Сборник стихотворений 50

Марат Капашев Поэт
Где мы были, когда нас не было
И шумели хвощи, плауны -
Метеорной холодною пылью
Коротали безропотно дни?

Где мы были, когда динозавры
Наполняли леса и моря,
И не знали «сегодня» и завтра
К воплощению страстью горя?

Где мы были, когда саблезубый
Тигр царил, и пещерный медведь?
Лишь зародышем, каплей сугубо
И желаньем ходить или петь.

Наконец мы дождались: родили,
Дали голос и дали нам стать.
Но уже мы мечтали о крыльях,
И уже мы умели летать.

И теперь на далёкие звезды,
Взгляд стремя свой опять и опять,
Понимаем: земля - это остров -
Это должен быть кто-то понять.

Потому что в крови динозавры,
В дикой чаще шумят плауны.
Потому что, «сегодня» и «завтра»
Воедино связать мы должны.

Хоть пару слов об Искандере
Читатель, должен я сказать.
Да, эта тяжела потеря,
В печали души и глаза.

Он непосредственен по-детски,
Он не по-взрослому умён.
С врагами беспощадно резкий,
В друзей и женщину влюблён.

Он нам свои оставил книги,
Доступна это благодать.
Он был по-своему великий,
Заставил многих он рыдать

Своим уходом, До свиданья,
Покойных снов тебе, Фазиль!
Пусть книги будут оправданьем,
Где притча смешана и быль.

И в этом мире, где не ценен
Ничем почти что человек,
Я помню чудные мгновенья,
Где истины свои ты рёк.

И в мире том, где все молчали
И были ниже, чем трава,
О, как пророчески звучали
Твои бессмертные слова.

Когда-нибудь случится лето
А я о том не буду знать!
В марлезианском сём балете
Такая сердцу благодать.

Матушка от смерти узкой грудью
Защищала нас, своих детей.
Нет её, и никогда не будет.
И грозят нам тысячи смертей.

Нет защиты, смертоносный ливень
Льет с небес потоками огня.
Как я был беспечен и наивен!
Как хранила матушка меня!

Когда-нибудь всё состыкуется:
Заплатят теплом за тепло.
Тоскуй же, покуда тоскуется
Вселенским законом назло.

Убавится пусть энтропия,
Сверхновая вспыхнет звезда.
Нас, помню, когда-то любили,
Нас любят ещё иногда.

Минуты бросая на ветер,
Секунды забвенья любя,
Ты всё понимаешь на свете,
И все понимают тебя.

Как это для сердца отрадно!
Какая душе благодать!
А горе с обидой накладны.
Им края-конца не видать.

Кому-то будет меч и плаха,
Кому-то много-много плах.
Живите милые без страха
Ведь есть у нас зато Аллах.

И волос с головы повинной
Без разрешенья не спадёт
Как вы смешны, как вы наивны
А он же холодней, чем лёд.

Все взвешено, давно известно,
Давно предопределено.
И визги, страхи неуместны.
Живи бесстрастней, чем бревно

Ведь из его не выйдешь воли.
На всех наводит жуткий страх
И лечит от тоски и боли
Владыка космоса Аллах.

Какого черта пишу я стихи
Их слог и коряв, и натужен.
А лучше раздал бы свои долги,
Купил бы селедки на ужин.

С картошкой на диво она хороша,
Коль маслицем сдобрить картошку.
А то изнывает и плачет душа,
И хочет всего понемножку.

Газават, газават, газават
Всякой пошлости и суете
Знают в небе: ты - вечности брат
Забываешь о том в простоте.

Будь как алый, пьянящий всех май,
Будь как неба синей василёк.
И творящему песню - всех благ
И во всём помоги ему бог.

Поползновения к удаче
Поползновения к любви
Не вызвали ответ горячий
Лови момент лови, лови…

Лови удачу, дикий олух
И не спускай на тормозах,
Когда ты видишь страсть во взорах,
Хотя бы интерес в глазах.

Добились многого бернесы,
Добился много Михалков.
Будь дерзновенным, будь повесой.
И посещай девиц альков.

Иначе скажем: в будуаре
Ты этих посещай девиц.
Немного подшофе, с гитарой
И как там? Вене, виде, виц.

Кто близок на земле? Родные и поэты,
Где старые друзья? - их близко не видать.
Уж август за окном, кончается уж лето.
Уже ушла жара, такая благодать.

Хожу я босиком, уставший от асфальта.
Ласкает ноги мне родимый чернозём.
А ветер в вышине поющий альтом
А поля желтизна! А неба окоём!

Ищу, ищу слова совсем иных мелодий
Себе, да и другим поэтам не в пример.
А где-то наверху смеются Бродский, Оден
И уж подавно рад насмешливый Гомер

Сидит в душе моей заноза:
Не читан мной совсем Спиноза.

Прости меня, прости Барух,
Но изрекая это вслух,

Я в глубине души спокоен,
Христа боец, Аллаха воин.

Когортами листья с деревьев,
Иль правильней, листья с дерев.
Обряд карнавальный и древний:
Родиться, сперва умерев.

И жёлтые, красные листья
С деревьев летят и летят.
Всю землю, озябшую выстлав, –
Сгорающей осени плат.

Аллегория осени. Вид
Из окна на втором этаже.
Пламень сердца печалью убит
И не снится уже.

И не первая та, ни вторая,
И не третья - не снится никто.
Из ворот каравана - сарая
На осле выезжает кинто.

И рыдает зурна, и обито
Небо шелком таким голубым.
Все довольны. А ты-то, а ты-то
С окончанием согласен любым

Этой старой истории древней,
О любви, о печали, зиме.
И поникли устало деревья,
Шум листвы сохранить не сумев.

Знает каждый атташе
С милым рай и в шалаше

У Кристины Орбакайте
Спросит Акка Кебникайте:
Где до дома Нильса путь?
И ответит Орбакайте
Мудрой Акке Кебникайте
Мол, придёт когда-нибудь.

Как ни банально: раз родился,
Когда-нибудь и ты умрёшь.
Слезою светлою умылся:
А все ж когда, едрёна вошь?

И мыслишь: шестьдесят мне скоро
Не сорок лет, не пятьдесят.
Уходит жизнь - какое горе!
И те же облака висят.

И над тобой, и над Сократом,
И над какой-нибудь Манон
Леско; смысл так же не понятен
И где прожитого закон? -

Себя, других мы вопрошаем.
Хоть знаем мы: ответа нет.
Зачем мы бога искушаем,
Зачем черешневый кларнет

Терзаем в грустные минуты -
Их больше счастливых в разы.
И кто такие мы, по сути?
Скажи, Иегова, скажи.

Благодарю за все, что было
И не было, благодарю.
За то, что стало горсткой пыли,
За то, что бросил к алтарю

Любви я все свои богатства -
Все до последнего гроша.
За то, что поняв с миром братство
Взлетела ангелом душа.

За то, что после все сгорело.
Я трижды вас благодарю,
За всю наивность, неумелость,
За то, что это говорю.

Я и буду говорить, покамест
Горят закат или заря.
За мёд несбывшихся всех таинств,
За то, что плачу, говоря.

По воде пройдёт как по суше
И вода превратится в вино.
Через тысячелетнюю стужу
Понимаешь, как было давно

Это всё, и распяли в итоге
Бога-сына, у Бога-отца
Аргументов было немного,
Чтоб спасти того храбреца.

Кто бы он ни был, ушло в легенды,
Затерялось во мраке времён.
Но одно всегда неизменно:
На кресте умирает он.

Кровь людей к тому ж не водица
Мрак спустился, дрожал легион
И две тысячи лет всем снится
Этот жуткий кровавый сон.

Из призывов ЦК КПСС к 7-му ноября
У всех мужчин есть члены,
У всех женщин есть влагалища.
Любитесь непременно,
Синьоры и товарищи.

Зачарована, закольцована,
С мужем в ЗАГСе когда-то обвенчана.
Вся в работу по дому закована -
Это крест твой пожизненный, женщина.

Мало что в сем мире ценится,
Особливо юный пыл.
Что от этого изменится,
Если я тебя любил?

Даже больше одиночества,
Даже больше тишины
Ничего уже не хочется.
Что же это, объясни?

Почему между нами страны,
Часовые пояса?
Почему тебе не странно,
Что уходят чудеса?

Не сбываются приметы,
Забывается беда?
Кто же нам накаркал это?
Это что за ерунда?

Ты молчишь, я не отвечу
Ни сейчас, и ни потом.
До свиданья, до невстречи,
Может, и на свете том.

Кто поднимает Сталина из прошлого,
Кто вызывает Сталина из тьмы,
Тот хуже идиота просто пошлого,
Что зря волнует бедные умы.

Хоть мы уже взрослее и ответственней,
Способны на великие дела.
Но как-то смотрит Сталин неестественно,
Боюсь: не закусил бы удила.

Не может вождь довольствоваться малым:
Кровь жертв - довольно вкусная еда.
И в этом мире, грозном, одичалом
Почти не существует «никогда».

В обличии другом вернётся Сталин,
И содрогнется просвещенный мир.
Не говори: химера то пустая,
Покуда в чьём-то сердце жив кумир.

Все бывает однажды,
Замыкается круг.
Словно вечная жажда,
Или умер твой друг.

Или на родине милой
Позабыли тебя,
Иль как будто мы жили,
Никого не любя.

Не косили мы травы,
И не пили и вино.
Стала смертной отравой
Наша слава давно.

Но живём мы, не каясь
Никого не виня,
Жизни круг замыкают
Те, кто после меня.

Пусть забудут, забудут,
Не пригубят вино.
Жизнь - последнее чудо,
Мной допито давно.

Мне пятьдесят всего лишь восемь,
Я полон музыки и сил.
А кто-то говорит, что осень,
Твердит одно: угаснет пыл.

И с ним уйдут стихотворенья,
Как жизни лучшие года.
Но я, клянусь, от сотворенья
Сияет мне моя звезда.

И я иду, звездой ведомый
В толпу, в борьбу, в сраженья пыл.
И я везде почти как дома -
Мне домом каждый кустик был.

Мила свирепая мне вьюга,
Промоет очи мне туман.
Во всём я вижу руку друга,
Везде приязнь, я всюду зван.

И потому я верю в Бога
Что знаю: защитит меня.
Всё та же вечная дорога
Под ноги моего коня.

Но все равно ищу я песен,
Все в мире молит: назови
Что шестьдесят! - весь мир мне тесен,
И полон света и любви.

Закончилась эпоха перестройки.
Я проклинаю всё и всякий изм.
Но только не верните мне - о боги -
Уже ушедший в Лету сталинизм.

Ушедший ли? О нём уже вздыхают
И поднимают Сталина на щит.
А дурни ту же музыку лабают:
«Великий Сталин», а народ молчит.

Жизнь на взлёте всегда хороша,
И печально всегда на излете.
Что ж так мается болью душа,
Каменея, как женщина Лота?

И согнули нам плечи года,
Испещрили нам лица морщины.
Остаемся везде и всегда
Непреклонные злые мужчины.

Принимай за ударом удар,
Исправляй за ошибкой ошибку.
Как бы ни был ты молод иль стар,
На лице пусть все видят улыбку.

Даже если он полон тоски,
Забирают в полон неудачи.
Но до самой гробовой доски
Говори только так, не иначе.

Щегол поёт фьюить-фьюить,
Садится мне на плечи.
Стихи писать - не дрова рубить.
Дрова рубить легче.

Я занят тем, что рублю дрова,
Надсаживая плечи.
Но не идут ко мне слова,
Ну не идут ко мне слова,
И кругом бедная голова,
И злюсь я: ещё не вечер.

Припадая к подножью Этны,
Я весёлый, беспечный сижу.
Кубок жидкости пенной, заветной
Я себе между дел нацежу.

Буду пить по чуть-чуть, понемногу,
Губ края в фиолете моча.
Мне понравится это, ей богу.
Кровь, ей-богу, моя горяча.

И заветное это винишко
Я припас для веселья давно.
Сумасшедший нелепый мальчишка
Им до старости быть все равно.

Разрывая кольчугу зимы,
Пробивается к свету росток.
Из глухой первобытнейшей тьмы,
Где метелей с морозами впрок.

Где полгода владычит зима,
Где короткого лето чуток.
Все равно он не сходит с ума
И по тысячам разных дорог

Пробивается к людям весна -
Люди тоже заждались весны!
Их терпеньем довольна весьма
Мать-природа шлёт вешние сны.

Снится солнце, и снится река,
И щетина зелёной травы.
И чуть выше плывут облака
Моей глупой седой головы.

Зима, завиральница вьюга
О чем-то забытом поет
Меня, дорогая подруга,
Ты вспомни хотя бы раз в год.

Ведь были когда-то объятья,
И слёзы твои горячи.
Хотя я давно без понятья
Где ты, вспоминать научи.

Авось и вернётся то время
И юность вернётся, авось
И по возвращения лемме
Швырнут, как подачку, как кость.

Но я и на это согласен.
Как нищий: бери, что дают.
Я богу скажу: ты прекрасен
И дар твой прекрасен. Зер Гут.

Тот, кто любит пить с горла -
Настоящая урла.

Цыгане мерзнут в нашем климате,
Ведь льдом становится вода.
А вы билет счастливый вынете -
Ведь так бывает иногда?

Но где же целому народу
Найти счастливый тот билет?
Они печальней год от году.
Бедней их в этом мире нет.

Цыгане - наши соплеменники,
Надежды огненной друзья.
И старины забытой пленники
«Ни в чём им доверять нельзя» -

Есть мненье, но они вписались
И в русский быт, и в галльский быт.
И пусть порой мы ошибались.
Никто у бога не забыт.

У каждого своя дорога,
У каждого своя стезя.
Они – романтики – ей – богу! -
И нам без них никак нельзя.

Салафиты - это что за племя?
Это что за кличка – салафит?
Пусть мажору будет то не в тему,
Это значит попросту бандит.

Уходят друзья - не враги -
В глубокую тьму мировую.
Мы плачем, мы платим долги
И пишем мы песнь зоревую

И долго о чём-то грустим
Печальном и непостижимом.
Пусть месяцы тают, как дым,
Уносятся неудержимо.

Но что-то ведь вечное есть:
Ромео любовь и Джульетты.
И это напомнил нам днесь
Шалун, озорующий – ветер.

И это напел нам скворец
В доверия полные души.
А ты не зевай молодец,
Иначе: не любо - не слушай.

Сибири не видел, не видел Урала,
Хотя не жалею о том я нимало.

Но жил восемь лет я зато в Зауралье -
Как будто те годы из жизни украли.

Но все ж на богов не держу и обиды:
Такая судьба знать, такая планида.

Оплыли грустью прошлые года,
Молчит моя уставшая цевница.
«Нет» это «нет» и «да», конечно, «да»,
Слезою набегая на ресницы.

И где-то водят звери хоровод,
Веселых нимф задорно соблазняя.
И замолчал в густой траве удод,
Напористому пенью изменяя.

И я спрошу у тьмы: «Где соловей -
Ночей ненастающих император.
И ты звезда во тьме ночной вдовей
Твои звенят пусть золотые латы.

Какая ночь на божий мир сошла!
Хрустят как очарованные тучи!
И сердце мне царапает игла
Печали давней о любви минувшей.

Ну что ж, с печалью давнею живём,
Ведь ко всему на свете привыкают.
И звезды отразивший водоём
Ночные ветры трогают руками.

Не сбываются вовсе приметы,
Испаряются к черту мечты.
Где оно, долгожданное лето,
В осознанье своей правоты.

Пусть распустятся клейко листочки
И встопорщатся стрелки травы.
Я хочу, чтобы лето – и точка!
Но сейчас ведь не лето – увы!

И гуляют шальные метели,
Сыплют с неба шальные снега.
Не дождусь я тепла неужели? -
Так ни друга не ждут, ни врага

Как апрельской весенней капели
И проталин озябшей земли
Я умру в феврале неужели? -
Как терпеть не могу феврали!

Капли сини, весенней лазури
И сочащейся талой воды!
Надышаться весною до дури,
До последнего хрипа в груди.
...

Сто лет одиночества – много,
А год одиночества -  мало.
Клубочком свернулась дорога,
Звезда с небосвода упала.

И просится, просится песня
В простые и щирые души.
И там же проклятая плесень,
И там же - а где ещё? – стужа.

Сто лет одиночества – много,
А год одиночества – мало.
Горнисты играют тревогу,
И всадники к гривам припали.

Пусть пенится чаши с краями,
Опущено к битве забрало.
Ты кто - божество Нараяна,
Иль Гамлет, принц датский, в опале?

Но кто бы ты ни был - оставишь
Себе и дорогу, и песню.
И знай: не о том ты гутаришь
Среди ожиданий и весён.

Гори оно пламенем синим,
Простое и куцее счастье!
Да здравствует мужество Плиния
И ветер, корчующий мачты.

Пусть гнев по губам рукавичкой,
Пусть кровь золотая из раны.
Что будет потом – безразлично.
Всё честно зато, без обмана.
...

Приказ - кульминация битвы.
Назойливо кружит винил.
И огнетушителя бритва -
Им сердце своё раскроил.

И думаешь: не было – было,
Гадаешь: моё - не моё.
А чёрное сердце винила
О давнем и вечном поёт.

Гладиатор лучше футболиста,
Звон мечей милей, чем звон мячей.
Палец к низу – знак весьма речистый.
Замер в ожиданье Колизей.

И вонзился меч в чужое горло,
Взвыла обожателей орда.
Как мы далеки от этих оргий,
Как к нам всё же близки иногда!

Убиваем матерей и жены мы,
Изменяя, мучая, любя.
Подлостью ненужною сражённый,
Я умру однажды за тебя.

Горло схватит огненная жажда,
Что мне: бой иль смерть на колесе?
Только вздох единый и протяжный,
Замер в ожиданье Колизей.

Рано на тот свет вострить нам лыжи,
Я за этот свет держусь упрямо.
Неужели Пушкина увижу,
Говорить я буду с Мандельштамом.

И Цветаева - царица песен
Будет лить словесные узоры.
Да, я понимаю: смерть чудесна,
Но, надеюсь: это мне не скоро.

Будем пить квасок, хлебать ушицу
Девы юны полонят нам взоры.
Я надеюсь: этот свет не снится.
И заря, встающая дозором,

Будет говорить о том же самом,
Золотя кусты, деревья, крыши…
Значит, я увижу Мандельштама,
И, надеюсь, Пушкина увижу

Не поеду за рубеж:
Не едят совсем там беш.

Пока рождаются Высоцкие,
Живут на свете Окуджавы,
Не властны над Россией сотские,
И меч, палаческий и ржавый.

Прорывы будут в те просветы,
Где облака и синева.
Пока рождаются поэты,
Россия - матушка жива

Пожалуй, возвращение к истокам
Опровергает то, что есть исток.
С небес глядит недрёманое око,
Судьба что есть, а по-другому рок.

И мы идём проторенной дорога
К почти что неизбежному концу.
А на лице печали и тревоги.
Не богу-духу, сыну и отцу

Давать нам указания которой
Идти из непредложенных дорог
А всё, что есть то – прима или втора,
Невыученный грешником урок.
...

Лишь времени обязаны мы счастьем.
Пространство здесь, пожалуй, и при чём.
Но отчего рвут темноту на части
Дожди ночные, льющие ручьём?

Бегут они по водостоком, пенясь
Смывая сны, холодную печаль.
И в эти жизни лучшие мгновенья
Мне ничего и никого не жаль.

Не жаль того, что я умру напрасно,
Поднадоев знакомым и друзьям.
Не жаль мне розы, алой и прекрасной,
Не жаль того, что зауряден сам.

А, впрочем, есть стихов лихих десяток.
Надеюсь, он меня переживёт.
Я друга не нашел и адресата
Среди ровесников, но в свой полёт

Готовятся уже ракетопланы,
Они мою надежду понесут
Другим мирам; надежду и обманы,
Которые, конечно, не спасут

Ничто и никого, но в этом мире
Всего прекрасней истинный роман.
И думаю: как я смешон, наивен.
Обкурен, может, может быть и пьян.

Но все равно когда-нибудь найдётся
Тот человек, что обо мне вздохнёт.
Но дождь ночной во тьме потоком льётся,
А вслушаешься: кажется, поёт.

В автобусе еду с тоской на работу,
И еду с восторгом с работы домой.
А где же на счастье высокое квота?
И лета чуть-чуть, и так пахнет зимой?

Как дети бегут от грозы, убегаем
И мы от печалей, обид и невзгод.
Зачем в облаках мы порою витаем
И мним через месяц и мним через год

Изменится всё и мы небо в алмазах
Увидим, как некогда Чехов мечтал.
Ну кто-то всё лучшее, видимо, сглазил,
Заветное самое кто-то украл.

А что же осталось? А то и осталось,
Что в мире не нужно уже никому.
Как детская сказка, ненужная шалость
Тому, заключён кто навеки в тюрьму?

Похвала В.В. Капнисту
Был не мелок, не говнист
Василь Васильевич Капнист.


Я не любил великого поэта.
Да и сейчас, пожалуй, не люблю.
Но коль услышу от другого это,
Клянусь Аллахом, я его убью!

Эфемерна краса девичья,
Как и всякая красота.
Сколько было их юных? – тысячи,
А теперь над ними плита.

Ах, Наташа! Ау, Марина!
Где вы, Нина, Эльвира, Гузель? -
Только белый кладбищенский иней
И никто не вернулся оттель.

А ведь было: в ночи откровенье
Шелестели батисты, шелка,
Падал юноша на колени,
Тайны тайн касалась рука.

Всё ушло - не вернёшь обратно,
Все уходит за ту черту,
Где могильные чёрные пятна
На лице, уснувшем цветут.

Что гадать нам? Мы все там будем.
Всем один и тот же конец.
Так любите друг друга, люди,
Всем биеньем живых сердец.

Простимся: до встречи в Синае.
О, где он – приснившийся дом?
Я долго гадал и не знаю
Сгорает дотла Илион.

И там-то из горсточки пепла
Родится священный напев.
И юноша, верящий слепо
В прекрасных невиннейших дев.


В волну забредёт по колени,
На воду возложит венок.
И пламенем вспыхнут нетленным
Концы и начала дорог.

И станут вдруг горы покаты,
И горькою станет вода.
Но всё это было когда-то,
И будет опять, господа.

Так что же мы ваньку валяем,
Горбатого лепим зачем?
И всё же: до встречи в Синае
Теперь навсегда, насовсем.

Случится же такое на роду
Хоть раз в году, хоть десять раз в году:
В случайную девчоночку влюбился
Такой же неуклюжий, как медведь,
Густым заросший волосом на треть,
Кричу: «Сезам» - и мне Сезам открылся.

Теперь своё пишу коммюнике,
А сердце сумасшедшее в пике.
Любовь - кровоточащая заноза.
А я - философ и себя блюду
Не раз году, не десять раз в году.
И усмехаюсь: чем я - не Спиноза.

Увы! Я старше девы раза в три,
Девчонка уверяет: не смотри
На это. И такая боевая.
К покою клонят годы: я - не рад.
Лишь усмехаюсь: зелен виноград
И сам потом об этом забываю.

И снова в ритме вальса: раз, два, три,
Горят на тусклом небе фонари,
Светила божьи напрочь забивая.
И снова тучи комарья летят.
Уж не моей ли кровушки хотят?
И я их бессердечно убиваю.

Вот так-то, друг. А дева хороша:
Станок – атас плюс добрая душа
С моих стихов каким-то дивидендом
Пришла любовь. Увы! - уже я стар.
И с этого цветка густой нектар
Достанется другому. Резидентом

Бог весть какой разведки я крадусь
И всё, что будет знаю наизусть:
С тобой не по пути нам, дорогая
И в восемьдесят Иоганн любил
Но был смешон поэта поздний был.
А я же откровенно догораю.
...

Разлука - старинное слово,
Почти что заглохшая страсть.
Ничто под луною не ново,
Не может напрасно пропасть.

И это отчаянье тоже,
И к богу мольба: «Помоги!»
Былое с грядущим итожа,
Когда - не друзья, не враги -

Но вспомнятся жаркие ночи
В сплетенье безудержных тел
И кто-то, до грусти охочий,
Печали сдержать не сумел.

Меж ними легли расстоянья
И больше, чем вёрсты – года.
И призрачным стало признанье
И горько солёной вода.

Разлука – смиренное слово
Но в нём же горячая кровь.
Ведёт нас к свиданью и крову
Забытая богом любовь.
...

Невозможно вернуться в прошедшее
Ни на день, ни на час, ни на миг.
Только рвётся душа сумасшедшая
И безудержно плачет старик.

Что ж ты хочешь, печаль незабвенная? -
Реки в рай или в ад утекли.
Я хочу дорогого мгновения,
Что бубенчиком гаснет вдали.

Ничего не вернётся из прошлого,
Все дороги быльём поросли.
И слезою печаль припорошена
И почти что душа не болит.
...

Хороша на диво песня,
Смерть на диво хороша.
Ходит, прячась в неизвестность.
Ходит, смотрит не спеша.

Забирает деток, взрослых,
Прячет их в большой мешок.
И зачем богатства, гро;ши,
Если не; дал доли бог.

Коль душа твоя мяучит,
Как котёнок на полу.
И чему нас бог научит,
Если всё уйдёт в золу.

Если даже песнь нетленна
Умирает, как сурок.
Если огненной геенной
Не пугает больше бог.

Если все умрём однажды,
Потому что родились.
Если огненною жаждой
Мы пророку поклялись.

Говорят, что время - деньги
Ах, не деньги – ерунда.
Потому что гаснет время,
Отливается в года

И в копилку, как червонец
Падает за годом год.
Потому что скачут кони,
Время смерти настает

Ничего не поправимо
Всё на свете – ерунда.
Ибо нет огня без дыма,
Нет удачи без труда.

Вездесущие мысли о смерти,
Вездесущие мысли о счастье.
А в удачу пустую не верьте -
В мире всё происходит иначе.

И заплачено честною кровью
За печаль, за высокую песню.
Даже если мы платим любовью,
Справедливость цены неизвестна.

Но смеёмся, поем, или плачем,
В колыбели качаем ребёнка.
Потому что нельзя нам иначе,
Ибо рвется не там лишь, где тонко.