело
от слова, что хранило, берегло.
И смотрит храм печально на дорогу,
И верит: обогнув болот кольцо,
Придёт с молитвой сильной на подмогу,
Любимый настоятель Пётр Чельцов.
Коснётся стен израненного друга,
Заглянет внутрь и, встав у алтаря,
Промолвит:
«Как Твой дом поруган…
Прости, Господь, не знали что творят…»