Однажды,
в молодости,
мне пришлось ночевать
в сторожке путевого обходчика
на одном из маленьких вокзалов
Сибири.
За разговорами
мы сидели с ним
полночи.
Помню его чай,
подобие чифира,
узловатые пальцы,
желтые от табака,
выцветшие глаза
и фразу:
«Когда седина
и морщины
начинают уравновешивать друг друга,
осенние дожди
открывают двери
в воспоминания».
Когда я проснулся,
он уже ушёл на обход.
От него осталась лишь записка:
«Осеннее небо
потому всё в тучах,
что учит
не мечтать» .
Прошли годы.
Сегодня
начался сезон дождей,
и открылись
мои двери в воспоминания.
***
Холодным октябрьским днем,
я забрал
свою женщину
из больницы
после очередного приступа.
- Слышишь,-
шептала она, -
мне известно всё.
Наши души никому не нужны.
Мы только грядки.
Понимаешь,
нас растят на убой.
Нет никакого рая и ада.
Мы только топливо
этих прожорливых звезд.
Я была за коридором,
Это их свет…
Из трапезной»
- Да ну тебя, -
я постарался прижать её к себе.
Она оттолкнула.
- Ты не понимаешь, -
с жаром продолжала она, -
эти радости и горе,
как дождь и солнце
для растений.
Они удобряют нас.
Им нужна
сбалансированная пища.
Я молча отошел к окну
и отодвинул штору.
Когда ты не можешь возразить
своей женщине,
ты либо
только что влюбился в неё,
либо чувствуешь,
что её теряешь.
Я посмотрел вниз.
По рельсам ехал трамвай.
- Странно, -
я уставился ему в след.
- Что странно? –
она подошла ко мне.
- Трамвай номер восемь.
Его отменили лет десять назад
и демонтировали рельсы в тот район.
Сейчас пустили
какой-то новый маршрут,
а номер
дали старый.
- И что?
- В том районе жила
моя первая любовь.
- Ты думаешь,
это знак?
- Нет, -
просто,
когда в настоящем
появляются указатели
на прошлое
ко мне начинают приходить сны,
и я не знаю
каких гостей ко мне занесёт.
Она обняла меня.
-Только не отдавай гостям меня.
- Тебя?
- Да. Они объявили охоту.
- Глупости.
Есть Бог,
есть Любовь.
- Бог - это сказка.
Они придумали ее.
А любовь…
Это типа риформинга.
- Что?
- Повышение октанового числа.
-Души?
- Души.
Я прижал её к себе
- Крепче,
- попросила она, -
крепче.
Я боюсь твоих снов.
- Я сам их иногда боюсь.
- Если ты увидишь во сне звезды,
беги от них.
Просто не верь им,
не показывай им любовь ко мне.
- Да что же тебе кололи? –
попытался пошутить я.
- Ты не понимаешь, -
снова зашептала она и прижалась, -
крепче,
пожалуйста, крепче.
- Я раздавлю тебя
- Сердцем держи…
Той ночью я заснул под утро.
Первым гостем был мой дед.
Он что-то рассказывал о стаде коз,
и свою историю,
как однажды заблудился в лесу
и выбрался,
благодаря Большой медведице.
«Посмотри,-
говорил он
и показывал в небо,-
я научу тебя искать Полярную звезду»
«Нет.
Только не звезды ,
- отвечал я ему, -
не пытайся поймать меня
на эту уловку»
Дед хмуро выше из сна,
хлопнув дверью
так,
что я чуть не проснулся.
После каждого хлопка дверью
оживает одиночество.
Если его не прогнать сразу,
оно может стать твоим.
Я упустил свой миг,
и под сердцем
что-то сжалось.
В это момент пришла она.
- Какая чудная ночь!
Одиночеством не поделитесь?
- Нет, -
я хмуро посмотрел на неё, -
делится не привык.
- Рассвет Вам помощь, -
нежно проворковала она,
и тихонько выскользнула из сна,
ровно в тот момент,
когда острый луч солнца
отрезал хвост
у беспокойной ночи.
Утром
я ходил сосредоточенный
и злой.
- Что с твоими снами? –
спросила моя женщина.
- Бред какой-то:
вначале дед приходил,
потом девушка с лицом,
похожим на ту,
к которой я отправлялся
на трамвае номер восемь.
- Она жива?
- Не знаю.
Ничего не знаю о ней лет двадцать.
- Интересно?
- Нет.
Просто вчерашний трамвай
сделал мой сон.
- Может быть …
может быть...
Не забывай про звезды.
Следующая ночь
опять принесла свидание.
Я шел по коридору,
соединявшему два пожара
и знал,
что в одном мне дано сгореть,
а в другом задохнуться от дыма.
Вопрос только в том,
что я забыл
в каком должен был умереть
одним из этих способов,
а в каком другим.
Через левое плечо болтался противогаз,
а на правой руке
висела асбестовая накидка.
С одной стороны коридора
шел угарный дым,
с другой наступали языки пламени.
Не понимая,
что делать,
я остановился в ступоре
по центру коридора.
Обреченность и беспомощность -
две постоянные спутницы
моих кошмаров -
прижались к ногам,
и подкосили колени.
Вдруг в потолке
распахнулось окно,
и оттуда появилась рука.
Хрупкая женская рука.
Я бросил свои
накидку с противогазом,
схватился за неё и,
спустя мгновение,
очутился на крыше
многоэтажного дома.
Рядом со мной
была вчерашняя гостья.
- Какая глупая привычка –
умирать,
чтобы достигнуть цели, -
слегка улыбнувшись,
сказала она.
- Живу, как научили, -
мрачно ответил я,
и прикоснулся
к обожжённой руке.
- У людей не принято
учить жить -
они учат друг друга
идти в направлении
смерти.
Где-то внизу громыхнул трамвай.
- Номер восемь? – спросил я
- Да.
Её «да» прозвучало
резко и звонко.
Я немного поёжился,
как от холода.
- Он идет ко мне, -
голос стал чуть мягче, -
Поехали?
- Но он идет в другой район.
- Нет,
конечная осталась там же.
- Мне это не интересно.
- Я знаю.
Но тебе хочется
проехать на трамвае
под номером восемь.
- А что за маршрут у него сейчас?
- Зеркальное отражение старого следа.
Если посмотреть на город сверху,
то можно увидеть,
что эти два маршрута
образуют созвездие Объятий.
- Такого созвездия не существует.
- Существует.
По форме оно похоже на сердце.
Его основание –
звезда,
от которой векторами
влево и вправо
формируется
расширяющаяся фигура.
Затем,
сделав два полукруга,
вектора соединяются,
образуя конечную точку сердца.
Странное созвездие:
его последнюю звезду
не всегда видно.
И это делает его
похожим на жизнь.
- Как это?
- Всё как в жизни:
в самой нижней точке
вектора прижимаются близко –
это и есть объятия.
Потом они,
расширяясь,
становятся слабее,
но по идее,
должны вновь соединиться.
Центральная звезда коварна,
и если она не появляется,
то из фигуры сердце
образуется треугольник.
Очень распространенная фигура.
- Где основание?
- На твоей остановке.
- А конечная –
это центральная точка созвездия?
- Всё верно.
- Линии
прошлого и настоящего
образуют созвездие объятий?
- Да.
И конечная точка-звезда
могла бы называться Любовью.
Но астрономы придумали ей
какое-то странное
цифробуквенное обозначение.
- Звезда с названием Любовь.
- Да. Красиво?
- Банально, -
жестко сказал я, -
Поехали.
Мои глаза открылись
и встретились с утренним солнцем.
- Ты тревожно спал, -
сказала моя женщина.
- Дурацкие сны, -
хмуро буркнул я, -
не переживай –
на звезды не смотрел.
Кое как
решив производственные вопросы,
я кинулся в машину
и направился в район,
где в юности
подставлял своё сердце
под лучи первой любви.
Район перестроили
и он стал
почти не узнаваем.
Побродив по кварталам,
я наткнулся на хрущевку,
напоминавшую ту,
что давным-давно
была моей жизнью
и моими грёзами.
Я поднялся на пятый этаж
и позвонил в дверь.
Она была и знакомой
и незнакомой одновременно.
Никакого движения.
Я прозвонил всю площадку,
но нигде
мне не открыли.
Домой я ехал
злым и обессиленным.
Моя женщина
с тревогой посмотрела на меня:
- Мне кажется,
что сны о прошлом –
это западня для настоящего:
если часто оглядываться,
то непременно споткнешься.
Этой ночью
я остался спать на диване в зале.
Сон вернул меня
в тускло освещенный вагон.
Трамвай немного вздрогнул
и поехал по ночному городу.
Моя первая любовь
сидела у окна
и постоянно привлекала моё внимание
какими-то мелочами
из ночной жизни города.
Мы вышли на остановке.
- Это конечная?
- Нет
Ты же помнишь,
что конечная –
это последняя звезда
в ложбинке созвездия Объятий.
Мы вышли раньше.
Мне кажется,
ещё не время ехать до конечной.
Она, смеясь,
взяла меня за руку
и повела
к конечной остановке
пешком.
Затем мы пошли к той хрущевке,
где я был сегодня днем.
На площадке пятого этажа
горел яркий свет
а из-за всех дверей
доносилась музыка
и веселые голоса.
Она достала ключи
и вставила их
в замочную скважину.
- Ты чувствуешь,
что под сердцем
пропало одиночество? -
вдруг спросила она.
Я утвердительно кивнул головой.
- А все потому,
что просыпается
центральная звезда
созвездия Объятий, -
с улыбкой сказала она
и повернула ключ.
Легко щелкнул замок.
Мы зашли в темный коридор,
в конце которого
призывно горел яркий свет.
Оттуда доносился смех и музыка.
Она повернулась ко мне,
и мы встретились глазами.
Внутри меня развернулся млечный путь.
- Посмотри под сердце, -
прошептала она, -
сегодня там видна
центральная звезда созвездия Объятий.
- Звезда по имени Любовь?
- Да ,-
так же шепотом подтвердила она
и впилась в мои губы.
Потом была комната
с ярким светом,
веселье,
танцы,
поцелуи
и снова поцелуи.
Это был бесконечный
водоворот радости,
где меня кружило
в самом центре.
Я улыбался
и смотрел под своё сердце,
где яркими красками
пульсировала центральная звезда
созвездия Объятий.
Вдруг
меня бросило в темноту.
Я открыл глаза в своей комнате.
Надо мной
стояла моя женщина –
у неё снова был приступ.
Скорая приехала быстро.
Я поехал с ней
и всё время
держал её за руку.
Почти перед больницей
ей стало легче
и она открыла глаза:
- А почему вы расстались с той девушкой?
С твоей первой любовью.
- Не помню, -
ошарашенно ответил я, -
зачем тебе это.
- Не знаю,
показалось важным.
- Мелкие обиды
или типа того.
Мне кажется,
что я просто ушел.
Она вяло кивнула головой.
Нас завезли в больницу,
её ту же
повезли в реанимацию.
Я сел на кушетку
в больничном коридоре
и закрыл глаза.
В этом сне
я снова оказался на остановке трамвая.
Один.
Подошел трамвай №8.
Я сел в пустой вагон
и мы поехали по кривой
созвездия Объятий.
На предпоследней остановке
трамвай остановился
и погасил все огни.
- Почему? –
закричал я, -
мне надо выйти на конечной.
Никто не отвечал.
Я подошел к кабине.
Она оказалась пустой.
- Мне надо на конечную, -
твердо сказал я
и сел на место водителя.
Зажглись индикаторы
на панели приборов.
Нога нашла педаль хода.
Трамвай медленно
тронулся по рельсам
и нырнул в темноту.
Тусклый свет фар
пробивал вперед
метра на три,
и лишь отражался
от поверхности рельс .
«Надо ли мне туда?
- подумал я, -
дорога в будущее
соткана из иллюзий,
дорога в прошлое –
из воспоминаний».
Мой путь выбивался
из привычной логики
и вел в прошлое
через мечты.
Я увидел вдали
невысокий столб
с тусклым фонарем.
Вокруг была
бескрайняя темнота.
Трамвай резко ускорился
и пошел в гору.
Свет фонаря
был где-то внизу,
но не терялся,
а призывно дрожал.
Вдруг я увидел,
что свет фар
больше
не отражается от стали рельс -
они закончились.
Трамвай полетел вниз,
прямо на одинокий фонарь.
Падение затянулось,
остановилось,
и в какой-то момент
я понял,
что это уже не падение,
а полет вверх.
Трамвай растворился
в окружающей мгле.
Остались
только я,
ошметки ветхих ночных облаков,
больше похожих на истлевшие саваны,
и этот холодный
мерцающий свет.
Волнительный и зовущий,
одинокий и непостижимый -
свет центральной звезды
созвездия Объятий,
звезды с нечитаемым названием,
ещё не открытой астрономами,
но уже забытой многими сердцами,
звезды по имени Любовь.
Меня похлопали по плечу.
Это был врач реаниматолог.
Он сказал несколько фраз
и развел руками.
Его пустое
и растекающееся
в больничном пространстве лицо
превратилось в волны
и те накрыли меня болью.
Я обхватил свою голову руками
и замер
в больничном коридоре
под ударами
этого
беспощадного шторма.
***
Осеннее небо учит не мечтать.
Я открыл глаза в своей сторожке.
Одело сползло
и лежало на полу.
Болела голова.
Ненавижу дневные сны -
они,
как испитый чай
имеют пустой вкус,
мерзкий цвет
и больше утомляют,
чем дают бодрости.
Дрова прогорели
и осенняя сырость
начала пробираться
через многочисленные щели
внутрь
моей обители.
«Пора на обход, -
подумал я, -
сегодня смены не предвидится.»
Тяжело найти в наших краях
путевых обходчиков.
Никому не нужна
такая работа,
только,
если человек не бежит от себя,
не считает одиночество болезнью
и не прячется
от возможности мечтать.
Потому что мечты
всегда отправляются к звёздам,
а некоторые люди
уже достаточно
накормили их.